Мужей много не бывает
Шрифт:
— Мы разговаривали, — добавляю я.
— Это я помню, — улыбается она. — По крайней мере, большую часть. Я совсем глупости говорила?
— Нет. Ты была обворожительна, — отвечаю я. Мы оба знаем, что я говорю это не для проформы.
— Что у нас на завтрак?
— Яичница с беконом, сосисками и фасолью. Даже какие-то грибы, хотя я им не доверяю.
— Здорово, — улыбается Лаура.
— Здорово, — подтверждаю я.
13. МОЯ ДЕВУШКА
Я выплываю из странного сна, в котором я был на собачьих бегах.
Прошлым вечером у нас был хороший секс. Неожиданный. Волнующий. Как в молодости. Я
Я со вкусом потягиваюсь, размышляя о том, почему такое случается, что я начал замечать, когда чувствую себя как в молодости. И это пока правило или уже исключение? Мне гораздо ближе к пятидесяти, чем к двадцати одному. Это непреложный факт. Когда подобные мысли приходят мне в голову, я не спешу делиться ими с Беллой, несмотря на ее желание всегда быть в курсе того, что творится у меня в мозгу.
Ее сторона кровати холодная — следовательно, она встала уже некоторое время назад. Я выползаю из постели и тащусь вниз, в надежде, что она в кухне или на застекленной террасе. Но и там и там пусто. Беглый осмотр дома показывает, что она куда-то ушла. Я проверяю, не прикрепила ли она записку к календарю, висящему в буфетной, затем смотрю, не оставила ли она ее на столе в кухне. Я вовсе не удивлен, что мои поиски не приносят результата, — Белла не принадлежит к тому типу женщин, которые, уходя, обязательно информируют близких людей о своем местонахождении, чтобы те не волновались. Относительно некоторых вещей она, кажется, завязла во времени своей буйной молодости. И мне нравится эта ее черта.
Я варю кофе и раздумываю, что бы съесть на завтрак. Белла предпочла бы, чтобы я съел половину грейпфрута и мюсли — их она сама готовит по понедельникам, на всю неделю, точно отмеряя предписанное количество каждого вида злаков, орехов, изюма и других ингредиентов. Она узнает, если я позавтракаю чем-нибудь другим. Она и слышать не хочет о покупных мюсли — в них слишком много соли и сахара. Она беспокоится об уровне холестерина (моего) и содержании жира (моего и ее).
На первый взгляд это похвальное беспокойство зрелого, серьезного человека о здоровье, но при ближайшем рассмотрении оно оказывается суммирующим индикатором сумбурности ее характера. Забота об ограничении потребления жира — это, конечно, вещь важная, но тот факт, что она была спровоцирована статьей в женском журнале, в которой говорилось, что 70 процентов всех супружеских пар набирают больше трех с половиной килограммов веса за первый год совместной жизни, полностью срывает с нее ореол взвешенности и обдуманности. Я посоветовал Белле перестать верить статистике. Она рассмеялась, когда я сказал, что 87 процентов статистики придумывается в процессе написания статьи. Но все равно мы целыми неделями существовали исключительно на салатах.
Меня даже несколько тревожит, насколько серьезно Белла воспринимает все рекомендации, исходящие из не совсем достоверных источников. Иногда я задумываюсь, стала бы она другой, если бы ее мать была до сих пор жива. Я пришел к выводу, что из-за того, что Белла потеряла мать в таком раннем возрасте, она всегда ощущает себя чуть-чуть одинокой и потерянной. Естественно, сама она в этом никогда не признается.
Я выбираю грейпфрут и мюсли, потому что мысль о смерти матери Беллы настроила меня на печальный лад, и мне захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Я не жду, что Белла будет благодарить меня за сочувствие, — она примет его за жалость. Она часто подчеркивает свою независимость.
Когда я только встретил ее, я не был уверен, что мне удастся прогрызть стальную оболочку ее самодостаточности и убедить в том, что самостоятельность можно сохранить и в рамках близких отношений. Как только я увидел ее, я понял, что она должна стать моей. Не просто для секса, а вообще. Это был
Позавтракав, я споласкиваю тарелки и чашку, загружаю их в посудомоечную машину, бреюсь и прочитываю половину тропического леса, замаскированного под субботнюю газету. Белла не возвращается. Я набираю номер ее мобильного телефона. Он звонит в кухне. Я пробую дозвониться Лауре — ее телефон выключен. Тогда я звоню Амели.
«Она была здесь, но только что вышла».
Как странно. Меня не часто обвиняют в том, что у меня слишком живое воображение, но сейчас у меня четкое чувство, что Амели говорит мне неправду. Очень странно.
Но с другой стороны, зачем ей мне лгать? Вообще незачем. Сегодня прекрасный день, жаль будет потратить его зря. Я снова беру телефон, набираю номер своего брата и договариваюсь о партии в гольф.
14. Я ПРОСТО НЕ МОГУ НЕ ВЕРИТЬ
— Это было очень вкусно. — Я улыбаюсь и подбираю остатки яичницы кусочком белого хлеба. — Сам приготовил завтрак. Ты стараешься произвести на меня впечатление? — Я опять улыбаюсь, надеясь, что выгляжу как знающая себе цену и уверенная в себе особа. — Я могла бы догадаться, что мы не переспали, — в противном случае ты, наверное, не предпринимал бы таких усилий. — Ой! Это должна была быть шутка, но не прозвучала ли в ней разочарованность в жизни? Каждый знает, как много правды говорится под видом шутки.
Кажется, мои слова слегка задели Стиви, но он ничего не говорит. Да и что он может сказать? Если бы он начал говорить мне, что я могу ему доверять, что он меня не подведет, что все, чего он хочет, — это петь мне и смешить меня, что он не потеряет интереса ко мне даже после того, как у нас случится секс, — невзирая на то, что я разведенка и мать-одиночка, — тогда я решила бы, что он чертовски странный парень.
И все же это именно то, что я хотела бы услышать.
Каждый раз, когда я смотрю на него, внутри у меня все переворачивается и начинает плясать джигу — ничего удивительного, что мне хочется сказать ему, что я самая интересная женщина из всех, кого он встречал в жизни. Или, по крайней мере, не самая скучная. Я могу вполне удовлетвориться и этим. Я качаю головой. Меня поражает собственная непоследовательность. Нет ничего странного в том, что мужчины нас не понимают, — иногда я и сама себя едва понимаю.
Наверное, это похмелье мешает мне мыслить ясно. Я не думаю, что он считает меня скучной или недалекой. Я смотрю на него из-под опущенных ресниц, надеясь, что это выглядит соблазнительно, а не так, будто мне в глаз попала мошка. Стиви встречает мой взгляд. Он улыбается, но, возможно, не от восхищения мной, а от удивления тем, как я себя веду. Но не похоже, что ему скучно, — скорее, в нем заметно желание сделать мне приятное. Однако я уже долгое время не играла в эту игру и могу неправильно истолковывать внешние проявления. Как бы я хотела стать сейчас опять такой, какой я была до встречи с Оскаром — до того, как моя уверенность и самооценка была втоптана в грязь! Та Лаура могла за несколько секунд со стопроцентной точностью оценить ситуацию. Я смущенно отворачиваюсь — мне стыдно за свою беспомощность.