Мужей много не бывает

Паркс Адель

— В той же гостинице есть комната Аль Капоне, — продолжает бармен. — Там стоит шкаф, где на внутренней стенке изображен связанный коридорный с кляпом во рту. А это, получается, для кого? Для будущих убийц и главарей банд?

Комнату Аль Капоне защитить труднее, поэтому я молча отхлебываю бренди.

— Могу спорить, что сами вы вышли замуж как следует, в окружении семьи и друзей, цветов и конфетти. Могу спорить, вы обвенчались в нормальной церкви, а потом у вас был большой банкет в каком-нибудь приличном месте. Верно?

Бармен в точности описывает мою свадьбу с Филом. Я могла бы еще добавить, что к алтарю я шла под Свадебный хорал Вагнера, а обратно — под Свадебный марш Мендельсона и звон церковных колоколов.

Обычно в разговорах с незнакомыми людьми — да и, по правде говоря, кое с кем из самых

близких людей — я следую курсом, предполагающим наименьшее сопротивление. Я не пытаюсь разуверить встреченную в химчистке милую старушку, которая почему-то решила, что я наверняка занимаю «важный пост в какой-нибудь крупной и успешной компании». Некоторые лондонские таксисты уверены в том, что я на все сто согласна с их утверждением, что каждого ребенка обязательно нужно время от времени драть за уши — иначе из него ничего путного не получится, — хотя на самом деле я принимаю участие в программе «Остановим насилие» Национального общества защиты детей от жестокого обращения. Мне просто не хватает мужества сказать об этом. На вечеринках беседующие со мной люди искренне полагают, что мне интересно, где можно достать превосходное постельное белье из пике вафельного плетения, что артишок является действенным природным лекарством от несварения или что скосарь бороздчатый — это настоящий бич контейнерного садоводства из-за того, что в таких условиях невозможно применение против него пестицидов. Это омерзительно. Мне на все это совершенно наплевать. Фил думает, что я, подобно ему, хочу по меньшей мере четырех детей, в то время как в действительности я считаю, что двух будет вполне достаточно. Интересно, сколько их в итоге окажется?

Я никогда специально не задумывалась, почему я с такой неохотой делюсь с кем бы то ни было своими истинными мыслями и чувствами, объясняя это в лучшем случае проявлением вежливости с моей стороны, а в худшем — нежеланием распинаться перед людьми, придерживающимися, прямо сказать, нелепых и смехотворных взглядов.

Но сейчас я стараюсь это проанализировать.

Я сбрасываю туфли и разминаю уставшие за день стопы. И почему женщины до сих пор ходят на шпильках? Разве нельзя придумать что-нибудь одновременно сексуальное и удобное?

Правда состоит в том, что мои взгляды не статичны, они постоянно изменяются. Я не знаю твердо, что я думаю и во что верю, — и даже кем являюсь; потому что на самом деле во мне два человека.

Я — Белинда Макдоннел, тощая девчонка из Кёркспи. Я ношу отвратительные обноски, оставшиеся от старших братьев или соседских детей, или дешевые шмотки, купленные на рынке и подходящие скорее для девиц легкого поведения. Я живу в старом доме с двумя спальнями, таком маленьком, что переднюю, как называла закуток перед дверью мама, отдали мне под спальню. Это попытка нашей семьи сохранить видимость респектабельности — альтернативой было бы делить комнату с братьями. Телевизор и обшарпанный обеденный стол теснятся в гостиной в компании с велосипедом и старым диваном. Посудомоечная машина остается для нас недосягаемой мечтой, на полу в кухне лежит липкий линолеум, все ковры вытерты до дыр, а туалет находится во дворе. Где вы еще такое видели в наше время?

Я — Белла Эдвардс, богатая, утонченная женщина, одевающаяся в дизайнерские вещи и купившая отдельный шкаф специально для сумочек и туфель. Я живу в огромном доме с четырнадцатью комнатами. Кухня и подсобные помещения оборудованы по последнему слову техники: блоки измельчения отходов под раковинами, полы с подогревом и холодильник с диспенсером льда. В моем доме четыре туалета, и ни один из них не находится на улице. Даже сиденья унитазов у нас с подогревом. Вообще-то на самом деле я думаю, что сиденья с подогревом — это уж слишком. Каждый раз я не могу удержаться от мысли, что сиденье потому теплое, что кто-то только что был в туалете и нагрел его, извиняюсь, задницей. Это весьма неприятная мысль, напоминающая о Кёркспи. Я не сказала Филу, что ненавижу такие сиденья, когда он устанавливал их — за большие деньги, между прочим. И зря не сказала.

Как получилось, что я до сих пор Белинда Макдоннел? Почему, вопреки моим надеждам, дизайнерская одежда не в силах защитить меня, подобно рыцарским доспехам?

Я не готова ответить на эти вопросы сейчас и, быть может, не буду готова к этому никогда. Но

я также не собираюсь позволять этому самодовольному всезнайке бармену высказывать свои суждения обо мне, не проинформировав его об обстоятельствах моего вступления в законный брак.

— На самом деле я обрела статус замужней женщины в стенах бюро записи актов гражданского состояния в Абердине. Это в Шотландии, — любезно уточняю я. — На мне были джинсы «Ливайс», приобретенные в магазине подержанной одежды. Они были мне длинны, поэтому их приходилось подворачивать — в то время это было очень модно. Я была обута в ботинки «Док Мартенс» с тартановыми шнурками. Но стилю рабочего наряда я следовала не полностью, потому что на мне была голубая женская блуза, полупрозрачная, очень красивая и раньше принадлежавшая моей матери. — Эта блуза вообще была одна из немногих красивых вещей, что у нее были. — В руках я несла несколько гвоздик, за относительно большие деньги купленных у уличного торговца цветами. По общечеловеческим меркам, их нельзя даже назвать букетом — действительно просто несколько гвоздик. Свидетелей мы позвали с улицы. Женщина шла на прием к дантисту. Она уверила нас, что не расстроится, если даже несколько опоздает на экзекуцию. На вид ей можно было дать лет сорок. Она сказала, что не любит ходить к зубному врачу, и в последние годы ей нечасто удается побывать на свадьбе. Вторым свидетелем был мужчина лет тридцати. У него не было работы, и он без дела слонялся по улице. Вся процедура заняла около десяти минут. Затем мы обменялись со свидетелями адресами и следующую пару лет посылали им открытки на Рождество. Наш торжественный свадебный обед состоялся в закусочной «Пицца-Хат». Тогда у них уже был салатный шведский стол. Так как мы учились в университете, такие мелочи были для нас важны. Еще мы ели тягучий тоффи-пудинг. Мы было девятнадцать лет, и я была влюблена по уши.

Невзирая на продолжительность моей речи, бармен воспринимает ее с искренним восторгом. Он улыбается широчайшей улыбкой, наполняет бренди еще два стакана и двигает их ко мне.

— Ничего себе! Отличная история, леди. Вы вернули мне веру в чистую и непорочную любовь. Это просто здорово, что вы двое до сих пор вместе. Эти два — за мой счет. — Он удаляется к другому концу стойки и принимается протирать стаканы.

Я нахожусь в полной растерянности до тех пор, пока не обнаруживаю, что у меня на талии лежит чья-то рука. Я оборачиваюсь и оказываюсь нос к носу с улыбающимся Стиви.

— Ой, слава богу, это ты, — говорю я. Меня окатывает болезненная волна облегчения, и я чуть не теряю сознание. — Я испугалась, что это Фил меня выследил и что он все слышал.

— Я тебя не выслеживал. Мне не хотелось спать, поэтому я решил погулять по саду. Я и не думал тебя искать. — Его горячность заставляет меня усомниться в том, что он говорит правду. — Отличная история.

Я краснею.

— Слегка увлеклась. — Я прокручиваю в голове все, что только что сказала бармену. То, что Стиви подслушал, как я в подробностях описываю день нашей с ним свадьбы, слегка унизительно. Ранее я притворялась, будто едва помню его. И, как бы с целью еще усилить мое смущение, Стиви по-прежнему обнимает меня за талию.

Легко проникая сквозь тонкую ткань платья, его прикосновение заставляет меня трепетать. В надежде унять дрожь, я делаю большой глоток бренди.

— Этот парень нападал на людей, вступающих в брак под влиянием момента. Мне показалось, что будет неправильно позволить ему остаться при мнении, что все такие браки — несусветная глупость и что все они заканчиваются плохо.

— А! Но ты ведь думаешь, что наш брак был несусветной глупостью и что он закончился плохо.

— Я никогда такого не говорила.

Стиви не собирается так просто отвязываться.

— Значит, пусть думает, что мы и теперь, по прошествии десяти с лишним лет, состоим в счастливом браке?

Я пожимаю плечами, понимая, что снова не была до конца честной — даже в той ситуации, когда лгать было не обязательно. Горькая пилюля, принимая во внимание тот факт, что моя речь задумывалась как краткий эксперимент, призванный доказать, что я еще способна на проявление искренности.

— Я не успела рассказать всю историю. Концовка всегда зависит от того, на какой странице ты закрыл книгу, — небрежным тоном говорю я, затем ловко меняю тему: — Ты снял свой костюм Элвиса.