Мужик
Шрифт:
– Мне, Марк Федорович, необходимо Скуратове купить... Оно сразу в земство меня пустит...
– Пустит,- это что и говорить! Верно рассчитал, пустит... Ах, голова! Верно всё у тебя... и очень ты этим побеждаешь!
– Дальше я соображаю так: болото ваше вы тоже мне продайте...
– Мм... И болото? Ах ты... пострели те горой! На что оно при Скуратове?
– Я завод сухой перегонки дерева устрою, лес сведу, а болото высушу...
– Правильно!.. Н-да-а... Вот оно как... Это будет... братец ты мой... это, Аким Андреевич, выйдет так, что Скуратово-то
Шебуев сложил руки ладонями вместе и, сунув их между колен, крепко стиснул колени. Чечевицын внимательно и серьезно поглядел на его широкую согнутую спину, на крепкую шею и покачал головой. Потом поджал губы, потрогал себя за бороду и, сбоку глядя на архитектора, заговорил, как бы рассуждая сам с собой:
– Земля там наклонна к реке... м-да... Ежели через большую дорогу канавочку проковырять - вода сбежит, верно! А я вот - дурак... Семнадцать лет владел, а не догадался... Вот она, наука-то... Нет, в ней тоже есть применимость... Что ни говори... Пес те возьми, а? Правильно! И заводишко у места будет... хм! Подвел рекой дощаничишко и грузи себе полегоньку... а в половодь - к самому заводу подъедешь... ловко! Эх, кабы не пора мне умирать! Кабы у меня печенки покрепче были... Взял бы я тебя, Аким Андреевич, в управляющие - получи двенадцать тыщ!
– А я пошел бы?
– спокойно спросил Шебуев, не изменяя своей позы.
– Н-да-а... ты бы не пошел... хо-хо! Где тебе чужим делом править? Ах ты... сделай милость! Обидный для меня твой план, Аким Андреевич! Очень обидный... так вышло у нас, что вроде как ты меня дураком обругал... да-а... А я должен чувствовать, что правильно ругаешься...
– Ну так как же? Даете денег, Марк Федорович?
– спросил Шебуев, выпрямившись и глядя купцу прямо в глаза.
– Денег-то? Это так нельзя... Это непорядок... так сразу и дай тебе! Надо подумать... Надо очень подумать...
– Да ведь дело правильное!..
– Ну что ж? Твое дело... а деньги мои. Н-да... Так сразу нельзя... "Дай!" - "Изволь!" Нет, этак не ведется...
Шебуев вдруг весело и искренно расхохотался.
– Да ведь дадите же!
Купец чмокнул губами и, как бы сам себе не веря, вскричал:
– А... дам! Ну те к лешему! Дам... живи! Вали! Не могу не помочь умному парню... Стыдно не помочь. Ах ты... Как не дашь? Только ты погоди... я подумаю... для прилику... Ну и прощай... прощай, брат! Уйти от тебя скорее, а то мильон выпросишь - хо-хо!
Чечевицын смеялся, щеки у него вздрагивали, и, встав со скамьи, он как-то нерешительно переступал с ноги на ногу. Но в глазах у него было что-то пораженное, какое-то смятение. Он похлопывал Шебуева по плечу большой пухлой лапой, и глазки его беспокойно бегали по твердому лицу Шебуева.
– Иду... еду на биржу... скоро двенадцать... уж не зову тебя: некогда завтракать-то,- говорил он, усмехаясь, и вдруг как бы против своего желания закончил свою речь; - А... а опасный человек, Яким Андреич... охо-хо какой! М-много ты нагрешишь на земле... ей-богу, правда!
– Ничего, не бойтесь!
– сказал Шебуев, спокойно тряхнув головой.
–
– До свиданья!
Чечевицын пошел из сада, тяжело передвигая огромные ноги. Корпус его был странно неподвижен и похож на большую черную бочку. А Шебуев снова сел на лавку, крепко провел рукой по лицу и облегченно вздохнул. Но он не стер рукой с лица своего ни озабоченности, ни той неприятной и неприязненной усмешки, которой он проводил купца. Он и теперь с этой же улыбкой разглядывал землю пред собою, низко наклонив голову и не замечая, что по дорожке сада к нему тихо идет Малинин. Он вскинул голову уже тогда, как увидал пред собою ноги врача
– А! Павел Иванович!
– воскликнул он, и выражение его лица тотчас же стало искренно приветливым.
– Экую вы пылищу пустили!
– сказал Малинин, пожимая его руку и указывая глазами на разрушаемый дом.
– Уж потерпите! Не водой же поливать этот ковчег ветхозаветный... Куда вы?
– Гуляю... Я уже давно здесь хожу... да вы тут с Чечевицыным сидели...
– Сидел...
Лицо Шебуева снова дрогнуло, и он с ожесточением и злорадно воскликнул:
– Заглотался, подавился, старый волк! Смерть чувствует и - подло трусит... га-адина!.. А я его всё наталкиваю на мысль о ней... И, ей-богу, мне приятно видеть, как он корчится от страха...
Малинин уже сел рядом с ним на скамью, но при этих словах вдруг поднялся и с крайним изумлением на лице взглянул в лицо архитектора.
– Что вы... так смотрите?
– спросил Шебуев.
Видя, как слова его подействовали на Малинина, он вдруг осекся, даже смутился, и его злорадно сверкавшие глаза погасли. Он даже улыбался немножко конфузливо, но уже весело.
– Вы меня...- заговорил Малинин медленно, опускаясь на лавку и не сводя с него глаз,- вы страшно удивили меня...
– Уж вижу, вижу... но чем - не понимаю!
– Этой... жестокостью... Послушайте! Значит, вам среди них не легко?
– Какой вы наивный, Павел Иванович!
– вздохнул Шебуев.
– Но вы всегда так защищаете их... и я думал - Чечевицын искренно нравится вам...
– Он? В нем есть кое-что... Он лучше других... А все они тем хороши, что жить умеют... звери! Хорошо знают цену жизни... Эх, Павел Иванович! Я сейчас этому Чечевицыну сражение проиграл... Глупо проиграл, знаете... Обидно глупо... да! Нашло на меня что-то... бросился сразу, и... он мне не даст денег, старый чёрт!
Архитектор махнул рукой я замолчал. Малинин смотрел на него с сожалением и упреком.
– Что вы?
– спросил архитектор.- Думаете - звереть начинаю? Нет еще... рано еще! Хотя среди них озвереешь.. Я вот уже две недели не отдыхал от них... Сегодня вечером иду к Варваре Васильевне... Вы что такой бледный?..
– Не спал ночь...
– Стихи писали?
– Доклад о кладбищах...
– Бедняжка!
– Потом лег спать... но не спалось. В голове какая-то муть... Лежал, глядя в потолок, и, слушая, как бьется сердце, думал в такт его биению: "Жизнь идет, жизнь идет!" Скучное занятие!