Мужики и бабы
Шрифт:
Андрей Иванович зашел в дальний угол пая от рощи, где стоял у него дубовый столбик, врытый еще три года назад, и сказал:
– Начнем отсюда… Ряды погоним к озеру.
– Папань, пусти меня передом, – попросил Федор.
Андрей Иванович уклончиво нагнулся, вынул из липового туеска, притороченного к левой ноге, смолянку [6] , так, нехотя, скорее для порядка, провел ею несколько раз по источенному жалу косы… Коса-то была отбита и наточена что надо. Просто Андрей Иванович медлил – не хотелось ему сразу отвечать… Любо ему слышать было Федькины слова: «Пусти передом!» Любо. Дождался наконец помощника… Парень хоть и растет сорвиголова, но в работе молодец. И плечи надежные,
6
Длинная дощечка, с нанесенной с обеих сторон точильной смесью, для заточки кос.
И Андрей Иванович, поставив косу на окосье, затачивая носок, сказал, глядя поверху:
– Не лезь, Федор, в пекло поперед батьки. Обожди, находишься еще и передом.
Косить было легко и сподручно, и ладилось, как всякое дело на свежие силы; ветер дул сильно и ровно к озеру, трава металась, никла по ходу, выгибая стебли, откидываясь для свободного хода косы. «Возь-зьму! Возь-зьму! Возь-зьму!» – чудился Андрею Ивановичу жадный выкрик в каждом взмахе, в каждом скольжении косы; то зароется по самый черный ободок в дрогнувшую сочную зелень, то вынырнет из прокоса, прочертит мимолетную сверкающую дугу и снова в податливую и зыбкую травяную стихию: «Возь-зьму! Возь-зьму! Возь-зьму!» И нет больше ни рощи, ни озера, ни неба над головой – все улетучилось, растворилось в этой податливой многоцветной путанице травы, в этом торопливом, азартном полете и визжании косы.
Весь первый прокос до самого озера Андрей Иванович прошел без единой заточки, без роздыха, и как бы опомнившись, с удивлением заметил в двух шагах за собой Федора. «Неужели не отстал? Ай да парень! Вот это смолит…» Первый радостный порыв сменился горьким упреком и досадой на собственное легкомыслие: Федор тяжело дышал, лицом был красен, как из бани, пот капал с бровей и с кончика носа, синяя рубаха на спине и груди потемнела… «Экий я мерин норовистый, – подумал Андрей Иванович. – Закусил удила и попер… Чуть парня не угробил, а еще передом не хотел пускать! Экий мерин бесчувственный, право слово…» Но вслух похвалил:
– Что ты делаешь, Федор? Ты меня прямо запалил. Чуть пятки не порезал.
Федор откинул косу и, вытирая ладонью пот со лба, самодовольно, во всю физиономию заулыбался, а у самого грудь ходенем ходила.
– Уж нет, Федор… Ты как хочешь. А я так не могу. Знаешь: тише едешь – дальше будешь. Верное дело, говорю.
– Как хочешь, – милостиво согласился Федор. – Давай потише.
Андрей Иванович удивился еще, заметив на соседнем паю Тарантаса. Когда тот пришел? Когда успел размахаться? Вот как прет. Того и гляди, их нагонит. Этот Тарантас был, пожалуй, лучшим косцом на все Тиханово. На спор за день, правда, от зари до зари, десятину выкашивал… Невысокий, но широченный, как спиленный кряж, ноги кривые, ручищи до колен – не знал в работе он ни угомона, ни устали. Пойдет косить, – машет и машет, что твоя ветряная мельница. Пока ветер дует, и я, говорит, верчусь. А возраст серьезный – за шестьдесят перевалило. Но в бороде – ни седины, волосня еще густая да нечесаная, что ни один гребень не возьмет.
– Егор Терентьевич, бог на помочь! – крикнул Андрей Иванович.
– Спасибо, мил моя барыня. Тебя вроде бы огольцы наши ищут – Якуша с кумпанией. Им выпить хочется, а не на что. Подсоби им улишки продать. Ты, говорят, щедрый на общественное добро. Сбегай, мил моя барыня.
– Ноги жалко. Кабы ты меня на тарантасе прокатил, – отбрехивался Андрей Иванович.
– Ага. Садись на свой и гоняй пешой. Дешевле обойдется, – гоготал Тарантас.
На втором прокосе он нагнал Андрея Ивановича и стал уходить вперед. Бородин было загорелся, пошел на равных, но, вспомнив о Федоре, поутих… «Вот тебе и старик, – думал Андрей Иванович. – К такому деду попадешься в руки –
– Андрей Иванович, цепляйся мне за портки! Сулой [7] поедем, мил моя барышня! – крикнул Тарантас.
– У меня свой напарник.
– Энтот стриган? – кивнул Тарантас на Федора. – Ен только в ногах путается. Пусти его травку пощипать. А мы вдвоем боле накосим.
– Ах ты, Тарантас кривоногий! – выругался Федька. – Ну, обожди. Ужо ты у меня покосишь!
Андрей Иванович пропустил мимо ушей эту Федькину угрозу и потом очень пожалел.
<7
Вдвоем на одном седле.
Вечером, не успел еще толком остыть Федор от косьбы, как подлетел к их шалашу Чувал, выкатил белки:
– Ты чего ж, ай передумал? Бредень готов, ребята в сборе…
Федор рубил сушняк, Сережка подкладывал полешки в костер под высоко вздернутый чайник и котел. Андрей Иванович сидел поодаль на скамеечке, отбивал косу.
– Папань, дак я пойду? – нерешительно спросил Федор.
Андрей Иванович будто бы не расслышал, продолжал тюкать молотком по косе.
– Дядь Андрей, гордеевские водку привезли. Пять четвертей! – стараясь разжалобить за Федьку, сказал Чувал, подумав, добавил: – У нас в шалаше стоит водка-то.
– Не попробовал еще? – спросил Андрей Иванович.
Чувал дернул носом:
– Отец говорит, без закуски нельзя – сопьемся… Послали нас за рыбой.
– А где она, рыба-то?
Чувал осклабился:
– В затоне плавает. Счас мы ее захомутаем.
– Дак нам итить? – спросил опять Федор.
– Ступай! Но смотри у меня – как только стемнеет, чтоб в шалаше был. Понял?
– Об чем речь!
Федька с Чувалом спустились с крутого берега к самой речной кромке и гулко зашлепали лаптями по влажной глинистой тропинке, вспугивая пестрых береговушек, которые выпархивали из норок отвесного берега, как пчелы из улья, и несметной крикливой стаей носились над тихой рекой.
Возле затона их встретила целая орава мужиков и ребят. Они вертелись возле развернутого бредня, перекорялись – кому идти в загон пугать рыбу, то есть снимать портки и лезть в самую середину затона, шлепать палками по воде, кому идти в заброд – тоже без порток и по шейку, а кому тянуть от берега. Говорили хором, шумели, как галки на колокольне. Портки снимать на ночь глядя никому не хотелось, а идти с водилом от берега мог всего один человек.
– Стой, мужики! Здесь вам не митинг и не сход, – крикнул Якуша по праву хозяина бредня. – Чего орете? Дело голосом не сдвинешь. Это вам не улишки продавать. Вася! – позвал он длинного Сосу. – Тебе не токмо что затон, река до пупка будет. Скидавай портки, становись в заброд. Эй, вы, оголтыши! – сказал ребятам. – Марш в загон. А я от берега пойду, потому как бредень мой и колхоз рыбацкий я созвал. Значит, слушай мою команду.
Бандей и Биняк остались на берегу с ведрами под живую рыбу, покрикивали:
– Буржуй, портянку пожуй… Плыви на ту сторону!
– Я чаво там не видал?
– Рыбу гони… Во-он от тех камышов.
– Я ее туда не пускал.
– Ах ты дармоед… Ксплуататор.
– А ты, Бандей, слопал дюжину лаптей.
– А ведром по шее не хочешь?
– Попробуй тронь…
Якуша меж тем занес водило, поторапливал своего нерасторопного напарника:
– Ты скинешь портки или нет? Соса спеленатая!