Мужики
Шрифт:
— Не пойду я его просить! — крикнул Борына резко.
— А в деревне человек двадцать коморников сидят и ждут работы, как спасения! Вы сами это знаете. Зима тяжелая, снег, морозы, у многих уже картошка померзла, а заработка никакого. Весна еще далеко, и до нового урожая такой голод начнется, что подумать страшно! Да и теперь уже-многие только раз в день горячее едят и голодными спать ложатся. Люди надеялись, что помещик скоро начнет порубку у Волчьего Дола и для всех работа будет. А тут слух пошел, будто он поклялся ни одного липецкого на
— Да, я сам эту жалобу подписал и твердо буду за то стоять, чтобы не дать ему тронуть ни единой сосенки, пока он с нами не договорится и наше не отдаст.
— Так, может, он и совсем рубить не станет?
— Нашего леса не станет!
— А что же делать беднякам, что же с ними будет! — простонал Рох.
— Ничем я им помочь не могу. Для того, чтобы у них была работа, я своего ведь не отдам! Очень мне нужно за других вступаться и о ком-то хлопотать! Когда меня обидят, так ни одна собака мне не поможет.
— Ведь вы не за помещика?..
— Я — за себя и за справедливость, так и запомните! У меня свои заботы, и не стану я плакать из-за того, что какому-нибудь Войтеку или Бартеку есть нечего. Это — ксендза дело, не мое! Один человек, хотя бы и хотел, всем помочь не может.
— Но много может помочь, много! — возразил Рох с грустью.
— Попробуйте воду носить решетом — много наносите? Так и с нуждой! Уж так оно Богом заведено, и, думается мне, так всегда будет, что у одного всего вдоволь, а другой ветра в поле ищет.
Рох только головой покачал и ушел расстроенный — он не ожидал от Борыны такого бессердечия. Старик проводил его до ворот и, как всегда, пошел во двор — взглянуть на коров и лошадей.
Ягна стлала постели. Она как раз взбивала перину, вполголоса твердя молитву перед сном, когда вошел Мацей и швырнул ей под ноги какую-то тряпку, покрытую снегом.
— Платки теряешь! Я нашел его у перелаза! — сказал он спокойно, но сурово и посмотрел на нее так пристально, что Ягна помертвела от страха и только через минуту начала бессвязно оправдываться:
— Это… все Лапа этот!.. Таскает из хаты, что попадется… вчера башмаки мои утащил к себе в конуру!..
— Лапа? Так, так, — пробурчал Борына иронически. Он нисколько ей не поверил.
VII
Наступило Крещенье, которое в этом году пришлось на понедельник. Еще в костеле не отошла вечерня, и оттуда слышны были пение и звуки органа, а уже в корчме стал собираться народ: сегодня здесь в первый раз после поста и святок предстояли танцы и, кроме того, праздновался сговор дочери Клемба, Малгоси, с Вицеком Сохой. Этот Вицек Соха, хотя у него была та же фамилия, что у покойного Кубы, отрекался от родства с ним, — парень был нехороший и очень уж кичился своим богатством.
Поговаривали также, что и Стах Плошка, который уже с самой осени ухаживал за Улисей, дочерью солтыса, наверное сегодня уладит дело со стариком
Сегодня еще и войт справлял крестины, но не в корчме, а у себя в избе. Впрочем, знавшие его рассчитывали, что он, когда разойдется, не усидит дома и со своей компанией ввалится в корчму и будет угощать всех.
А помимо этих соблазнов, были еще дела поважнее, серьезные дела, одинаково волновавшие всех.
Во время службы в костеле липецкие узнали от крестьян из других деревень, что помещик уже подрядил столько людей, сколько ему нужно для рубки леса и задаток всем дал. На работу должно было выйти десять человек из Рудки, пятнадцать из Модлицы, человек восемь из Дембицы, а репецкой шляхты без малого двадцать человек — и только из Липец ни одного! Это был уже не слух, а самая настоящая правда, лесник нынче в костеле это подтвердил. И бедняков липецких такая весть немало огорчила.
Были в Липцах богачи, у которых дом — полная чаша, были зажиточные люди, которые тоже за заработком не гонялись, были и такие, которых нужда крепко донимала, но они в этом не признавались, чтобы можно было водить дружбу с богачами и быть с ними на равной ноге. Немало было безземельных, у которых нет ничего, кроме хаты: одни зарабатывали себе кусок хлеба молотьбой у хозяев, другие — топором на лесопилке или всякой работой, какая случится, и кое-как перебивались. Но оставалось еще семей пять-шесть, для которых в зимние месяцы совсем уж не хватало в деревне работы — и они-то, как спасения, ждали этой рубки леса у помещика.
А теперь что им было делать?
Зима была суровая, а кое-какие гроши про-запас мало у кого были отложены, у многих уже и картошка кончилась, в доме поселилась нужда, голод скалил зубы из-за угла. До весны было далеко, а помощи ниоткуда, — так что ж удивительного, что тяжкая тревога закралась в души. Люди собирались в избах, судили да рядили и, наконец, всей гурьбой отправились к Клембу просить, чтобы он пошел с ними к ксендзу за советом. Но Клемб отговорился тем, что сегодня сговор дочки, а другие хозяева тоже отвертелись, потому что они заботились только о себе и у них были свои расчеты.
Это сильно возмутило Бартека, того самого, который вместе с Антеком работал на лесопильне. У Бартека была работа, но он всегда отстаивал интересы бедняков.
Бартек подобрал себе компанию — Филиппа из-за речки, Стаха, зятя Былицы, Бартека Козла, Валентия Криворотого, и они впятером отправились к ксендзу просить, чтобы он замолвил за мужиков словечко перед помещиком.
Долго они не возвращались, и только после вечерни к Кобусам прибежал Амброжий и рассказал, что они совещаются с ксендзом и придут уже прямо в корчму.