Мужики
Шрифт:
Матеуш поморщился и с беспокойством спросил:
— А как же насчет земли? Отдаст она его долю?
— Откуда мне знать? Она ничего не говорит. Пусть он сам у нее спросит.
К ним подошли Шимек с Настусей, откуда-то вынырнул и Енджик, и все остановились тесной кучкой. Шимек первый начал:
— Ягусь, мать меня обижает, а ты-то неужто будешь на ее стороне?
— Ясное дело, я за тебя стою… Ну, и переменился же ты за это время! Совсем другим человеком стал! — удивлялась Ягна, глядя на брата.
Он
— Переменился, потому что вырвался на волю.
— И что же, лучше тебе на воле? — спросила Ягна, посмеиваясь над его гордым видом.
— Выпусти пташку из клетки, тогда увидишь! Слыхала оглашение?
— А свадьба когда же?
Настуся нежно прижалась к Шимеку и сказала, краснея:
— Через три недели, еще до жатвы.
— Хоть в корчме свадьбу справлю, а матери кланяться не стану!
— А есть у тебя куда жену привести?
— Есть. К матери перееду на другую половину. У чужих угла искать не стану! Пусть только отдаст мне мою землю, так я буду знать, что делать! — кипятился Шимек.
— И я ему помогу, во всем буду помогать, — подхватил Енджик.
— Да ведь и Настусю мы не с пустыми руками выдаем! Дадим ей тысячу злотых чистоганом, — сказал Матеуш.
Его отозвал в сторону кузнец, что-то шепнул ему и побежал дальше.
Потолковали еще немного. Больше всех говорил Шимек, мечтая вслух, как он станет хозяином, как прикупит земли и примется за нее, и все скоро увидят, что он за человек. Настуся смотрела на него с восторженным удивлением, Енджик поддакивал, и только Ягуся почти не слушала, рассеянно блуждая глазами вокруг. Ее ничто не занимало.
— Ягусь, приходи в корчму, сегодня музыка будет, — попросил Матеуш.
— Корчма уж меня не развеселит, — ответила она грустно.
Он заглянул ей в глаза, нахлобучил картуз и быстро пошел прочь, расталкивая людей. Около плебании он столкнулся с Терезкой.
— Куда это тебя несет? — спросила она робко.
— В корчму. Кузнец сзывает всех на совет.
— И я бы пошла с тобой…
— Что ж, я тебя не гоню, места хватит. Как бы только не стали опять судачить, что ты за мной бегаешь, — вот ты о чем подумай!
— Все равно уже злые языки разделывают меня, как псы дохлую овцу.
— А почему ты это допустила? — Матеуш начинал злиться.
— Почему? Разве ты не знаешь, почему? — сказала Терезка с кротким укором.
Матеуш рванулся и зашагал так быстро, что она едва за ним поспевала.
— Вот уже и заревела, как теленок! — бросил он, оборачиваясь.
— Нет, нет… Это соринка мне в глаз попала.
— Ох, эти бабьи слезы — они мне нож острый!
Он подождал, пока Терезка поравнялась с ним, и сказал неожиданно ласково:
—
Терезка посмотрела на него такими глазами, словно ей хотелось благодарить его на коленях.
— Что мне деньги!.. Ты такой добрый… такой… — прошептала она, зардевшись.
— Только ты вечерком приходи, раньше у меня времени не будет.
Он еще раз оглянулся на нее с порога корчмы и вошел в сени.
В корчме была уже теснота и жара. В передней комнате толкалось множество людей, пили, разговаривали. За перегородкой собралась молодежь во главе с кузнецом и Гжелей. Было здесь и несколько пожилых хозяев — Плошка, солтыс, Клемб и племянник Мацея, Адам Борына. Затесался к ним и Кобус, хотя никто его не звал.
Когда вошел Матеуш, Гжеля с жаром говорил что-то и рисовал мелом на столе.
Речь шла о мировой с помещиком, обещавшим дать мужикам взамен каждого морга леса по четыре морга поля на Подлесье и еще столько же продать в рассрочку. Он соглашался даже отпустить им в долг лесу на постройку изб.
Все это Гжеля объяснял подробно и чертил мелом на столе, показывая, как можно было бы поделить землю и какой участок получит каждый.
— Вы хорошенько рассудите! — говорил он. — Дело верное, как золото!
— Обещание — дураку утеха! — буркнул Плошка.
— Это не пустые обещания. Он все у нотариуса подпишет. Пошевелите мозгами, мужики! Столько земли деревня получит! Ведь этак каждому прирежем целое новое хозяйство! Сами посудите…
Кузнец еще раз повторил то, что ему поручил сказать помещик. Его слушали внимательно, но никто не вымолвил ни слова. Смотрели на белый чертеж на столе и размышляли.
— Правда, дело золотое, только разрешит ли комиссар? — первым заговорил солтыс, озабоченно почесывая лохматую голову.
— Обязан разрешить! Если сход постановит, у начальства позволения спрашивать не станем! Раз захотим — значит, так тому и быть! — загремел Гжеля.
— Обязан или не обязан, а ты потише ори! Поглядите-ка кто-нибудь, не подслушивает ли урядник?
— Я его только что видел у стойки, — сказал Матеуш.
— А когда же пан обещал переписать на нас землю? — спросил кто-то.
— Говорит, хоть завтра! Как только все между собой сговоримся, он сейчас же бумагу напишет, а там землемер отмерит, что кому.
— Значит, после жатвы можно будет уже и землю получить?
— А осенью обработать ее как следует!
— Господи Иисусе, вот когда пойдет работа!
Заговорили все разом, шумно, весело, перебивая друг друга.
Радость охватила их, в глазах засветились уверенность и сила, гордость выпрямила спины, руки сами собой тянулись, чтобы взяться поскорее за эту желанную землю.