Мужики
Шрифт:
Настуся повела ее показывать поле и объясняла, где они что будут сеять.
— А семена-то откуда возьмете?
— Шимек говорит, что будут, значит будут! Он слов на ветер не бросает.
— Брат он мне, а я слушаю и дивлюсь, как будто о незнакомом человеке говоришь.
— А какой он хороший, и разумный, и работящий! Другого такого на свете нет! — горячо сказала Настуся.
— Да, видно, что так, — все с той же легкой грустью согласилась Ягна. — А это чье же поле
— Антека Борыны. На нем не работают, — ждут, должно быть, дележа.
— С полвлуки здесь будет! Да, нехудо им живется!
— Дай им Бог в десять раз больше. Ведь Антек поручился за нас помещику и многим еще помог!
— Антек хлопотал за Шимека?
Ягна даже остановилась от удивления.
— Да, и Ганка тоже добрая — подарила мне поросенка! Он еще молоденький, но хорошая будет свинья, породистая.
— Чудеса! Ганка тебе свинью подарила? Просто даже не верится!
Они вернулись к избе, и Ягуся, достав из-за пазухи завязанные в платочек десять рублей, сунула их в руку Настусе.
— Возьми вот немного денег! Раньше я не могла дать вам, потому что Янкель за гусей долго мне не платил.
Они от души поблагодарили ее, а она на прощанье сказала:
— Потерпите, мать сменит гнев на милость и тоже вам уделит что-нибудь.
— Не надо мне ничего, пусть она мою долю в гроб с собой возьмет! — выпалил Шимек так неожиданно и с такой злобой, что Ягуся сразу замолчала и ушла.
Шла домой в глубоком раздумье. Ее томила какая-то неясная тоска.
— А я что? Сухой бурьян, никому не нужный! — сиротливо вздохнула она.
На полдороге встретился ей Матеуш. Он шел к сестре, но повернул и пошел провожать Ягусю, внимательно слушая то, что она рассказывала о молодой паре.
— Не всем так хорошо, — сказал он угрюмо.
Разговор не клеился, Матеуш чего-то вздыхал, озабоченно скреб затылок, а Ягуся загляделась на Липцы, облитые пламенем заката.
— Эх, душно на этом свете и тесно! — промолвил он, словно про себя.
Ягуся вопросительно посмотрела на него.
— Что это с тобой? Кислый такой, точно уксусу хлебнул!
Матеуш стал жаловаться, что ему опостылела и деревня, и жизнь, и все на свете и что он непременно уйдет куда глаза глядят.
— А ты женись — вот жизнь и переменится, — пошутила Ягуся.
— Кабы меня захотела та, которая у меня в мыслях, — он пристально заглянул в глаза Ягусе, но она опустила голову, недовольная и смущенная.
— Так ты спроси у нее. За тебя любая пойдет, и не одна девушка у нас в Липцах ждет не дождется сватов.
— А вдруг откажет, что тогда? Стыд будет и досада!
— Откажет — к другой посватаешься.
—
— Э, для мужика все бабы хороши, он со всякой рад связаться.
Матеуш не возразил ничего и попробовал подъехать с другой стороны:
— Знаешь, Ягусь, парни только и ждут, когда можно будет к тебе сватов с водкой послать.
— Пусть сами эту водку хлещут, не пойду ни за кого! — ответила Ягна так твердо, что Матеуш даже оторопел.
Она сказала это искренно: никто из парней не был ей мил… разумеется, кроме Яся, но Ясь…
Она тяжко вздохнула, с наслаждением отдаваясь воспоминаниям о нем. Матеуш, так ничего и не добившись, пошел обратно, к сестре.
А Ягна, робко озираясь, думала о Ясе:
"Как он там поживает, что-то делает теперь?"
Вдруг кто-то крепко обнял ее сзади. Она стала отбиваться.
— Теперь не уйдешь от меня, нет! — горячо шептал войт.
Она вырвалась из его рук и яростно крикнула:
— Если еще хоть раз меня тронешь, я тебе глаза выцарапаю и такой крик подниму, что вся деревня сбежится.
— Тише, Ягусь, я тебе гостинец привез.
Он пытался сунуть ей в руки кораллы.
— Сунь их псу под хвост, не надо мне от тебя подарков!
— Ягуся, да что ты? — ахнул удивленный войт.
— А то, что боров ты и больше ничего! И не смей больше ко мне приставать!
Она в гневе убежала от него и, как буря, влетела в избу. Мать чистила картошку, а Енджик во дворе доил коров. Ягуся проворно принялась хлопотать по хозяйству, но вся тряслась от злости, никак не могла успокоиться и, едва только стемнело, опять собралась уходить.
— Зайду к органисту, — сказала она матери.
Она теперь часто туда ходила и всячески угождала родителям Яся, чтобы хоть изредка услышать о нем.
Вот и сейчас она бежала туда, страстно желая и надеясь узнать о нем что-нибудь новое.
Скоро засияли во мраке освещенные окна его комнаты, где Михал что-то писал за столом под висячей лампой. Органист с женой сидели в холодке перед домом.
— Завтра днем Ясь приезжает! — встретила ее жена органиста. От этой вести Ягуся так и обомлела, ноги у нее подкосились, сердце сильно билось, и трудно стало дышать.
Посидев немного для приличия, она ушла. Побежала, словно за ней гнались, на дорогу под тополями, к лесу…
— Иисусе милосердный! — шептала она, полная благодарности. Слезы текли из глаз, а в сердце пела радость. Хотелось смеяться, кричать, лететь куда-то, целовать эти деревья, припасть к этим полям, спящим в лунном свете.