Мужские игры
Шрифт:
Она говорила, глядя прямо в желтые глаза Заточного, и глаза эти больше не согревали ее теплым светом, как раньше. Они были холодными и серьезными.
– Не прощаю. Вы обиделись на меня? Наверное, это правильно. Любая женщина на вашем месте обиделась бы. Но я не стану приносить вам извинения. Я повел себя так, как счел в тот момент нужным и правильным. И если вас это обидело – что ж, значит, так тому и быть. Пойдемте, время поджимает.
Они миновали выход из парка и быстро шли к метро, где генерал оставил машину.
– Вас подвезти? – спросил он, доставая из кармана
– Нет, спасибо, я на метро доеду.
– Вы что, до сих пор на меня дуетесь?
– Что вы, нет, конечно. Иначе разве стала бы вам звонить с просьбой о встрече.
– Не кривите душой, Анастасия.
Он подошел к ней совсем близко. Теперь его глаза снова были теплыми, как две лужицы расплавленного золота, белоснежные зубы сверкали в улыбке.
– Если вы сердитесь и обижаетесь на меня, но все-таки пришли ко мне с разговором о преступлениях, которыми вы занимаетесь, это означает, что вы по-прежнему любите свою работу, она для вас выше всего, в том числе и выше ваших дурацких амбиций и обид. Так что не смейте мне рассказывать о том, что не хотите больше работать в розыске.
Настя с трудом оторвала взгляд от его желтых сияющих глаз. Она никогда не могла понять, чем он так привораживает ее. Они знакомы без малого два года, и все это время она чувствовала, что не может сопротивляться этому человеку. Она не может на него сердиться, что бы ни случилось.
– Разве нет другого объяснения? – спросила она, стараясь не поддаваться теплу, льющемуся из его глаз.
– Есть. Но вас оно тоже вряд ли устроит. Вы хорошо ко мне относитесь и просто не можете на меня сердиться. Все, Анастасия, время вышло. Еще раз спрашиваю: поедете со мной до центра?
– На метро быстрее получится. Спасибо.
Настя постояла некоторое время на тротуаре, глядя вслед удаляющейся машине Заточного. Ей спешить некуда, генералу на работу к девяти, а ей – к десяти.
Звонок в дверь застал ее врасплох. Настя недавно пришла с работы, в очередной раз выдержала борьбу с собственным отвращением к еде и заставила себя что-то сгрызть и теперь готовилась залезть под горячий душ. Она никого не ждала.
«Не открывать? – мелькнула мысль. – Ничего хорошего внезапные вечерние визиты обычно не приносят. Впрочем, это может быть просто соседка».
Настя посмотрела в глазок и тут же открыла дверь. На пороге стоял отчим с большой сумкой в руках.
– Папа?
Она отступила на шаг, пропуская его в квартиру и стараясь скрыть охвативший ее ужас. Как вести себя с ним? После того вечера, когда она все поняла про него, Настя разговаривала по телефону только с матерью, которая исправно звонила каждый вечер. Вряд ли ей удастся справиться с нервами и не выдать себя, Леонид Петрович знает ее как облупленную, и что тогда? Выяснять отношения? Задавать вопросы, которые нормальная дочь никогда не позволит себе задавать любимому отцу? Как быть? И вообще, зачем он явился?
– Извини, я без звонка, – добродушно произнес Леонид Петрович. – Ты одна?
– Конечно. Лешки же нет, а гостей я так поздно не приглашаю. Что случилось, папа?
– Ничего. Привез тебе продукты. Мама уверена, что ты опять голодаешь, но понимает, что заставить тебя приехать к нам вряд ли удастся.
– Раздевайся.
Отчим снял куртку и ботинки, вытащил Лешкины домашние тапочки.
– Угости отца чаем, ребенок, – сказал он, проходя на кухню.
Настя включила чайник и принялась выгружать из сумки продукты. Руки у нее дрожали, и она боялась, что Леонид Петрович это заметит. Выяснять отношения с ним она не собиралась и с горечью думала о том, что впервые за всю свою жизнь не чувствует себя рядом с ним легко и спокойно. Неужели ей теперь всегда придется жить с этим грузом на сердце?
– Что происходит, ребенок? – спросил он, пытливо глядя на нее.
– Ничего, – лицемерно ответила она. – А что должно происходить?
– Не ври отцу. Мама уверяет, что с тобой что-то происходит. Она разговаривает с тобой каждый день, и ты ей не нравишься.
– И она прислала тебя посмотреть, не поселился ли у меня в квартире любовник, пока муж за границей?
– Грубо, ребенок, – укоризненно покачал головой Леонид Петрович. – Мы с мамой никогда не лезли в твою личную жизнь. Но ей кажется, что настроение у тебя с каждым днем все хуже и хуже. Не думай, что если ты ничего ей не рассказываешь, то она ничего не замечает. Она – твоя мать, и чувствует такие вещи по голосу, ей никакие рассказы не нужны. Так что происходит с твоим настроением?
– Папа, мне скоро тридцать семь, ты не забыл? Я работаю, и жизнь у меня не так чтобы очень простая и легкая. Может у меня быть плохое настроение, или я обязана триста шестьдесят пять дней в году веселиться и радоваться жизни?
Ей не удалось скрыть раздражение, и ответ прозвучал резко. Даже слишком резко.
– Значит, не хочешь рассказывать, – констатировал отчим. – Твое право. Не беспокойся, я не буду тебя терзать. Выпью чаю и поеду. Ты жива, здорова, так и доложу маме, это ее успокоит. Кстати, что ты решила с переходом на другую работу?
– Буду переходить, – Настя пожала плечами. – Что тут думать? С Мельником мне все равно не работать, не получается у меня.
От нервного напряжения ее зазнобило, да так сильно, что буквально начало трясти. Это не укрылось от внимательных глаз отчима.
– Ты не простыла? Тебя, кажется, лихорадит, – озабоченно заметил он.
– Да, немного, – Настя постаралась спрятаться за спасительную ложь. – Замерзла сегодня сильно, никак отогреться не могу.
– Выпей немножко, – посоветовал отчим, – хорошо для профилактики. Что у тебя есть?
– Не знаю, надо посмотреть, я же спиртное не покупаю. Что-то осталось, наверное, после Нового года.
Леонид Петрович поднялся и открыл дверцу кухонного шкафа, где, как он знал, дочь и зять хранили напитки.
– Я сам посмотрю, – решительно сказал он, – ты обязательно выберешь что-нибудь не то. Так… Ликер не годится, сухое белое не годится… А вот это пойдет. Чувашский ром на травах. Откуда такая прелесть?
– Лешкин аспирант привез. Папа, это для меня слишком крепко, я такое не люблю.