Мужские игры
Шрифт:
– Сядь и напиши, – посоветовал муж. – Спокойно возьми бумагу и ручку и изложи свои сомнения и соображения в письменном виде. В состоянии смуты действительно ничего толкового не придумывается, и решения обычно бывают совершенно идиотскими. Пока будешь систематизировать аргументы и формулировать доводы, туман рассеется. Если хочешь, пошли мне этот листочек по факсу, чтобы я мог разговаривать с тобой более предметно.
– Спасибо тебе, солнышко, – грустно улыбнулась Настя, – ты дал мне мудрый совет. Кстати, а зачем ты родителям звонил? Меня проверял?
– Нужна ты мне! – фыркнул он весело. – Я их поздравлял, как и положено примерному зятю.
– Поздравлял? С чем?
– Ну здравствуйте, приехали. С годовщиной свадьбы. Ты что, забыла?
– Забыла, – охнула Настя. – Ой дура,
Она еще больше расстроилась. Во-первых, нехорошо, что она забыла поздравить маму и отчима. А во-вторых, Настя Каменская никогда ничего не забывала, особенно такие вещи, как дни рождения и памятные даты родных и друзей, и если уж она ухитрилась забыть о годовщине свадьбы мамы и Леонида Петровича, значит, с ней действительно что-то не в порядке. То есть до такой степени не в порядке, что это уже почти приближается к интеллектуальной катастрофе. У нее отказывают мозги и блокируется память. Ее главные орудия производства выходят из строя. Это никуда не годится.
Осознание этого малоприятного факта вкупе с мыслями о заштрихованной этикетке, об исчезнувшей Анне Лазаревой и о смене места работы составило такую чудовищную смесь, что о спокойном сне можно было с чистой совестью забыть. И несмотря на все принятые меры в виде горячего душа, бокала мартини и двух грелок, Настя провертелась в постели всю ночь, так и не сомкнув глаз.
Утром она встала совершенно разбитая, не отдохнувшая, а настроение у нее было еще хуже, чем накануне. Раз примерно в десять.
Встреча капитана Доценко с Василием Клыковым прошла без неожиданностей, если не считать того, что длилась она часа три, хотя все можно было выяснить минут за двадцать. Клыков оказался вязким парнем, подолгу застревал на не имеющих значения вопросах, пускался по каждому поводу в длинные и путаные рассуждения. Он, очевидно, относился к той породе людей, которые больше всего на свете любят самих себя, и звук собственного голоса для них слаще самой прекрасной музыки. Кроме того, после гибели Вавилова он исполнял его обязанности и очень хотел показать себя в глазах руководства банка с самой лучшей стороны в надежде на то, что другого начальника службы безопасности искать не будут. Поэтому он во время беседы с Доценко отвечал на все телефонные звонки и отвлекался на каждого, кто заглядывал к нему в кабинет, стараясь продемонстрировать деловитость и оперативность в решении возникающих вопросов, и сопровождал каждое свое действие длинными и подробными комментариями, дабы и Михаил смог оценить его компетентность и грамотность, а также чрезвычайную занятость.
При таком режиме беседы глупо было бы надеяться, что Клыков сможет сосредоточиться и самостоятельно вспомнить то, что интересовало Доценко. Поэтому капитан решил пойти по более легкому пути и разложил перед Клыковым заранее приготовленные карточки, на которых были выписаны фамилии бывших сослуживцев Дмитрия Вавилова, попросив Клыкова для начала рассортировать их на две группы: имена совершенно незнакомые и имена, которые, как ему кажется, он слышал. Когда первый этап был с грехом пополам пройден, Доценко убрал карточки с незнакомыми именами.
– А теперь я попрошу вас по очереди брать каждую карточку и сказать мне, когда и в связи с чем Вавилов упоминал эту фамилию.
Он умышленно не сказал Клыкову, кому принадлежат выписанные на карточки имена, и был готов к тому, что, например, человек по фамилии Тихонов может оказаться для Василия известным киноактером. Опасения его частично подтвердились, некоторые фамилии из числа распространенных относились вовсе не к сотрудникам милиции, однако двух человек из составленного Михаилом списка Клыков вспомнил. Особенно заинтересовал капитана некий Филиппов, которого Вавилов называл просто Филипычем и упоминал обычно в следующем примерно контексте: «Позвоню Филипычу, попрошу проверить».
Теперь следовало заняться этим Филипповым.
Однако вытрясти из Филипыча хоть слово оказалось делом далеко не простым. Он досиживал до пенсии, а поскольку служил не с младых ногтей, пришел в милицию в свое время из народного хозяйства по комсомольской путевке, то в свои пятьдесят два имел только двадцать четыре года выслуги и мечтал протянуть последний год без приключений. По его лицу Доценко сразу догадался, что пить Филиппов любит куда больше, чем не пить. Более того, лет тринадцать тому назад, при министре Федорчуке, его увольняли из органов, как и многих других, у кого оказались в личной собственности автомобили, дачи и кооперативные квартиры. Был такой момент в истории наших доблестных органов внутренних дел. Потом, когда Федорчука сняли, несправедливо уволенных восстанавливали в должностях и званиях, восстановили и Филиппова, а вынужденный перерыв в службе засчитали в стаж. Однако эта ситуация оставила в его душе неизгладимый след и глубокую убежденность в том, что государство, издавая законы, не утруждает себя индивидуальным подходом к каждому конкретному случаю и разбираться в мелочах не станет, и надеяться нечего. Поэтому когда появилось запрещение работникам органов внутренних дел сотрудничать с коммерческими структурами, Филиппов воспринял его буквально. То есть таким манером воспринял, что даже водку пить с представителями этих пресловутых структур он права не имеет под страхом быть уволенным по отрицательным мотивам, иными словами – без пенсии.
Посему при первом же упоминании имени Дмитрия Вавилова Филиппов не раздумывая ответил:
– Он у нас давно не работает. Ничего о нем не знаю.
На какое-то мгновение Михаилу даже стало жалко этого испитого, всего боящегося майора. Можно, конечно, организовать давление сверху, обвинить его в незаконном сотрудничестве с коммерческими организациями и добиться того, чтобы он с перепугу начал оправдываться и рассказывать, что ничего такого особенного он не делал, только проверки… И так далее. Но это долго, сложно, одним словом, из пушек по воробьям стрелять. Куда проще поставить Филипычу бутылку и подождать, пока у него язык развяжется. Кто другой на месте Филиппова задумался бы, конечно, с чего это молодой сыскарь с Петровки вдруг выпить предлагает и заговорщически улыбается, неспроста это, надо ушки на макушке держать. Кто другой – может быть, но не Филипыч, который любил водку до такой степени, что уже относился к появлению перед собой полной рюмки без критики. Главное – наливают, а зачем, с какой целью, с какими нехорошими намерениями – значения не имеет.
Доценко был предельно аккуратен и, пригласив Филиппова «принять по чуть-чуть» за знакомство в ближайшем баре, разговоров о Вавилове больше не заводил. Он был достаточно опытен, чтобы правильно выстроить беседу, и уже через полтора часа узнал, что Филиппов, выполняя чью-то просьбу, в декабре месяце ездил в городской архив, который находится у черта на рогах в совершенно другом конце города, и если бы не друг, которому надо было помочь, то по своей воле он туда ни за что не потащился бы.
В архиве капитан Доценко довольно быстро выяснил, что майор Филиппов знакомился с уголовным делом о хулиганстве, благополучно прекращенным следователем в связи с небольшой общественной опасностью деяния. Михаил внимательно прочитал дело, сделал все выписки и поехал на работу.
– Анастасия Павловна, я предполагаю, что Вавилов просил своего бывшего коллегу Филиппова посмотреть в архиве дело о хулиганстве. Но мне непонятно, что могло его в этом деле заинтересовать. Может быть, Филиппов для кого-то другого смотрел материалы?
– Давайте по порядку, – попросила Настя. – Какого года дело?
– Девяносто пятого.
– И кто там нахулиганил?
– Трое мужчин повздорили в общественном месте, то бишь в ресторане, немножко посуды побили, друг другу морды расквасили, и официантам чуть-чуть досталось. Вызвали наряд, дебоширов задержали, они долго и мучительно извинялись перед дирекцией ресторана, стоимость разбитого имущества немедленно возместили, вину признали, официантам оплатили медицинскую помощь. Короче, деятельное раскаяние. Особенно один из них отличился, сразу стал деньги доставать и каяться. Двое других были более сдержанными. Через три дня следователь дело прекратил. И правильно сделал. Вот фамилии и паспортные данные этих хулиганов.