Мужские игры
Шрифт:
Но Доценко как в воду глядел: в кабинете Ольшанского телефон не отвечал, а по другому телефону секретарь ответила, что Константин Михайлович выехал на обыск. Поскольку дама-секретарь была ярой поклонницей детективной литературы и особенно любила книги, написанные Татьяной, женой Стасова, Настя несколько раз в форме подлизывания приносила ей новые повести с автографами, чем снискала полное и глубокое доверие одной из старейших работниц следственного отдела городской прокуратуры. Посему адрес, по которому следователь Ольшанский в данный момент проводил обыск, получила без труда.
– Поехали, Мишенька, – сказала она, натягивая куртку, – попробуем поймать Костю раньше, чем это сделает наш Барин. Уже шестой час, Ольшанский может после обыска в прокуратуру не вернуться.
– А вечерний отчет? – с тоской спросил Доценко. – Надо бы отпроситься у Мельника, а то еще больше орать будет.
– Миша, не будьте ребенком. Нас Гордеев избаловал, это точно. Никогда не приходилось думать о том, как обмануть начальника, как выкрутиться. Ничего не поделаешь, придется осваивать эту науку.
Она сняла трубку внутреннего телефона и набрала номер Жерехова, заместителя начальника отдела.
– Пал Василич, мы с Доценко едем выполнять поручение Мельника. Если он будет нас искать, напомните ему об этом, пожалуйста, а то он и забыть может, ругаться начнет, что мы с отчетом не явились.
Намерение сменить место работы и начальника крепло в ней с каждой минутой. Нельзя сказать, что Анастасия Каменская была честна и абсолютно правдива во всем, конечно же, нет, иначе она не смогла бы работать в уголовном розыске. Но думать о том, как обмануть начальника, ей действительно за последние десять лет ни разу не приходилось. В этом просто не возникало необходимости, более того, это было глупо и опасно, потому что Колобок-Гордеев мог дать очень дельный совет и оказать помощь. Он доверял своим подчиненным, их опыту и интуиции и не топал ногами, когда его указания выполнялись неточно или не выполнялись, если причины для этого были вескими. А работая с Мельником, приходится постоянно думать не столько о раскрытии преступлений, сколько о том, как бы не подставиться. Противно и унизительно.
Они довольно быстро добрались до места, указанного добросердечной секретаршей. Перед подъездом дома стояли две машины – милицейская с синей полосой и голубые «Жигули» Ольшанского.
– Успели, – с облегчением сказала Настя. – Теперь можно спокойно ждать, когда Костя выйдет. Заодно и воздухом подышим.
Она достала сигареты и зябко поежилась. Мороза не было, под ногами по-прежнему хлюпал подтаявший снег, но налетавший сырой ветер то и дело швырял в лицо отвратительную смесь крупки и дождя. Гулять по такой погоде – удовольствие ниже среднего. Настя заглянула в подъезд в надежде найти там временное прибежище, но сразу же вышла обратно. Дом был старый, с грязной лестницей и обшарпанными стенами. Лучше уж на улице побыть.
Она совсем окоченела, когда наконец появился Ольшанский в сопровождении трех человек.
– Настасья? Какими судьбами? Привет, капитан, – кивнул он Михаилу. – Что случилось?
– Поговорить надо, Константин Михайлович.
– Подождите минуту, я сейчас освобожусь.
Ольшанский отошел в сторонку, о чем-то коротко переговорил с теми, кто был вместе с ним на обыске, и открыл свою машину.
– Садитесь, в тепле поговорим, – сказал он.
Настя быстро забралась в салон и достала из сумки носовой платок, чтобы вытереть мокрое от дождя и снега лицо. Длинных объяснений не понадобилось, Константин Михайлович все понял сразу.
– Круто с вами новый шеф обходится, – хмыкнул он. – Тяжко небось?
– Не то словечко, – призналась она.
– А что, капитан, – обратился следователь к Доценко, – помнишь наш разговор давний? По-моему, теперь тебе самое время службу менять.
Настя знала, что Ольшанский давно уже пытается переманить Михаила на следственную работу, высоко ценя его способность получать точные и правдивые показания от свидетелей и потерпевших. И точно так же она знала, что Доценко всегда от этих предложений отказывался. Неужели и теперь откажется?
– Я подумаю, – очень серьезно ответил Михаил. – Может быть, вы и правы, действительно нужно уходить.
– Я всегда прав, – засмеялся Ольшанский. – Потому что я следователь. Давай, Миша, не тяни, не жди, пока все нервы истреплешь с новым-то. А я буду твоим наставником, возьму тебя как молодого специалиста под крыло, так что не бойся, не боги горшки обжигают.
– Я подумаю, – повторил Доценко.
Насте стало тоскливо. Она уйдет, это решено. И Миша, наверное, уйдет, зачем ему эти приключения на свою голову. Потом потянутся и другие. Все, что так кропотливо и любовно создавал, собирал по крупицам и отшлифовывал Гордеев, развалится в один момент, рухнет, как карточный домик. Жалко до слез. И перед Гордеевым стыдно, не выдержали первых же трудностей, струсили, разбежались, как крысы с корабля. Может, ей все-таки не уходить? Мишка в рот ей смотрит, считает ее непререкаемым авторитетом, и если она уйдет, то и он примет предложение Ольшанского, можно не сомневаться, а если она останется, то и его сможет удержать. Надо еще потерпеть, постараться привыкнуть. Конечно, всем противно, всем тяжело с новым начальником, но все же терпят, никто об уходе не заговаривает. Только она. Что же она, слабее всех?
– Константин Михайлович, – сказала она с наигранным возмущением, – вы что это удумали? Кадры переманивать? Нехорошо искать топор под чужой лавкой.
– Конечно, лучше, чтобы этим топором пользовался ваш Мельник, – отпарировал следователь. – То-то он дров нарубит, на три избы хватит, еще и останется. Этого дожидаетесь? Ладно, шучу, сами разберетесь, кому где работать. Так что с вашей Лазаревой будем делать? Объявлять в розыск?
– Объявляйте. Мельника все равно не переубедить. Он считает, что она причастна к убийствам, и отступать от этого не собирается.
– Так, может, действительно причастна? – прищурился Ольшанский. – Не станет же Мельник безосновательно упираться, значит, какие-то основания у него есть.
– Константин Михайлович, основания у него есть, если считать семь убийств серией.
– Ну так?..
– А у меня есть основания считать, что это не серия. Вот и выбирайте, кому вы больше верите, мне или Мельнику.
– Ишь ты! – расхохотался он. – Нормальный мужик, выбирая между мужчиной и женщиной, должен выбрать женщину. А я нормальный. Я только хочу понимать, почему Мельник к твоим доводам не прислушивается. Мне они показались вполне убедительными. Тем более я знаю о работах Самойлова и о той зеленоградской истории тоже знаю. Я бы на месте твоего начальника поверил тебе. И если он поступает по-другому, я хочу понимать, почему он это делает, из каких соображений. Или ты опять не все мне рассказываешь?
– Да нет, на этот раз все рассказала, ничего не утаила. А вот Мельнику я действительно про Самойлова не говорила.
– Отчего же? Это ведь самое главное в твоих рассуждениях.
– Да ну… – Настя пожала плечами, – я и вам-то рассказала только из уважения. А он бы меня вообще на смех поднял. Вы же сами знаете, как у нас к науке относятся. И нет у Мельника никаких соображений, есть только тупое упрямство и неумение отступать от своей позиции, даже когда это явно нужно сделать. Он так активно поддерживал нас, когда мы искали серийного убийцу, моделировали его портрет, вышли сначала на идею высокой женщины-спортсменки, потом вычислили Лазареву, а теперь он просто не в силах признаться самому себе, что все было напрасно. Он тогда так нахваливал нас, на каждой оперативке всем в пример ставил. Что же теперь получается, что он дурак, поддерживал и выпячивал неправильную версию, хвалил глупых подчиненных? Никогда в жизни он этого не допустит. У таких, как Мельник, лучше уж пусть серийный убийца вообще останется непойманным, чем в результате окажется, что начальник заблуждался. Вот вы только что сказали, что всегда правы, потому что вы – следователь. А Мельник всегда прав потому, что он начальник. Понимаете разницу?