Мужские игры
Шрифт:
Внезапно ее охватила яростная решимость. Ну и пусть, пусть она сейчас поссорится с генералом. Да, она дорожила этой дружбой, более того, был момент, месяца за два до свадьбы с Лешкой, когда она почти влюбилась в Ивана Алексеевича, да, этот человек ей небезразличен, он много раз помогал ей, но сейчас ей так больно и плохо, что все остальное по сравнению с этой болью кажется мелким и несерьезным. И даже разрушить дружбу с Заточным ей сейчас не страшно. Что он ей сказал? Что у нее есть только два пути, и предложил ей выбирать? Ладно, пусть так.
– А если я предложу вам самому выбрать? – сказала она, вскидывая голову. – Не хочу навязывать вам свое решение. Вы сами что предпочитаете, чтобы я рассказывала или чтобы ушла? Выбор за вами, товарищ генерал.
Заточный рассмеялся, и его желтые тигриные глаза вмиг осветили все вокруг, растопив лед и согрев Настю своим теплом, как два маленьких солнышка.
– Ну наконец-то! Наконец-то я вижу ту Анастасию, которую я знаю и люблю. А я уж было решил, что больше никогда вас не увижу, что вы переродились и стали скучной, плаксивой неуверенной в себе девицей. Но нет, вы снова вместо жалкой улыбки показываете хищный оскал. Это радует. Итак, я жду ваш рассказ.
Настя тоже улыбнулась в ответ, ей стало на мгновение легко и радостно, даже оглушающая боль, казалось, притупилась.
– Да нечего особенно рассказывать, Иван Алексеевич. Я хочу уйти из отдела, мне действительно не сработаться с новым начальником. Но меня грызет чувство стыда. Надеюсь, вам не надо объяснять, в связи с чем. Вот, собственно, и все.
– Ну, вы меня удивляете, Анастасия, – развел руками Заточный. – Я ничуть не склонен преувеличивать степень собственного влияния на вас. Проще говоря, я отдаю себе отчет, что я – далеко не главный и не первый советчик и друг в вашей жизни. С мужем понятно, вы сами сказали, что он в отъезде, но у вас же есть муж матери. Вы всегда так отзывались о нем! Почему же вы не пришли со своими сомнениями к нему? Тоже стыдитесь?
– Да, – соврала она и почувствовала, что краснеет. – То есть нет. Тут другое. Я говорила с ним.
– Да? И что он вам посоветовал?
– Сказал, что я вполне могу уходить, ничего постыдного в этом нет. Даже прикидывал, куда бы мне перейти.
– И что вас не устроило в его советах? Почему вы пришли ко мне?
– Боюсь, что Леня не вполне объективен. Как любой отец. Он хочет, чтобы мне было лучше.
– Понятно. Сколько времени вы работаете с новым начальником?
– Месяц. Второй пошел.
– И уже готовы поднять лапки кверху? Не похоже на вас.
– Сама знаю. Потому и стыдно.
– Хорошо, хорошо, не буду, раз сами все понимаете. Я бы хотел, чтобы вы работали у меня, это само собой. Но у меня сейчас нет ни одной вакансии.
– Значит, не судьба, – вздохнула она.
Радостное ощущение, вспыхнувшее в ней вместе с солнечной улыбкой генерала, потухло, и боль снова заполнила все ее существо.
– Буду уходить к кому-нибудь другому. А хотелось к вам. Жаль.
– Не торопитесь, – остановил ее Заточный. – Вы же не ребенок, Анастасия, неужели вы не потерпите два-три месяца? Где-то в апреле – мае у меня появится вакансия, один сотрудник уйдет на пенсию, и я вас с удовольствием возьму. Ну как?
– Нет, – она отрицательно покачала головой, – мне столько не вытерпеть. Я с ума сойду. Для меня каждое утро – это пытка, потому что нужно заставить себя идти на работу, к Мельнику. Я измучилась, Иван Алексеевич, я больше не могу. Сейчас я готова уйти куда угодно, хоть в посудомойки, только чтобы никогда не встречаться с Мельником.
– Если вам хоть сколько-нибудь интересно мое мнение, – жестко произнес генерал, – то имейте в виду: я вас не одобряю. Вы занимаетесь серьезной тяжелой работой, для которой нужно иметь крутой характер. Если вы сейчас проявите слабость и быстро сдадитесь, ваши акции сильно упадут в моих глазах. И я еще очень подумаю, брать ли вас к себе. И могу вас заверить, точно так же будут думать и другие начальники, к которым вы станете проситься на работу. Если они, конечно, хорошие и толковые руководители. А если они так не подумают, это будет означать, что они плохие начальники и работу своего подразделения организуют плохо, набирают лишь бы кого, только бы дырки заткнуть. Вы сами-то захотите у такого работать?
– Иван Алексеевич, я умом признаю вашу правоту, но ничего не могу с собой поделать. Классический случай, когда ум с сердцем не в ладу.
– Плохо. Вы – оперативный работник, вы не имеете права на эмоциональный раздрызг. Я уж не говорю о том, что вы не имеете права ни на слабость, ни на трусость. И не смейте мне говорить о том, что вы женщина. Вас никто на аркане в уголовный розыск не тянул, вы пришли сами и должны были понимать, во что ввязываетесь. Короче, Анастасия, если вам нужен мой совет по поводу «уходить – не уходить», то я считаю, что вы должны остаться. Если же совет вам не нужен и ваше решение твердо, то единственное, что я могу вам предложить, это подождать, пока у меня освободится вакансия. Это около трех месяцев. И если позволите, совет я вам все-таки дам: потерпите, убедитесь в том, что ваше решение правильно, и не уходите никуда, кроме моей службы, дождитесь, пока у меня появится место для вас.
– Спасибо, – пробормотала Настя и потянулась за стоящей на полу сумкой.
Все ясно, все сказано. Пора уходить. Ноги и руки плохо слушались ее, как и все последние дни, она с трудом двигалась, плохо видела пол у себя под ногами и все время боялась споткнуться. Генерал не стал больше удерживать ее, вышел следом за ней в прихожую и подал куртку. Но прежде чем открыть дверь, остановился.
– Вы прислушаетесь к моему совету? Подождете, пока я смогу взять вас к себе?
Она молча пожала плечами. Как она могла что-нибудь обещать ему, когда не знала, что принесет ей завтрашний день?
– Меня такой ответ не устраивает, – настойчиво сказал Заточный. – Я хочу услышать более вразумительный ответ. Три месяца, Анастасия, только три месяца, но зато вы будете работать у начальника, с которым у вас не будет проблем. Если вы поторопитесь, вы рискуете попасть к такому же Мельнику, от которого столь поспешно сбегаете.
– Я не хочу вас обманывать, Иван Алексеевич, я ничего не могу вам обещать. Я просто не знаю.
– Чего вы не знаете?
– Ничего. Ничего я не знаю! Ничего!
Она пулей выскочила из квартиры генерала, с трудом сдерживая вновь подступившие слезы. Заточный жил на одиннадцатом этаже, но Настя не стала ждать лифта, а побрела вниз по темной лестнице, держась за перила, всхлипывая и свободной рукой отирая слезы с лица. Ей было очень больно и очень плохо.
Глава 15
Даже к самой острой боли можно привыкнуть, это Настя Каменская знала точно. После еще одной ночи, проведенной почти без сна, в тяжелой полудреме, она все-таки обрела способность нормально соображать. Правда, каждый шаг на пути ее логических построений причинял страдания, но она мужественно делала эти шаги, потому что была так устроена. Лучше самая горькая правда, чем самообман.