Мужские игры
Шрифт:
Итак, отчим связан с этой странной историей, в которую оказался замешан журналист Баглюк. И связан далеко не косвенным образом, потому что именно к нему, к Леониду Петровичу, бросился журналист после разговора с Мельником на Петровке. Именно отчим поил его виски во время серьезного разговора один на один. И даже дал ему недопитую бутылку с собой. Хотя и знал, не мог не знать, что Баглюк, во-первых, за рулем, а во-вторых, склонен напиваться без меры. Что это было? Умысел, направленный на то, чтобы спровоцировать аварию? Или непонятная и несвойственная Лене беспечность и непредусмотрительность?
Более того, история из странной превращается в пугающую. Потому что Баглюк написал в своей статье о раскрытой агентуре. И воспользовался для этого в качестве основы видео– и аудиозаписями,
Ладно, это вопрос на потом. Но вот в поле зрения попадает некий Нурбагандов, который при более пристальном рассмотрении оказывается агентом сотрудника милиции. Правда, бывшим, связь с ним утрачена, деловые отношения прерваны. Теперь самое время вспомнить, что же говорил Денисов. А говорил он, что Нурбагандов является одним из выпускников учебного центра, действующего в рамках государственной программы по борьбе с уклонением от уплаты налогов. И еще Денисов говорил, что с этой программой, хоть она и государственная, что-то не в порядке. От нее исходит сильный запах криминала.
Слишком много агентов… Слишком много для случайного совпадения. Если же это не совпадение, а звенья одной цепи, то цепь эта выглядит примерно так: в учебный центр набирают людей, имеющих опыт сотрудничества с правоохранительными структурами, причем опыт совершенно определенного характера, иными словами – опыт агентурной работы. И еще одно уточнение: агент этот должен быть завербован на компрматериалах, а проще говоря – он должен был совершить преступление или быть, по крайней мере, замешанным в каком-нибудь криминале. И тут возникают новые вопросы.
Первый: откуда учебный центр получает информацию о таких людях, кто им «сдает» этих агентов-уголовников?
И второй: каким образом их заставляют сотрудничать с государственной программой? Ведь если Денисов не ошибся и там действительно что-то не в порядке, должна быть гарантия, что эти люди будут молчать.
Ответ напрашивается сам собой. В государственной программе участвуют сотрудники милиции, имеющие доступ к информации об агентуре. Дальше все просто, если взять за образец ситуацию с Мамонтовым. К человеку приходят и добиваются тем или иным способом признания в совершении преступления, а если удается – и в сотрудничестве с органами. Кстати, можно немного отступить от первоначальной линии рассуждений и признать, что такое сотрудничество, вполне вероятно, не является определяющим моментом при выборе кандидата на учебу. Главное – причастность к криминалу. На этом их и держат, чтобы потом пасть не открывали и не болтали. Другое дело, что такие «причастные», если о них знает милиция, довольно часто действительно оказываются негласными сотрудниками.
Таким путем в учебный центр, а потом и в банк «Русская тройка» попал Мурад Гаджиев, впоследствии превратившийся в Аликади Нурбагандова. И нарвался случайно на человека, узнавшего в нем уголовника с совершенно другой фамилией. И точно таким же путем в учебный центр должен был попасть Никита Мамонтов. Ведь он же действительно совершил преступление, убийство на Павелецком вокзале, и сам признался под нажимом, да и Коротков в этом не сомневался. Почему же с Никитой все получилось как-то не так? Грех есть, признание есть, а вместо учебного центра Мамонтов получил пулю, Баглюк – материал для статьи, а Коротков – миллион неприятностей.
И во всей этой каше оказался замешан Леонид Петрович. Сегодня все выглядит еще хуже, чем вчера. Намного хуже…
Нет, отставить эмоции, надо еще подумать. Откуда в учебном центре узнали про Мамонтова? Кто мог им сказать, что у уголовного розыска были все основания считать Никиту убийцей, но не было доказательств? Кто? Только тот, кто занимался раскрытием этого убийства. Например, Юра Коротков.
Нет! Хватит одного папы, второго удара она, Настя, не перенесет. Надо немедленно придумать другой ответ на вопрос, иначе она сойдет с ума. Если не Юрка, то кто? Любой другой оперативник, который тоже занимался этим убийством на Павелецком. Или человек не из милицейской среды, имеющий точную информацию о том, кто именно совершил убийство, оставшееся нераскрытым. Человек из группировки, в которую когда-то входил Мамонтов. И сегодня этот человек сотрудничает с учебным центром. Ну ничего себе связи у государственной программы! Не зря покойный Денисов утверждал, что с ней что-то нечисто. В корень зрил старый мафиози, чутье его не подвело.
Перед первым звонком Анна очень волновалась.
– Чего ты боишься, девочка? – ласково успокаивал ее Парыгин. – Это же не личная встреча, а всего лишь телефонный звонок. Он тебя не съест, не обидит, не ударит. В крайнем случае, просто положит трубку. Ничего страшного.
– А вдруг я сделаю что-то не так, и все сорвется? – беспокоилась она.
– Ну и что? Переживем. Другое что-нибудь придумаем.
Парыгин, конечно, кривил душой, ничего другого он придумать не мог, не идти же, в самом деле, на разбойное нападение. Но он надеялся на успех, потому что за долгие годы своей опасной карьеры научился хорошо разбираться в людях, заказчиков своих видел насквозь и умел безошибочно определять, с кем как нужно обращаться. Петр Михайлович (а именно так назвался ему человек, «заказавший» Нурбагандова) не торговался и не производил впечатление скупердяя, сразу видно, не свои деньги тратит, просто выполняет чье-то поручение. Поэтому во время первого разговора с неизвестной вымогательницей сильно упираться не будет, попросит время на «подумать» и бросится докладывать тому, на кого работает. Все неприятные и трудные вопросы будут заданы только во втором разговоре. Кроме того, он плохой стратег, иначе никогда не допустил бы, чтобы от услуг Парыгина, то есть Зотова, отказались. Во-первых, для знающих людей Зотов – это гарантия надежности, квалифицированного исполнения и безопасности. Во-вторых, с такими, как Зотов, ссориться нельзя, нельзя отбирать у них кусок, которым уже поманили, и ничего при этом не объяснять, не извиняться и не платить неустойку. Не положено. В этой игре свои правила. Петр Михайлович плохо просчитывает варианты и не умеет смотреть в будущее. А Парыгин умеет. Поэтому понимает, что вариантов будет только два. Либо Петр Михайлович заплатит без разговоров, либо попытается выследить и убрать шантажистку, на чем и погорит. Так или иначе, за то ли, за другое, но Евгений деньги из него вытрясет. Аню жалко, что и говорить, хорошая она девочка, но долг перед братом и его вдовой и сыном для него важнее.
Наконец Аня собралась с духом и потянулась к телефонной трубке.
– Набирай номер, – сказала она, сделав глубокий вдох.
Абонент ответил сразу. Парыгин знал, что это телефон сотовой связи и определителя номера у аппарата нет.
– Петр Михайлович? У меня к вам конфиденциальный разговор. Вам удобно говорить, или мне перезвонить попозже? – начала Анна так, как учил ее Евгений Ильич. – Нет, по личному. Хорошо, через двадцать минут. Всего доброго.
Она с явным облегчением повесила трубку.
– Ну вот, а ты боялась, – весело сказал Парыгин. – Видишь, ничего страшного на самом деле нет.
– Женя, как-то странно все это… Я думала, шантажисты звонят и загробным голосом начинают сразу угрожать.
– А ты уже почувствовала себя шантажисткой? – с улыбкой поддел ее Евгений. – Вошла в роль? Девочка моя, все твои знания о таких ситуациях пришли из плохих фильмов, сразу угрожать, да еще загробным голосом, начинают те, кто хочет испугать, выбить человека из колеи. Тогда действительно их не должно интересовать, удобно ли человеку с ними разговаривать и обсуждать щекотливые вопросы. А мы с тобой никого не хотим напугать, мы стремимся к нормальному деловому разговору, в результате которого мы продаем свой товар – молчание – за определенную сумму. Это уже почти коммерция. А никакой не шантаж.