Мужское здоровье в объективе cтрессологии – за пределами привычного
Шрифт:
Весь процесс дезадаптации/адаптации можно обозначить одним словом – стрессогенез. Человек в течение всей жизни получает «стрессовые» прививки и нарабатывает стрессоустойчивость в виде поведенческих форм преодоления стрессового состояния, учится понимать и действовать в конструктивном направлении. Если этого не происходит, то начинают превалировать негативные характеристики стресса. Употребляя выражение: «Стресс – это вкус и аромат жизни», – не надо забывать, что он бывает разным, точно так же любимый аромат и вкус у разных людей разный. Классический вариант ОАС имеет дискретный характер и представляет собой единство трёх фаз, и в таком варианте он как «стресс» стал собственностью биологии.
В медицину открывшиеся возможности изучения и понимания происходящего в человеке долгое время пробивались с трудом – из-за отсутствия концепции «человек в медицине». На протяжении всего ХХ века медицина развивалась как помощь и оздоровление заболевшего
Этому способствовал господствующий принцип параллелизма в нейронауке. Исключением должна была бы стать психиатрия, но и она была биологизирована. В ней и до сих пор живы стремления психиатров найти биологический субстрат в мозгу как причину шизофрении, маниакально-депрессивного психоза, несмотря на принятое ВОЗ определение здоровья. По уставу ВОЗ, «здоровье является состоянием полного физического, душевного и социального благополучия, а не только отсутствием болезней и физических дефектов». Такое определение вызывает много вопросов, нареканий и критики, и оно нуждается в серьёзной коррекции и уточнении. Но это станет возможным тогда, когда появится понятие «человек в медицине», когда вопросы и психического, и социального здоровья будут рассматриваться с точки зрения концепции триады «человек как единство биологического, психического и социального».
Ещё И. М. Сеченов в 1861 г. высказал предположение, согласно которому организм без внешней среды, поддерживающей его существование, невозможен. Человек, таким образом, представляет собой систему с двумя сложными составными: «организм + среда». Поскольку в мире живёт не только один организм человека, но и живёт, действует, переживает и преодолевает жизненные сложности личность с душой, эту точку зрения И. М. Сеченова можно выразить следующей формулой:
Человек = О (организм) + Л (личность) + Д (душа) + С (среда) – и обозначить как ЦЕЛОСТНОСТЬ.
Внутри этой целостности составные взаимодействуют друг с другом через двустороннюю обратную связь. Среда (включая социум) воздействует на человека информационным потоком сигналов в виде:
• положительные – эустрессоры;
• отрицательные – дистрессоры;
индифферентные.
Среди раздражителей выделяются раздражители-сигналы, воздействие которых не вызывает нарушения внутреннего равновесия. Эта категория привычных сигналов составляет фон. Необычный сигнал среды вызывает ориентировочный рефлекс, который направлен на оценку среды с точки зрения угрозы организму.
Если фактор не несёт угрозы, система ОС продолжает функционировать в прежнем режиме. Если же фактор несёт в себе элемент угрозы, тревога, страх нарастают, включаются дезадаптационные механизмы стрессогенеза, организм входит в режим адаптационного состояния и переадаптируется. Таким образом, фактор, который содержит в себе угрозу, становится дистрессором, вызывая эмоциональный стресс.
Эмоциональный стресс. Термин возник, когда концепция стресса была перенесена из биологии на психические реакции, возникающие в критических условиях (тревога, страх) и сопровождающиеся сомато/вегетативными симптомами. Эти реакции получили название «эмоционального стресса», обусловленного симпато-парасимпатической нервной системой. Фактически под эмоциональным стрессом понимали аффективные переживания, отделяя их от когнитивной оценки и неспецифического стрессорного симптомокомплекса в виде физиологических изменений в организме человека. «Разум или чувства», «ум или эмоции», «давайте без эмоций» – неполный перечень широко используемых выражений, отражающих разное отношение к эмоциональности и разуму. Хотя нейрофизиология и открыла подкорковые центры эмоций в мозгу, однако согласиться с этим трудно. Недаром сердце считается органом эмоций, а мозг – органом разума.
Если быть более точным, то мозговой центр эмоций – это центр нейрохимии (гормоны) эмоций, это биологическая составляющая эмоций. Гормоны настраивают сердце, как скрипку, и оно воспроизводит всю гамму психического состояния человека, всю палитру трепещущегося сердца.
Гегель писал, что для разума «трудность состоит в том, чтобы освободиться от того разделения, которое он однажды допустил по своему произволу между чувством и мыслящим духом, и прийти к представлению, что в человеке существует только единый разум в чувстве, воле и мышлении». И в этом тоже сказался идеализм Гегеля, который уже тогда указал на диссоциацию единства в человеке. Но для его времени это было естественно – в желании облагородить человека, предупредить его дальнейшее изменение. Сегодня эта диссоциация налицо как естественный ход эволюции. Со временем термин «эмоциональный стресс» претерпел ряд трансформаций. Так, во второй половине прошлого века стали описывать психосоциальные модели стресса, модели ответа не только организма, а человека в целом, не только на изменение физической среды, но и на психосоциальные стрессоры. Речь идёт о поиске «медицинской» модели стресса (Wolff H., 1953), в которой пытаются объяснить связь между социальными изменениями и здоровьем населения. Эту закономерность в настоящее время считают универсальной. Социально-психологический подход к медицинской модели стресса представлен несколькими теориями.
Теория утраты П. Марриса (Marris P., 1974) исходит из того, что в каждом из нас существует некоторое фундаментальное и универсальное начало, которое направлено на поддержание всего того, что регулярно происходит в нашем окружении и придаёт всему происходящему субъективное личностное значение. Социальные изменения переживаются как утрата, нарушая структуру интерпретации окружения, и потому оказывают глубоко повреждающее воздействие на личность. Травмирующая ситуация наносит человеку психическую травму (от греч. trauma – рана) и вызывает бурю эмоциональных переживаний, часто в виде аффектов, поэтому традиционно психический стресс считается областью эмоционального. Такой взгляд на его природу обусловлен спецификой восприятия стрессора. В первый момент восприятия на первый план выступают тревога и страх, которые ограничивают суждение о происходящем, а гностический (от греч. gnosis – познание) и волевой компоненты незначительны. Обеспечивается это звено активацией нейронной автономной оси в виде биоэлектрического эффекта.
Описано несколько медицинских моделей развития эмоционального стресса: модель «биосоциального резонанса» Г. Муса (Moos G., 1973); формализованная модель влияния социальной дезинтеграции на здоровье, представленная Д. Доджем и В. Мартином (Dodge D., Martin W., 1970); лингвоструктуралистская теория Р. Тотмана (Totman R., 1979), теория салютогенеза А. Антоновски (Antonovsky A., 1979). Можно предположить, что цель всех этих моделей была одна: исследователи стресса пытались убедить людей, живущих в эпицентре стрессовой жизни, и профессионалов в медицине, а это в основном мужчины, в существовании зависимости здоровья и долголетия человека от психосоциальной структуры жизни и особенностей восприимчивости. В результате эмоциональные переживания перешли в разряд причин стресса. Так появился термин «эмоциональный стресс».
Травматический стресс. Это не просто терминологический калейдоскоп вокруг одного и того же феномена, это понимание разницы между различными эмоциональными, поведенческими, соматическими реакциями человека на разные стрессоры. Накопленные знания в области изучения стресса показали, что не всегда первостепенное значение имеет сила стрессора.
Лазарус и Фолькман (1988 г.), ограничивая поле последствий стресса, принимали во внимание только умеренный стресс. Разное понимание роли «интенсивности» стресса (лёгкий, умеренный и травматический) приводило исследователей к разным выводам. Более того, долгое время исследования постстрессовых расстройств у человека развивались независимо от исследований стресса. Вся проблема упиралась в тот стереотип подходов, который был усвоен как теория стресса, разработанная для организма, в то время как постстрессовые расстройства – это реакция личности, включающая в себя организм, психику, сознание и волю и душу. Человек реагирует на среду своим сознающим психо-телесным единством, и эффекты последействия представляют собой векторный сложный системный ответ на травматические события. Обобщение многочисленных исследований различных аспектов травматического стресса, описанных как: структура самости (Laufer), когнитивная модель мира индивида (Янов-Бульман), аффективная сфера (H. Krystal); неврологические механизмы, управляющие процессами научения (David A. Kolb), система памяти (Pitman), эмоциональные пути научения (Romanski & LeDoux) – наглядное доказательство того, что в постстрессовый процесс вовлечена вся сложная система человека с эпицентром «смыслообразования». Ведущим звеном является способность человека придавать смысловую значимость любому, порой даже индифферентному раздражителю (телефонный звонок, ночной телефонный звонок, особый стук в дверь, сон, крик вороны). Стресс становится «травматическим» тогда, когда смысловая значимость произошедшего для человека аналогично физической травме приводит к нарушениям в психосоматической сфере – отсюда и название (психическая травма, психический краш-синдром). Но, в отличие от физической травмы, психическая рана не видна, она не потрясает окружающих кровавым месивом из мышц, сосудов, нервов. Душевный краш-синдром – это «молчащий вулкан», способный прорваться в любое время, в любом месте, любым видом страдания и поведения.