Мужское здоровье в объективе cтрессологии – за пределами привычного
Шрифт:
В концепции травматического горя Линдемана (1944 г.) и «синдрома стрессорной реакции» стресса Горовица (1986 г.) особое место отводится фактору «времени» после травмы, в течение которого человек переживает психический дискомфорт, тревогу, агрессию, горе, состояние горевания. В результате появился термин «хронический стресс» наравне с острым стрессом. Под хроническим стрессом подразумеваются отдалённые последствия, появляющиеся после того, как исчезает воздействие стрессора.
Противники концепции единого механизма стресса и постстрессового расстройства, понимая сродство этих понятий, предлагают для корректности использовать термины «стресс» для обозначения непосредственной реакции на стрессор и «посттравматические психические нарушения» для отсроченных последствий травматического стресса. Такая «корректность» наносит больший урон пониманию единого процесса. В результате сравниваются абсолютно разные состояния, ибо стресс в его классическом понимании – это нормальная реакция организма на стрессор, а ПТСР –
В ранних работах (2002–2011 гг.) А. Тадевосян травматический стресс был описан под названием АПЭС – антропогенный психоэмоциональный стресс, тем самым подчеркивалась её специфичность как фактора, присущего только человеку, состоящего как из эмоциональной, так и когнитивной составной. Удельный вес каждой из составных меняется в зависимости от особенностей памяти конкретного человека, его личности, от особенностей восприятия, содержания состояния горевания его души и времени, прошедшего после травмы. Состояние дезадаптации в результате взаимодействия стрессора и психической уязвимости имеет ряд специфических, присущих только человеку особенностей, и этим оно отличается от эмоционального стресса. Человек, подвергшийся действию психически травмирующей ситуации сам, или будучи её свидетелем, переживает эмоциональный стресс как острое состояние. По существу, это первая фаза стрессорной реакции, как первая ступень ответа человека на травматическое событие, и она легко моделируется на животных. Когда стихает первый эмоциональный накал (шок) травматического переживания, человек начинает обдумывать произошедшее, включаются память, осмысление, оценивается прошлое, настоящее (когнитивный компонент психического аппарата), нередко с позиции количества и качества «потерь» для себя. Травма имеет категорию значимости для конкретного человека. «Значимость» травмы, её смысл являются результатом переработки всей прошлой жизни, настоящего и поиска «якорей» для будущего.
Нередко, чтобы человек осмыслил случившееся всесторонне, проходит довольно много времени, в течение которого выбрасываются «молекулы» эмоций разного количества, разной интенсивности и продолжительности. Многообразие эмоционального переживания этого периода зависит от того, что запомнил человек о событии, каково содержание его травматической памяти. Эмоциональная палитра в состоянии наедине с самим собой (стрессовый аутпрайс) очень динамична и разнообразна: от гнева, ярости до чувства вины и подавленного настроения. Течение часто бывает волнообразным: то усиливается эмоциональный накал, то ослабевает. Так обычно происходит эмоциональная разрядка, которая постепенно снижает деструктивную активность травмы, – «время лечит». Однако бывают случаи, когда параллельно с обдумыванием случившегося эмоциональное переживание всё время нарастает, в зависимости от добавления к факту потери личной роли, неприятия, случайного стечения обстоятельств, самообвинения. Самогенерация аффекта может привести к суициду, алкоголизации, психопатологии или к соматизации травмы. В процессе переработки случившегося возникает вторая волна эмоциональности, которая в ряде случаев может быть намного сильнее, чем в момент травмы. Этот этап включает в себя новый феномен эволюции – сознание и воображение.
Впервые обратил внимание на когнитивную сторону психического стресса Р. Лазарус. Он писал о том, что только интерпретация факта или ситуации делает раздражитель стрессогенным. Оценка, которой награждает индивид тот или иной фактор, является главной промежуточной переменной между стрессором и реакцией. Определяя стресс как ситуацию, при которой требования, предъявляемые человеку, являются для него испытанием или превосходят его возможности адаптации, Лазарус приходит к выводу, что, если даже раздражитель воздействует на индивидуума через какой-либо сенсорный или метаболический процесс, сам по себе являющийся стрессогенным, реакция стресса может не наступить. Раздражитель становится травматическим стрессором только в силу значения, которое человек придаёт ему. Поэтому чрезмерный стресс может быть инициирован самой личностью, которая способна приписывать стрессирующие характеристики порой даже нейтральному стимулу.
Эту особенность знали уже философы античного мира, писавшие: «Людей расстраивает не событие, а то, как они на это смотрят» (Эпиктет). А Андре Жид писал: «Как чудесна была бы жизнь, если бы мы довольствовались одними реальными бедствиями, не преклоняя слуха к призракам и химерам нашего ума».
После стресса обычно выделяют три периода:
• острый период (до 3 месяцев);
• подострый период (от 3–6 месяцев до года);
• период отставленных и отдалённых последствий, который может быть растянут на на годы, иногда на всю жизнь.
Пример из рассказа мужа:
«Я не могу понять, почему она сделала это сейчас. Мы потеряли ребёнка 3 года назад, она держалась хорошо. У нас родилась снова девочка. Жизнь стала налаживаться. И вдруг – она кончает жизнь самоубийством, оставив записку: ”Прости. Я всё это время пыталась забыть… каждый раз, обнимая нашу вторую дочь, я вижу лицо моей доченьки, она смотрит укоризненно на меня. Я больше не могу”».
Психическая травма – это акт воздействия травмирующего события на человека, ограниченный во времени и пространстве – «там и тогда». Становясь содержанием сознания, травматическое событие с течением времени может повторно и неоднократно проявляться в виде непроизвольных вспышек воспоминания (flashback) или инициироваться самим человеком в любом месте, в любое время и в любой ситуации. Его сила и значимость могут усиливаться воображением, которое манипулирует травматическим переживанием, перемещая его во времени, расширяя за счёт подключения других людей и событий. Таким образом, развивается состояние травматизации, ядром которого является «тело травмы». На уровне сознания «тело травмы» (психоаналитический термин), или травматическая констелляция (нейрофизиологический термин), обладает основным свойством – свойством притяжения всего, что как-то может увязаться в «единое целое» и составить травматическую реальность.
Последняя не имеет уже чётких пространственно-временных границ. Человек «начинает жить» не столько в объективной реальности, сколько в субъективной посттравматической реальности. Каждый раз при активации этой реальности он проживает всё заново со всей сложностью сенсорного восприятия травмы, соматовегетативного симптомокомплекса, дополненных аффективностью момента и тем поведением, которое проявлял травмированный человек во время травмы. В результате акт «психической травмы» переходит в «состояние психической травматизации», которое хронизирует острый стресс. Состояние хронической травматизации проявляется тревогой, напряжением или астенизацией.
Травматизация – процесс, который начинается с сенсорного пускового фактора (психотравмирующего события) и продолжается тогда, когда в системе складываются определённые травматические констелляции, в основе которых лежит принцип доминанты А. А. Ухтомского. Особенностью травматического стресса является его способность сохранять стрессовые события в виде психических эхо/эффектов, известных как вспышки воспоминаний. Этот симптом в качестве самостоятельного описан при ПТСР и считается специфическим. Травматическая ситуация становится содержанием сознания через сохранение в памяти различных эхо-эффектов, от варианта которых зависят те или иные клинические симптомы ПТСР (А. Тадевосян, 2002, 2011). «Эхо-стрессоры» бывают нескольких видов – в зависимости от механизма возникновения и развития. Общим свойством всех разновидностей flashback является непроизвольность как запечатления, так и воспроизведения.
Эта категория психических феноменов обусловлена деятельностью зеркальных нейронов и эйдетизмом СБА, способностью памяти запечатлевать отдельные сенсорные восприятия или целые ситуационные события (гештальты).
Нами выделено несколько вариантов флешбек – «эхо-гештальтов»:
• сенсорный;
• судорожный;
• соматический;
• болевой;
• когнитивный.
В случае сенсорного эхо-эффекта травматическая доминанта (констелляция) возникает сразу, без периода становления. В этом случае травматическая память сохраняет пространственно-временной образ травматической реальности как зеркальное отражение случившегося. В этом психическом процессе к минимуму сведена избирательность извлечения информации как неотъемлемое свойство отражения. Наглядным примером являются вспышки воспоминаний, кошмарные сновидения.
Современные научные достижения в области нейронаук позволяют понять механизмы, которыми обусловлено это запечатление. В начале 1990-х годов были открыты «зеркальные нейроны» в зоне F5 двигательной (моторной) коры мозга. В экспериментах на обезьянах было обнаружено, что паттерн нейронной активности, связанный с наблюдаемым действием, отражает реально существующую в головном мозгу животного «модель самого движения». Было замечено, что, когда кто-нибудь из экспериментаторов брал ломтик фрукта, на электроэнцефалограмме обезьяны корковые нейроны начинали работать точно так же, как если бы ломтик взяло само животное. Зеркальные нейроны изменяли свою активность не только на зрительную информацию, но и на слуховую, например на звук раздавленной скорлупы арахиса. Такие нейроны были названы аудиовизуальными зеркальными нейронами. Активация этих нейронов происходила даже тогда, когда примат не до конца мог видеть или слышать ситуацию, а воспринимал только её фрагменты, и обезьяна могла лишь вообразить, что происходит. Позже эксперименты стали проводить с людьми. Авторы (Витторио Галлезе и др., 2007) описывают следующий эксперимент, который приведём и проанализируем со своих позиций.