Мужской день
Шрифт:
Дядя Юра пока никак по-другому моего папу отблагодарить не мог. Мне, как я уже сказал, он подарил аквариум. А папе ножи. Но поскольку ножи были убраны в стенной шкафчик, каждый раз при его появлении происходила такая сцена – мама начинала резать хлеб или овощи на салат, и дядя Юра спрашивал:
– Марин, а где мой нож?
Мама краснела, равнодушно пожимала плечами и бросала через плечо:
– Да не помню... Здесь где-то.
Дядя Юра обиженно надувался и замолкал.
Наконец папе это надоело, и он переложил
Мама кричала на него сквозь слезы:
– Ну конечно, нарочно! Конечно! Тебе твой шурин дороже моего пальца! А уж твоя сестра тебе дороже жены в тыщу раз! Или даже в миллион!
На что папа молчал и молча злился.
С аквариумом тоже ничего не вышло. Рыбки, за которыми мы с мамой долго и нудно ездили на Арбат в зоомагазин, на следующий день сдохли. При этом мы с мамой переливали воду, уставили всю квартиру баночками, рассыпали по полу половину рыбьего корма, жалели рыб изо всех сил, и в конце этого следующего дня мама так устала, что легла на диван и лежала до самого вечера, пока не пришел папа.
Папа молча выслушал наш рассказ и поставил пустой круглый аквариум на шкаф.
– Ничего страшного, – сказал он. – Не всем это дано. Любить природу тоже надо уметь.
Короче говоря, дядя Юра был непростым человеком. С его огромным ростом, скрипучим голосом и густыми, как проволока, волосами, с его осторожными ночными визитами – он как-то плохо вписывался в нашу малюсенькую квартирку. Поэтому, хотя жалость и любовь к дяде Юре была для меня святым и непреложным чувством, я решил любить его не в открытых, а в закрытых формах. Чтобы он об этом не знал. А знал один я.
Стоял ли я во дворе, смотрел ли из окна, шел ли из школы – глаза мои теперь были зоркими, а движения осторожными. Не идут ли за дядей Юрой? Не крадутся ли милиционеры за мной по пятам?
Даже когда мои друзья начинали играть в футбол, я иногда покидал их и садился на деревянный столик, краем глаза наблюдая за всеми входящими и выходящими.
И надо же было так случиться, что однажды я действительно увидел милиционера в фуражке и плаще, который
входил в наш подъезд! А дядя Юра как раз был у нас в гостях!
Я помчался домой и с порога крикнул:
– В доме милиция!
Дядя Юра шатнулся и сразу бросился к окну.
– Машины во дворе нет! Это не за мной! – крикнул он. – Может, участковый?
В тот раз я впервые увидел, как он побледнел. Лицо сразу стало нормального цвета.
Зачем-то дядя Юра полез на балкон, и папа с большим трудом уговорил его не прыгать с шестого этажа.
– Сима, ну все! Ну все! Прости меня, Сима! Прости меня, Марина! – отчаянно шептал дядя Юра.
Потом он надел ботинки и исчез.
Было уже темно.
– Куда же он пойдет? – отчаянно спросила мама. – Ведь к Розе ему нельзя...
– Ну один раз переночует на вокзале, – сказал я, не без оснований чувствуя себя причастным ко всей этой истории. – Это гораздо лучше. Безопаснее.
– По-моему, – тихо сказал папа, – на вокзале его точно заметут.
– Не кричи на ребенка! При чем тут ребенок! – тихо закричала мама. – Иди лучше догони его. И ты иди! – подтолкнула она меня в плечо довольно сильно. – У тебя глаза лучше.
...Так поздно я еще никогда не выходил из дома.
Светила луна, отдаленно шумели трамваи, в лужах отражались московские бледные фонари.
Папа бежал, тяжело дыша, по направлению к улице Заморенова.
Потом он понял, что мы бежим не туда. И повернул к скверу.
– Папа, он точно здесь! Он точно здесь! – шептал я.
Темные фигуры шастали по скверу туда-сюда. Я чувствовал, что папу трясло. И сам затрясся вместе с ним. Удивительно, но дядя Юра не поехал в свое Подмосковье на ночь глядя, не спрятался в подвале, не сделал чего-нибудь еще такого же безумного. Он сидел в сквере на лавочке, закрыв лицо руками.
Папа подошел к нему, сел и положил ему руку на голову.
– Ладно, Юра. Кончай! – сказал он. – Не обижайся на ребенка. Ну увидел милиционера. Он же маленький.
– Сима, – сказал дядя Юра каким-то незнакомым, высоким голосом. – Сима, мне осталась неделя!
– Я знаю, – ответил папа.
Так кончилась наша семейная тайна.
Но история про дядю Юру и тетю Розу на этом не кончилась. Через год, как раз в апреле, когда у дяди Юры наконец все устроилось и с работой, и вообще – нас всей семьей пригласили на дяди Юрин день рождения.
У порога нас встретил собачий лай. Этот лай отдаленно напоминал мне мяуканье.
– Ой, не наступите! – весело кричала тетя Роза. – Не наступите, а то он обидится и будет весь вечер лаять, покоя не даст.
Карликовая китайская собака с уморительно злым носом, крошечными глазами-пуговками и яростно открытой пастью
перекочевала на огромные руки дяди Юры. Дядя Юра ласково прижал ее к своей груди и сказал:
– Ну вот, знакомьтесь. Наша новая собака. Лайма.
Ананасов на столе не было ни одного. Но сколько же было салатов!
В общем, я ел, ел, ел эти салаты и никак не мог остановиться.
– Как из голодного края, – неодобрительно смотрели в мою сторону родители.
– Да отстаньте вы! – хохотала тетя Роза. – Пусть ребенок наконец поест.
Наконец я наелся. Но ходить я уже не мог. Меня отнесли в Ларискину комнату и положили на маленький диванчик. Вся комната от пола до потолка была заставлена аквариумами. По моей просьбе в комнате выключили свет, и я увидел фантастическую картину: стаи диких меченосцев, пузатых золотых рыбок, серебристых гуппий кружились почти что вокруг меня в невероятном танце.