Мужской день
Шрифт:
Голубятников вообще было много. Голуби летали над Красной Пресней черными и белыми стаями, гомонили на
чердаках, купали свои жирные тела в лужах, обсиживали наш любимый столик, который после этого надо было мыть тряпкой.
Я к голубям относился вообще равнодушно. К голубятникам тоже. Как и вся старая Пресня, они были вымирающим племенем. На пустырях здесь рыли огромные котлованы для новых домов. Огромная кувалда днем и ночью долбила шахты для строительных свай. Там, где раньше зеленели палисаднички, теперь клубилась
Тем не менее, здесь, в чужом дворе, Санькина голубятня была еще жива. Да и как ей тут было не сохраниться!
Двор был настолько темный, сырой и прохладный, что зеленовато-буроватая стена как будто даже обросла мхом. По углам двора свирепо высилась крапива. Словом, тут были спокойный полумрак и мертвая тишина. За углом примостился двухэтажный дом-развалюшка, в котором уже давно никто не жил и который бог знает какой год стоял под снос.
Эти дома под снос вообще были сущим бедствием нашего района.
Вся деревянная Пресня быстро разрушалась на наших глазах. На месте снесенных домов, заборов и сарайчиков лежали груды мусора. И когда мы с Колупаем шли из школы домой, мы обязательно играли здесь в пряталки, натыкаясь то на выброшенную кровать с ржавыми пружинами, то на матрац, то на газовую плиту, то на дохлую кошку... Однажды мы с Колупаем нашли там почти мертвого дяденьку, который лежал синий и замерзший, но когда мы стали его трогать палкой, он обиделся и полез на нас с кулаками. Мама ужасно боялась моих рассказов об этих занимательных находках, она вообще вся дрожала, когда ходила мимо пресненских пустырей – и я постепенно прекратил все эти рассказы.
– Понимаешь, – шептала мама ночью папе, – он там может куда-нибудь попасть, в какую-нибудь, я не знаю, яму, там ходит столько всяких людей, какие-то нищие, чего-то ищут, я прямо не знаю... Я боюсь – вдруг что-нибудь случится.
– Не бойся, – коротко отвечал папа на всю эту мамину тираду и мгновенно засыпал.
Все это я слышал из своей комнаты, поскольку уши у меня были как локаторы.
Честно говоря, была еще причина, по которой я почти никогда сюда не ходил, в этот чужой двор. Дело в том, что Вовик и Демочка часто пугали нас с Колупаем рассказами о пытках.
Пытки, по их мнению, происходили в старом двухэтажном полуразваленном доме, который когда-то принадлежал купцу Безумнову. Естественно, в доме раньше были всякие разные клады с серебряными и золотыми монетами, которые правда уже все давно нашли; находили также и скелеты замурованных в стену подвала еще до революции людей, поскольку сам-то купец был маньяком, и с него, собственно, и началась печальная традиция пыток в этом доме.
– И вот, – говорил Вовик скучным голосом, – идешь себе вечером часиков в девять, а уже темно так, прям не знаю, почему так темно...
–
– И вот иду, на фиг, ничего не видно, – продолжал Вовик скучным голосом, – вдруг вижу, какие-то парни выходят из дома, ну из безумновского. Ну из этого, вот про который я говорю...
– Ну давай рассказывай, что ты заладил – из этого дома, из этого дома! – не выдерживал Колупай и начинал ходить.
– Ты не ходи, на фиг, ты слушай... И вот выходят парни из этого дома, я раз в сторонку, а в руках у них такая сумочка... Да...
– Что «да»? Что «да»? – кричал Колупай, весь белый от нехороших предчувствий.
– Ну что... Потом наутро находят там мужика... всего исполосованного.
– Чего? – глотал ртом воздух Колупай и начинал хвататься за сердце и за голову одновременно. – Чего исполосо...
– Исполосованного! Пытки, на фиг, в этом доме происходят все время! – подытоживал Вовик важно и говорил тихо и скучно: – Ну что, Демочка, пойдем?
– Пойдем, Вовик...
И они уходили, нарочно оставив нас в жутком беспросветном недоумении.
Я не верил их рассказам, а Колупаев с его диким воображением верил.
– Все-таки я не понимаю, как же вы там живете? – удивлялся он.
– Привыкли, – пожимал плечами Демочка.
– Привыкли, на фиг... – подтверждал Вовик.
Вовик, помимо всего прочего, подводил под истории о пытках строгую научную базу.
– Ну почему, на фиг, этот дом по-твоему не сносят? – горячился он. – Ну его давно бы снесли. Его уже пять лет как поставили на снос. Всех выселили на фиг. А он все стоит. Стоит и стоит...
– Ну и что? – не понимал я.
– А то! Его эти не дают сносить... Они его держат для пыток.
– Какие эти?
– А то ты сам не знаешь! – удивлялся Демочка. – Какие-какие... С белыми глазами!
– Пошел ты знаешь куда... – не выдерживал такого наглого вранья Колупай. – Сам ты с белыми глазами.
– Я-то пойду... Я пойду... – скучным и нехорошим голосом говорил Вовик, а Демочка смотрел на него, неотрывно выпучившись, как умел смотреть в нашем дворе только он, – только и ты сходи. Вот часиков девять-десять когда настанет, ты приходи, спрячься там и жди...
– И приду! – орал Колупай.
– И приходи, – спокойно соглашался Вовик.
Так они могли разговаривать довольно долго. Вовик, кстати, в отличие от Демочки, был человеком плотного телосложения, поэтому их научные с Колупаевым споры довольно
часто приводили к черт знает каким сложным последствиям и непростым выводам.
– А кровь, знаешь, она какая? – загадочно говорил Демочка.
– Ну какая?
– Она густеет быстро! И вот такие бурые сгустки остаются. И они потом ни фига не проходят. Хоть ты воду лей, хоть что. Вот можешь сходить туда и посмотреть...