Мужской день
Шрифт:
Повисла неловкая пауза.
– Ну что ты молчишь? – вдруг по-настоящему расстроился дядя Юзя. – Ты что, не понимаешь? Человек – сам кузнец своего счастья! Неужели тебе никто этого не говорил? Ты должен заставить отца обратиться в ваш жэк, поднять на ноги общественность, написать письмо в райком... Это же элементарно! Если бы я здесь жил, у вас была бы спортплощадка через месяц!
Я вдруг представил себе, как дядя Юзя заставляет вечером моего папу идти в жэк. Как наседает на него со словами: «Сима, ты же главный
«Неужели это и есть общее дело?» – с грустью подумал я.
Дядя Юзя, как это обычно водится, с легкостью угадал мои мысли.
– Да! Да! Да! – воскликнул он. – Это и есть твое общее дело! Ты должен поднять всех на ноги, я еще раз тебе повторяю! Ты должен сплотить вокруг себя все то лучшее, что еще живет и дышит на этой... территории, – обвел он наш двор широким движением руки. – Ты должен стать вдохновителем и организатором... Ты меня понял? – патетически закончил дядя Юзя.
– Я понял, дядя Юзя, – послушно сказал я. – Пойдем домой, пожалуйста.
– Нет, я вижу, что ты не понял! – сказал дядя Юзя. – Поэтому сейчас, прямо вот на этом самом месте, я дам тебе, может быть, главный урок в твоей жизни. Слушай и запоминай! Это будет для тебя поважнее всякой школы.
Дядя Юзя стал оглядываться в поисках подходящего объекта для своего показательного урока.
– Послушайте! – громко обратился он к идущему мимо человеку. – Остановитесь на секундочку!
Я в ужасе замер.
Мужчина чуть не споткнулся от неожиданности.
– А в чем дело? – недовольно сказал он.
– Нет, ничего, – неожиданно мягко сказал дядя Юзя. – Просто я хотел узнать ваше мнение. Как вы находите: в этом дворе дети могут нормально расти и развиваться?
– Что? – грозно пробасил мужчина, надвигаясь на дядю Юзю могучей грудью.
Но дядя Юзя был абсолютно хладнокровен.
– Я вас спрашиваю, – повысил он голос, – в этом дворе есть условия для хоть какого-нибудь воспитания подрастающего поколения? Вы-то сами где живете?
– Я? Вон в том дворе... – мужчина показал рукой и уставился на дядю Юзю во все глаза.
– У вас там детская площадка есть? – строго спросил дядя Юзя.
– Вроде есть... – мужчина неуверенно оглянулся и стал быстро покрываться потом.
– Вот вы здесь часто ходите, как я смотрю, – вкрадчиво сказал дядя Юзя. – Я сужу просто по вашей походке. Ходите на работу или в магазин. А вам не приходило в голову обратить внимание на этих пацанов, которые у вас под ногами гоняют в футбол на асфальте, рискуя покалечиться? Вы не обращали внимания, в каких условиях проходит их детство? Вы сами кто по профессии?
Мужчина кашлянул и вдруг побежал прочь от дяди Юзи, часто оглядываясь.
– Сумасшедший какой-то, – пожал плечами дядя Юзя. – Ну ладно, я вижу, тут действительно не с кем разговаривать. Пойдем в жэк. Ты дорогу знаешь?
– Нет! –
– Что «нет»? – удивился дядя Юзя. – Что значит «нет»?
Трудно передать словами чувства, которые охватили меня в эту минуту. Именно здесь, на асфальте нашего двора, при ярком свете летнего утра, я вдруг впервые обнаружил, что дядя Юзя уже сильно немолодой и даже, можно сказать, потрепанный жизнью человек. Седой хохолок на его лысоватой голове смешно трепыхался от ветра. Он стоял в плаще-болонье, который страшно шуршал. Стоял и смотрел на меня пронзительным желтым взглядом.
– Пожалуйста, не надо, дядя Юзя, – мягко сказал я. – Ну его, этот жэк. Все равно они ничего не сделают.
– Это верно, – вдруг вздохнул он и неожиданно послушно поплелся за мной к нашему подъезду.
И тут, думаю, самое время сказать о нем еще несколько слов.
Если говорить честно, наш дядя Юзя вообще-то был немножечко старомоден, хотя тщательно это скрывал.
Например, папа ни разу ему не сказал о том, что не очень любит ходить в театр, больше предпочитает кино. Хотя они с мамой часто говорили об этом.
Изящный желтый чемоданчик, с которым дядя Юзя посещал Москву, тоже был в некотором роде обломком прежней роскоши. В то время, о котором идет речь, командировочные люди стали предпочитать портфели.
А дядя Юзя своим чемоданчиком гордился.
– Он же трофейный! Немецкий! – говорил дядя Юзя, хлопая чемоданчик по кожаным чешуйчатым бокам. – Ему же износу не будет еще сто лет!
Дядя Юзя вообще любил ездить. Полжизни он провел в командировках. Профессия его называлась на мой слух странно – снабженец.
– Во время войны обеспечивал фронт всем необходимым, – скромно говорил о себе дядя Юзя.
Когда у них с мамой случались ссоры, она уходила на кухню и бурчала себе под нос, что одни мерзли во время войны в окопах, а другие обеспечивали их всем необходимым. Но в глаза говорить это дяде Юзе она, конечно, не решалась.
Любовь к поездам, к вокзальным буфетам, к гостиницам, к «Тройному» одеколону, к парикмахерским, к свежим газетам, к рыбным консервам, к чистому прохладному утру, когда поезд подходит к перрону нового города – все это отличало дядю Юзю от всех известных мне людей.
Он нес свой чемоданчик сквозь целую страну, абсолютно уверенный в своей нужности и необходимости, в том, что рано или поздно всем все объяснит и докажет. И даже расскажет, как нужно жить...
В том, как дядя Юзя тщательно гладил свои брюки, как галантно кланялся, приглашая на танец мою маму, было что-то довоенное. (Так я, по крайней мере, тогда думал.)
Шарф дядя Юзя носил «под цвет». В карман пиджака клал «платочек треугольничком». В общем, одевался тщательно. Хотя вокруг него была уже другая эпоха. Эпоха свитеров, бород и джинсов.