Музыкальные диверсанты
Шрифт:
— Мне еще не верится, что я в Берлине! — с темпераментом старого актера начинает В. А. — Вы себе представить не можете, что нам пришлось пережить, прежде чем удалось сбежать от уже окончательно обезумевших большевиков, — живо и занимательно рассказывает В. А. о своем действительно фантастическом бегстве из красного ада.
День объявления войны застал беглецов в Черновцах на гастрольной поездке в связи с лермонтовскими торжествами.
— Уже тогда, — говорит В. А., - у нас была мысль остаться и перейти к немцам. Но, увы, все необходимые бумаги, кое-какие ценности, а главное, часть семьи оставалась в Москве.
Предчувствуя, что германские войска скоро подойдут к Москве, В. А. поспешил туда. План бегства
Фрагмент статьи о В. А. Блюменталь-Тамарине из немецкой газеты «Новое слово». 1942
— Надо было выезжать. Но вслед за ней пришла телеграмма, что все продукты до табака и вина включительно надо везти с собой. Это позволило еще оттянуть отъезд, так как в Москве уже трудно было достать необходимое. Комиссар соседнего с дачей города — еврей Еврух — все время торопил с отъездом. Тут, к счастью (как это ни странно звучит), заболела моя жена. Пришлось оперировать руку. Тут уж и Еврух не мог придраться. По всем признакам, германская армия была совсем близко. Комиссар уже готовился бежать. Торопил и нас. Мы же в это время были заняты другим. Днем паковали вещи, а ночью рыли убежище в глубоком овраге в трехстах метрах от дачи. Наконец, наступил день, когда уже начала доноситься канонада. Комиссар в автомобиле заехал к нам, сказал, что надо срочно выезжать… Мы сказали, что едем вслед за ним. Когда он отъехал, мы перебрались в наше убежище. Там мы просидели двенадцать дней. Это были самые жуткие «дни нашей жизни», — улыбается В. А., - только иногда ночью кто-нибудь пробирался из нас на дачу, чтобы взять что-либо необходимое. Нас было пять человек. Осталось трое. Во время одной из вылазок погибли бабушка жены и прислуга, прожившая с нами всю жизнь. Профессор Мартынов, прятавшийся поблизости, был ранен разрывом гранаты и приполз к нам. Мы втянули его в яму, и он умер почти сразу же на наших руках. Это были самые страшные дни. Около нас орудовали истребительные отряды, сжигая все, что можно. Выйти было невозможно. Труп проф. Мартынова трое суток пролежал у нас в яме вместе с нами, с живыми, или, вернее, полуживыми.
И, наконец, наступил долгожданный день! В одну из вылазок мы увидели немецкого солдата. Слава богу! Мы спасены!
Много, много может рассказать В. А., и он все расскажет читателям «Нового слова». Он раскрывает объемистый дневник и читает несколько страниц. По ним уже можно судить, что кроме блестящего артистического дара судьба не обделила его и даром литературным [28] . Но это не только литература. Тут и жизнь. Двадцать четыре года жизни в советском аде, из которого даже «заслуженный артист республики» мечтал бежать и сбежал. Тут масса встреч с людьми, чьи имена всем нам хорошо известны. Этот толстый дневник В. А. вручает мне и говорит:
28
— У меня длинный счет к советским самодержцам. Может быть, и отпечатанием этих страниц я смогу списать тут один нолик с этого счета…
Действительности изложенное в статье, мягко говоря, не соответствовало. Напротив, власти были удивительно лояльны к строптивому и экзальтированному служителю Мельпомены.
Во время Гражданской войны, летом 1919 года, когда Харьков заняли части Добровольческой армии, Блюменталь-Тамарин вместе с другими актерами решили устроить в честь этого события большой праздник в местном цирке.
По воспоминаниям современников, Всеволод Александрович верхом на белом коне, держа в руке пику с огромным трехцветным флагом, с притороченной к седлу большой церковной кружкой, разъезжал по городу, собирая пожертвования на подарки «освободителям родины».
Порыв оценили. «Знаменосец» возглавил агитационно-театральный отдел при Харьковском отделении пропаганды армии Деникина. Главной задачей подразделения определялась «пропаганда идей Добровольческой армии путем лекций, концертов, спектаклей и т. д.».
С работой он справлялся на отлично. В начале июля газеты заполонила реклама гастролей А. Н. Вертинского.
Тем временем советские информагентства распространяли заявление «убежавшего от красных» железнодорожника:
«… городе применяется белый террор…Полтора дня трупы были развешаны на фонарных столбах. Восстановлен 12-часовой рабочий день… Буржуазия ликует. Толстосумы в день помощи добровольцам опускали в кружки серьги, бриллианты…
В ресторанах исполняют "Боже, царя храни”».
Когда Красная армия вошла на Украину, Всеволод Блюменталь-Тамарин был арестован. И только благодаря личному вмешательству Луначарского его не расстреляли.
Но удивительное дело! Каких-то семь лет спустя после его «белогвардейских эскапад» в Харькове и Москве с размахом отмечалось 25-летие его сценической деятельности. В честь юбилейной даты ему было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР и в дальнейшем дано разрешение на создание собственного театра.
Так что откровенную напраслину в своих мемуарных записках возводил кумир публики на советскую власть. Но заведомая ложь не мешала ему пустить все свое мастерство на борьбу с ней.
Уже зимой 1942 года он в качестве штатного сотрудника «Винеты» (с огромной зарплатой в 600 рейхсмарок!) выступил по радио с обращением, в котором призывал соотечественников не защищать сталинский режим и сдаваться, а население на захваченных территориях — сотрудничать с оккупантами.
Программы стали выходить в эфир регулярно, два раза в неделю и, как сказали бы сегодня, в прайм-тайм. Но его главной «фишкой» оказался дар к имитации. Голосом Сталина Блюменталь-Тамарин зачитывал Фальсифицированные указы советского правительства. Такие речи транслировались на оккупированных территориях СССР.
В. Л. Блюменталь-Тамарин во время войны
Узнав об этом, 27 марта 1942 года Военная коллегия Верховного суда СССР заочно приговорила его к смертной казни. Поговаривают, что как Гитлер мечтал отрезать язык Левитану, так Сталин лелеял мысль расправиться с Тамариным.
24 мая 1942 года артист выступил с первым сольным концертом в Берлине. Впоследствии его выступления в столице Третьего рейха стали регулярными. Помимо демонстрации различных сценок из популярных пьес он, как сообщала реклама, «перед началом спектакля читал реферат “Искусство и большевики”».