Музыкантша
Шрифт:
Осенью у Раисы было много работы на стройке. Сдавался дом, поджимали сроки, и Раисе часто приходилось трудиться допоздна. Она методично штукатурила стены — Раиса не терпела халтуры, потом распахивала настежь окно и садилась на подоконник покурить. Это своё увлечение Раиса тщательно скрывала от Анжелы и сына. Но тайком от всех очень любила расслабиться вечерком, сидя с сигаретой на подоконнике в пустой квартире. В такие минуты ей казалось, что вся жизнь у неё ещё впереди, и многое можно успеть сделать. Она ещё вполне способна встретить мужчину своей мечты и зажить с ним счастливо и без забот. За Вовочкой будет присматривать Анжела, а она будет их навещать часто-часто. А в выходные они все вместе будут ездить на дачу, где Раиса собиралась выращивать овощи. Дача была её тайной и давно лелеемой мечтой, увы, трудноосуществимой. Погружённая в такие
Её нашли только утром пришедшие на стройку рабочие. Бабы из её бригады удручённо качали головами — смерть подруги произвела на них угнетающее впечатление. Прораб был вне себя от ужаса. Смерть на строительной площадке не сулила лично ему ничего хорошего. Бабы перешёптывались:
— Бедная Райка! Рвалась баба, как могла… Заработалась…
— Да что уж там случилось?
— Кто ж знает? Сорвалась…
— Может, нарочно?
— Глупости не говори, сын у неё больной.
— Вот именно, что больной… Замучилась она с ним.
— Да вроде в последнее время наладилось у неё всё. Довольная ходила, повеселела.
— Да что вы, бабы! И охота вам языки чесать?! — цыкнула на женщинмогучая бригадирша. — Несчастный случай это. На подоконнике любила сидеть Раиса, царствие ей небесное! Курить, мечтать… Вот и домечталась.
— Может, напугал кто?
— Может, и напугал… Дверь закрыть забыла, вот бродяга и забрёл, свет в окошке увидев. Теперь разве узнаешь? В пустых домах-то бомжи ночевать любят.
— Ну, всё, разошлись! — Прораб обречённо махнул рукой в сторону женщин. — Работу никто не отменял. Без вас разберутся.
Женщины поплелись на работу, многозначительно переглядываясь и жалея прораба в глубине души.
После обеда бригадирша начала собирать деньги на похороны.
Похороны прошли спокойно. Увидев мать в гробу, Вовочка долго смотрел на неё, потом погладил по руке и заплакал. На кладбище он испуганно жался к Анжеле, и та всё время гладила его по голове, чтобы он не боялся. Отец Вовочки, бывший муж Раисы, на похороны не явился, предпочитая откупиться деньгами. Ввиду полной беспомощности членов Раисиной семьи, организацию похорон взяли на себя женщины из её бригады. Гроб с телом усопшей опустили в заранее приготовленную яму и быстро забросали землёй — шёл дождь, и мокнуть никому не особенно хотелось. Скромные поминки справили в кафе, а потом разошлись каждый по своим делам. Анжела и Вовочка вернулись в пустую квартиру. Вовочка выглядел тихим и немного пришибленным, Анжела позволила себе заплакать. Она по-своему привязалась к Раисе и даже почти полюбила её, хотя по-настоящему близких отношений у них так и не установилось из-за скрытности Анжелы и её тяготению к одиночеству. Ночью Анжела ворочалась с боку на бок, пребывая то ли в полусне, то ли в полуяви. Ей чудился её давний знакомый в бейсболке и рваных джинсах. Он противно улыбался, пристально глядя на Анжелу, а потом исчез в пустом дверном проёме. Когда он ушёл, Анжела увидела открытое настежь окно, которое так хлопало створкой, что ей казалось, будто бы в голове у неё ударяют в набат. Она в ужасе проснулась, покрытая с ног до головы липким холодным потом, и пошла в ванну, чтобы смыть с себя весь этот кошмар, который, казалось, приклеился к ней намертво. После ванны она забралась в постель к Вовочке, и они проспали до самого утра, обнявшись. Вовочка тихо всхлипывал во сне, и Анжела с удивлением поняла, что он тоже плакал всю ночь, не в силах заснуть. В этот миг он показался ей почти нормальным; просто подчиняясь неведомой сильной воле, он внедрился в её жизнь, чтобы сыграть там такую неприглядную роль. Но Анжела раскрыла замысел, и теперь притворяться не было никакого смысла. Более того, она даже испугалась такого поворота событий. Вовочка был теперь её единственным родственником и единственной привязанностью.
Утром им позвонил нотариус и попросил Анжелу зайти к нему в контору. Когда Анжела пришла, он торжественно вынул из сейфа завещание и зачитал его ей. Анжела оторопело слушала. Раиса, добрая душа, оставила Анжеле не только квартиру, но и солидную сумму денег на счёте. Сумма была, конечно, не астрономической, но на нормальное существование Анжеле и Вовочке её хватало с лихвой. Эта сумма позволяла Анжеле не заботиться о хлебе насущном, пока она учится и не искать побочных заработков.
Анжела вернулась домой, приготовила ужин, накормила Вовочку и сделала ему укол. После смерти матери Вовочка никак не мог прийти в себя и ходил сам не свой. Анжела боялась, что произойдёт срыв, и Вовочку упрячут в психушку. Теперь она, как и Раиса когда-то, боялась одного упоминания о психушке, и у неё всякий раз сжималось сердце, когда Вовочка был не в себе. Анжела, как могла, объяснила ему, что у его мамы теперь другая жизнь на небесах, много лучше чем та, которую она вела здесь. Вовочка, слушая её, тоненько выл. Анжела сказала, что мамочка с небес наблюдает за ними и помогает им. И она очень расстраивается, когда Вовочке плохо. Чтобы напрасно не волновать её, надо перестать впадать в уныние и начать жить по-прежнему. Вовочка кивал, слушая речь Анжелы, вздыхал и прижимался к ней.
В сентябре начались занятия в консерватории, и жизнь понемногу вошла в нормальное русло.
Старый скрипач, Роберт Генрихович, пил кофе в преподавательской. Кроме него, здесь сидела только заведующая учебной частью Любовь Петровна. Роберт Генрихович отхлебнул кофе и обратился к коллеге.
— Как вам моя новая ученица? Божественная игра! Это чёрт знает, что такое! Здесь и отрешённость, и фанатизм, и одержимость, и напор! Это даже не талант, это Дар! Да, да — Дар, с большой буквы! Есть, знаете, как говорят, мужская игра и женская игра. Но это, это выше этого! Это игра самого Ангела, у которого нет пола, как известно! И я счастлив, что хоть в конце жизни мне довелось такое услышать! Мне кажется, так играл сам маэстро. Н-да… сам маэстро Паганини… Во всяком случае, я именно так представлял себе его игру. Эта девочка в состоянии свести с ума любого. Мне кажется, что она и сама немного сумасшедшая, нормальный человек просто не в состоянии так играть! Мистика, чистая мистика!
— Кому это вы там поёте дифирамбы? Это вы про Анжелу Цыганкову?
— Господи, ну конечно! О ком я ещё могу говорить?! Вы, право, удивляете меня, дражайшая!
— Эта та из детского дома? У которой опекунша выпала из окна? Тёмная история… Она не испортит нам показатели?
— Что вы такое говорите?! Ну какие показатели?! Любовь Петровна! Вы вгоняете меня в шок! Надо же так выразиться! Испортит показатели! Да она прославит наше с вами учреждение во веки веков! И меня, старого ремесленника от музыки, и вас, бумажного червяка!
— Роберт Генрихович! Я бы попросила вас не выражаться!
— Ну, извините, дорогая, вырвалось, это я от избытка чувств. Не берите в голову. Не обращайте внимания на старого дурака.
— Да чего уж там… Если бы я вас не знала… К вам только спичку поднеси, вспыхиваете, как порох!
— Такой уж уродился. Но девочка просто клад, уж поверьте.
— Да верю я вам, не кипятитесь. Она вроде сейчас в квартире с сыном своей опекунши живёт? Она же ей квартиру завещала? Парень, я слышала, душевнобольной, и она за ним ухаживает.
— Всё так, всё так. Но что же здесь необычного? Женщина выпала из окна на работе, несчастный случай, не более того. Никто, знаете ли, не застрахован… Девочка-то здесь причём? А сынок у той женщины действительно больной, дебил вроде. Так Анжелочка его опекает, присматривает за ним. В дурдом, заметьте, не сдала, хоть и сама ещё ребёнок.
— Прямо мать Тереза.
— Не иронизируйте, уважаемая, за этим стоит трагедия. У девочки не простая судьба, отнюдь не простая… Все эти сытые детки и представления не имеют, что ей пришлось пережить и что она переживает сейчас. Отсюда и игра. Отсюда и глубина. Отсюда и этот надрыв, что хватает за душу и выворачивает её наизнанку. Когда я слышу её игру, мне кажется, что она стоит предо мной голая… Да, голая… совершенно беззащитная…
— Роберт Генрихович!
— Да перестаньте вы, Любовь Петровна! Никакой пошлости… Я пытаюсь передать вам свои ощущения… Я и сам впадаю в экстаз, практически религиозный. Вы знакомы с таким видом экстаза?
— Не доводилось.
— Вы много потеряли, скажу я вам… Потом чувствуешь себя совершенно пустым, как воздушный шарик.
— А вам-то откуда он знаком? Вы не перестаёте меня удивлять!
— Как-то случайно попал на проповедь. Знакомый один затащил. Что я там увидел, даже передать не могу… а потом я и сам наполнился таким восторгом, таким благолепием! Не помню, как и вышел оттуда… С тех пор от проповедников держусь подальше.