Музыкантша
Шрифт:
— Вот те раз! А вам-то это зачем? Сколько помню, в последние пять лет к ним никто не ходит. Мать раньше ходила, да перестала что-то. Ещё один мужик ходит, не знаю кто, правда. Вот и всё.
— Ну, если я вас прошу, значит, мне нужно. Я проездом в вашем городе. Дальняя родственница. Случайно узнала о трагедии и решила навестить. Вот, помянете потом. — Анжела протянула мужчине пятьсот рублей.
Тот жадно схватил бумажку и торопливо спрятал её в карман засаленных брюк.
— Раз — родственница, значит, родственница. Пойдём, девушка. — Мужчина вышел из сторожки и запер дверь.
Они прошли
— Вот они, горемычные.
— Спасибо, можете идти, я постою тут немного.
Мужчина закивал и удалился. Анжела молча взирала на место своего успокоения. Убогие могилы, заброшенные и никому не нужные. Да и кому, собственно, они могли быть нужны? Их малолетняя дочь, которая могла помнить, погибла вместе с ними. Анжела посмотрела на дату, указанную на её памятнике. За годы дожди, снега и солнце почти стёрли краску, но она смогла вычислить разницу — восемь лет. Ей было восемь лет. Матери немного за тридцать, отцу тоже. Не каждому человеку доводится при жизни видеть место своего захоронения. Анжела окинула взглядом последнее пристанище их многострадальной семьи. Безысходность и запустение царили здесь. Ограда покосилась, крапива росла густо и весело, махая на ветру шипастыми листочками.
Анжела вернулась в сторожку. Мужчина уже купил поллитровку и налил себе стакан.
На скрип открываемой двери он обернулся и с удивлением уставился на Анжелу. Потом он вгляделся в неё попристальнее. Анжела порылась в сумочке и достала несколько пятитысячных купюр.
— Вот, возьмите. Приведите, пожалуйста, могилы в порядок. Мне, к сожалению, некогда этим заниматься, но я на вас надеюсь.
Мужчина поперхнулся.
— Как скажешь, девушка. Откуда такая щедрость к дальним родственникам?
— Делайте, что просят. Остальное вас не касается.
— Знамо дело, не касается. Я так спросил.
— Вы не могли бы вызвать мне такси? У меня телефон сел.
— Да, пожалуйста. Две минуты потерпите.
— Я на улице подожду.
— Ждите. — Мужчина набрал номер и заказал такси. Потом приоткрыл дверь и крикнул Анжеле, сидящей на скамейке возле строжки. — Куда ехать, девушка?
— В гостиницу Центральная.
— Понял! — Мужчина передал ответ Анжелы и положил трубку. Потом задумался и снова выглянул из-за двери, пристально рассматривая Анжелу. Она поймала его взгляд, и он поспешно отвернулся.
Когда такси пришло, и Анжела уехала, он снова снял трубку телефона и набрал номер.
— Иваныч? Привет. Это я. Тут дело такое… Да не ори ты! Важное. Сам сейчас поймёшь. Да говорю я, говорю! Ты слушай, а не визжи. Баба сегодня одна на кладбище приходила, просила ей могилу Фёдоровых показать. Да, да! Тех самых! Говорит, дальняя родственница. Я к ней присмотрелся — вылитая покойница! Ну, жена этого. Да нет, не она! Точно, точно. Молодая ещё. Помнишь эту историю? Муженёк то ли украл там чего, то ли ещё что-то натворил. Искали его всем городом, помнишь? А нашли убиенного. Никто так и не понял тогда, кто убил-то? И то, что искали, не нашли. А теперь родственница эта. Деньгами швыряется. Мне пятнадцать тысяч дала, чтобы я могилу в порядок привёл. Мне, представляешь?! Незнакомому человеку. Может, её пощипать? Барину скажем, это у него тогда шашни с этим мужиком были. С покойником. Может, ему и надо? Сам с ней захочет разобраться. Вдруг покойничек денежки ей успел передать? Ты же сам ему должен, вот и откупишься. И потом, дамочка не бедная. Может, всё-таки пощипать удастся?… Понял. Куда поехала? В Центральную. Вот так. Там у нас только звёзды останавливаются, сам знаешь, номера там ого-го! Что? Только отъехала. Ну, бывай. Я у себя если что.
Возле гостиницы Анжела расплатилась и быстро поднялась к себе. Она не обратила никакого внимания на коренастого парня, стоящего на ступеньках. Когда Анжела скрылась, парень вошёл в холл гостиницы и подошёл к портье.
— Что за дамочка?
Портье снисходительно посмотрел на парня.
— Не знаешь, что ли?
— Откуда?
— Скрипачка. Очень знаменитая. Всего два концерта в нашем городе. Один вчера был, а другой сегодня вечером. А потом всё — тю-тю!
— Ну, надо же! — Парень присвистнул. — Кто бы мог подумать!
— А что?
— Да ничего. Понравилась просто, приударить решил. Но теперь передумал. Такая пташка не по мне.
— Надо думать! — Портье окинул парня презрительным взглядом.
— Ну, счастливо оставаться! — Парень кивнул портье и вышел на улицу.
Отойдя за угол, он достал телефон и начал звонить.
— Привет! Это я. Дамочка не простая. Знаменитая скрипачка. Точно. Я там в гостинице и афишу видел. Анжелой зовут. Точно. Сегодня концерт вечером, потом сразу улетает. Всё понял, ухожу.
В сторожку на кладбище зашёл мужчина, одетый в строгий костюм. Сторож кинулся к нему навстречу, стряхнул крошки со стула и подвинул его мужчине.
— Садись, Иваныч. Какими судьбами? Не ожидал, признаться.
— Я насчёт бабы той, что у тебя утром была. Скрипачка она. Знаменитая.
— Похожа. Какая-то вся замороченная.
— Эта замороченная скрипачка сегодня вечером улетает. А перед этим у неё будет последний концерт.
— А нам-то что?
— Теперь — что. Я по твоему совету позвонил Альберту, барину нашему доморощенному. Он велел нам её к нему привезти.
— Здрасьте, я ваша тётя! А если она не захочет?
— Идиот! Конечно, не захочет. Она сегодня улетает. С какой стати ей хотеть? Так чтобы наверняка захотела, её нужно украсть.
— Украсть?! Ну, знаешь… это уже криминал!
— Кто это говорит? Это старый вор?
— Я людей не воровал.
— А теперь своруешь. Не психуй, Альберт заплатит. Я уже проверил, у неё охраны нет. Водитель только после концерта за ней приезжает.
— На хрена нам это нужно? Сам пусть ворует.
— Сказал же — заплатит. И потом, если она окажется полезной, он нам долг спишет.
— Не нам, а тебе.
— Ну, мне. А я тебе. Вот мы все и квиты. Мы её ему привезём, и с нас взятки гладки. Ты хоть знаешь, где Альберт живёт?
— Откуда? Он с такими, как я, не якшается. Слышал, в городе у него апартаменты. Пентхаус там, что ли, какой-то…
— Эти апартаменты для отвода глаз. Он в лесах поместье, знаешь, какое, отгрохал? Точно барин. Вообразил себя графом Шереметьевым, мать его… у него там и театр собственный и актёры…
— Даже так? Они что, крепостные, что ли? Рабы?