Мы еще вернемся в Крым
Шрифт:
Особенно трудно приходилось морским пехотинцам, ставшим работниками комендатуры, во время авиационных бомбежек. Когда другие бежали в укрытие, начиналась их нелегкая и опасная работа. В такие часы выползали из своих нор немецкие солдаты и офицеры, не успевшие убежать из города. Они прятались в домах, жители которых были расстреляны, когда оккупанты хозяйничали в Феодосии. Снаружи такие дома выглядели мирно, окна и двери забиты досками, висели замки. А когда начиналась бомбежка, недобитые вояки выползали из своих нор, ракетами подавали сигналы самолетам, открывали огонь по десантникам, по причалам
У коменданта города было много и других хлопот, не менее важных и срочных, хозяйственных и гражданских.
– Как с городским головой, разобрались? – спросил Первушин, пожимая руку старшему лейтенанту.
– Разобрались быстро! – ответил Айдинов.
У генерала был свой интерес к недавнему феодосийскому градоначальнику. Он был свидетелем его разоблачения и поимки. Как в кино или романе! Смешно и горько. На рассвете 1 января Первушин высадился на берег с оперативной группой штаба армии. Генерала в порту встретил Айдинов, с ним были несколько краснофлотцев и два человека в гражданском. По пути в комендатуру Первушин спросил у Айдинова:
– Кто эти гражданские?
– Местные жители. Они хорошо знают город, я привлек их в качестве проводников.
Этот разговор слышал работник оперативного отдела, прибывший с генералом. Он попросил разрешения задержаться в комендатуре и ближе познакомиться с проводниками. А через час он доложил командующему армией, что один из проводников не кто иной, как сам городской голова Грузинов, ярый пособник оккупантов! Воспользовавшись доверчивостью Айдинова, он в первые минуты десанта втерся в доверие и стал чуть ли не штатным сотрудником военной комендатуры.
– На допросе Грузинов изображал из себя невинного ягненка, которого немцы принудили работать, но он занимался только хозяйственными проблемами и не больше, – докладывал сейчас Айдинов, – а в действительности этот гад сам пошел служить оккупантам, и даже очень в этой службе преуспел!
Он показал Первушину документы допроса и материалы, захваченные в управе и в полиции. Феодосия стала местом расквартирования восьмидесяти эсэсовцев «зондеркоманды 10В», которой командовал штурмбаннфюрер Алоиз Перстерер, родом из Австрии. Зондеркоманда начала свой путь в Западной Украине, в городе Черновцы, и только за один день – 9 июля 1941 года эсэсовцы расстреляли первую сотню евреев, среди них и главного раввина города. В Феодосии с первых дней оккупации они развернули свою деятельность не без содействия городского головы. Начали проводить массовые расстрелы евреев и, невзирая на национальность, уничтожать интеллигенцию города, коммунистов, комсомольцев. Вот один из последних приказов, которые и ныне трепал ветер на улицах города:
«Все евреи и крымчаки, проживающие в городе Феодосии, обязаны явиться 8 декабря 1941 года от 8 до 12 часов дня на Сенную Площадь на предмет препровождения в отдельную часть для выполнения срочных сельскохозяйственных работ. Пищи взять на два дня. Вещи могут быть взяты с собой, квартиры и дома – опечатаны. За неявку – смертная казнь».
В тот же день, 8 декабря, за известковым заводом в противотанковом рву было расстреляно 917 феодосийцев, а на другой окраине города, неподалеку от кладбища, на земле остались коченеть на морозе 230 трупов крымчаков. Всего гитлеровцы за два месяца оккупации успели уничтожить более 8000 горожан.
– Смертная казнь предателю – таким был единодушный приговор военного трибунала, – закончил свой рассказ Айдинов, – Приговор приведен в исполнение.
– Получил по заслугам, – согласился Первушин.
– Приходится воевать еще и с местными мальчишками, – признался Айдинов генералу.
– С кем?
– С мальчишками, – повторил Айдинов.
– С мальчишками? – удивился Перваушин.
– С ними и со всей серьезностью, – пояснил Айлднов. – В городе и его окрестностях валяется много всякого оружия, брошенного немцами. Винтовки, патроны, гранаты, бомбы, мины, снаряды. А пацанье растаскивает оружие, не зная, как им пользоваться. Гибнут сами, губят других. Настоящее бедствие! У меня к вам просьба, товарищ генерал!
– Слушаю!
– Выделите комендатуре людей, чтобы обуздать несмышленых сорванцов. Жалко смотреть, когда они гибнут по своей глупости.
– Выделим, – ответил Александр Николаевич и, в свою очередь, спросил:
– С трофейным транспортом разобрались?
– Восемьсот двадцать одна машина, товарищ генерал, и почти все на ходу!
– Меня интересуют грузовые машины.
– Около четырех сотен грузовиков и вездеходов, есть и тягачи, – ответил Айдинов.
– Наш автотранспорт застрял в Новороссийске, а в порту под бомбежкой штабеля снарядов и снаряжения. Надо срочно вывозить с порта грузы, особенно боеприпасы и горючее, – сказал Первушин, – мобилизую трофейный грузовой транспорт для нужд армии.
– Забирайте хоть весь транспорт, товарищ генерал! – ответил комендант города.
– Нужны исправные грузовые машины.
Айдинов кого-то вызвал, появился плечистый моряк с очками на носу. Комендант тут же отдал ему соответствующие распоряжения насчет транспорта, тот пошел исполнять приказ. Айдинов снова кого-то кликнул, в кабинет неторопливо и уверенно вошел высокий здоровяк в морской потертой форме и пробасил:
– Вызывали?
– Да! Повезешь генерала и будешь временно в его распоряжении! – приказал Айдинов.
– Есть! – козырнул моряк.
– Как мне известно, товарищ генерал, легковую машину для вас еще не доставили из Новороссийска, – сказал Айдинов с дружеской улыбкой. – Ребята из комендатуры подобрали вам итальянский «фиат». Машину берите навсегда, а шофера командирую временно, до вашего прибытия.
У подъезда комендатуры Первушина ждала, блестя черным лаком, новенькая легковая машина. «Даже в мирное время на такой легковушке не приходилось кататься», – мельком подумал Первушин, занимая место рядом с водителем.
Опаленный порохом, с чернотой под глазами от недосыпания, от круглосуточной боевой работы в комендантском отряде, моряк был молчалив, угрюм, и, казалось, ничто не могло его вывести из состояния покоя и солидной размеренности, присущей людям массивного телосложения.
– Как фамилия? – спросил генерал.
– Ветлов, – раздался низкий трубный голос.
– Поедем на станцию Сарыголь. Только, товарищ Ветлов, давай попробуем проехать по набережной. Там дом Айвазовского, бывал я в нем до войны. Интересно, что с ним? Сохранился ли?