Мы еще вернемся в Крым
Шрифт:
– А твое какое дело, арийский пес чистокровный! Что хочу, то и повешу на стене в своем доме, а не в твоем.
– Не сердись, Лархен! Я пошутил. Вешай на стены, что хочешь, – Рудольф старался замять свою оплошность. – Дядя рассказывал мне еще в Берлине, что в вашем доме есть великолепные картины западноевропейских живописцев и знаменитого русского художника, который морские пейзажи рисовал. Что-то я ничего подобного на стенах не увидел.
– Были да сплыли, – буркнула в ответ Лара. – Ты же знаешь, что нас насильно под охраной увозили куда-то в глубь страны, эшелон попал под бомбежку немецких самолетов… А кто побывал в нашем доме, кто
Не станет же она рассказывать, что еще в первые дни войны мама попрятала ценные картины в тайнике, который папа соорудил еще давно, в годы Гражданской войны. Мама тогда велела ей строго хранить семейную тайну: «Забудь об этом месте! Его нет! Только тогда, когда окончится война, можешь достать картины».
– Я тоже увлекался боксом, но больших успехов не добился, – начал вспоминать Рудольф. – Видел бои великих боксеров. Ты слышала когда-нибудь имя величайшего немецкого боксера Макса Шмеллинга, чемпиона мира в тяжелом весе? Я видел его близко, разговаривал с ним, дядя был с ним знаком, Макс Шмеллинг пожимал мне руку, хлопал по плечу. Я видел его знаменитый бой в Гамбурге с Вальтером Нойзельсом. Это было 26 августа 1934 года. Я хорошо помню тот день. Как красиво они боксировали, осыпая друг друга комбинациями из различных ударов и проявляя искусство защиты! Но после четвертого раунда начало обозначаться преимущество Шмеллинга, его правая все чаще и чаще доставала соперника. А на шестом раунде Вальтер буквально утонул в шквале ударов, у него была рассечена бровь, и его секунданты выбросили на ринг белое полотенце. Стадион ревом голосов приветствовал победу своего кумира Макса Шмеллинга!
Рудольф, взволнованно рассказывая о немецком боксере, распалялся все больше и больше, его голос обретал странное и торжественное звучание, словно он сейчас находился не в заснеженном Крыму, в освобожденной от гитлеровцев Феодосии, а где-то в Берлине, в кругу своих германских друзей и единомышленников.
Лара слушала и не слушала его, тихо усмехалась, у нее не было никого интереса к немецкому кумиру. Она думала о своем. Она тоже вспоминала. Тоже о боксерском поединке, который проходил в Феодосии на городском стадионе недавно, всего три года назад. Финальные поединки на звание чемпиона Крыма. Леша Громов встречался с боксером из Симферополя, Лара не запомнила его фамилии. Да он ее ни тогда, ни теперь не интересовал. Все ее внимание, как и многих феодосийских девушек, приковал к себе Леша.
Как же он был красив! Удивительно, божественно красив! Обалдеть можно. Бронзово-загорелый, с шоколадным отливом, в лучах вечернего солнца он порой казался живым изваянием из золота. А как он двигался на ринге! То плавно, медленно, то стремительно-быстро, пластично и естественно, и противник его, здоровенный, как бугай, крепкий и жилистый, постоянно не успевал за ним, промахивался. А Леша, словно на танцевальной площадке, танцевал вальс на ринге на носочках, с мягкими поворотами то в одну сторону, то в другую, мгновенно оказывался сбоку от соперника, как в испанском фильме тореадор с красным платком пропускал рядом с собой разъяренного быка. И тут же наносил быстрые и четкие удары то левой рукой, то правой, то сразу двумя. И без злости, с улыбкой.
Когда закончился поединок, когда объявили о победе Алексея Громова и судья на ринге поднял его руку, Лара уже была около помоста. Она не помнит, как взбежала по ступенькам с букетом алых роз, но хорошо помнит его счастливую улыбку, сияющие счастьем глаза, и как он, тяжело дыша, разгоряченный боем, обнял ее, прижал к себе и поцеловал. На глазах у всего стадиона, оставляя на ее вспыхнувшей щеке капельки крови разбитой губы, и радостно выдохнул:
– Спасибо, Лара!
Его голос звучит до сих пор в ее ушах, в ее сердце. А тот победный диплом с золотыми буквами она спасла, вынесла из разрушенного дома Громовых, сохранила. Он сейчас и висит у нее на стене. Не украшением, а памятью.
– Лархен! Лархен! К нам в двери стучит кто-то!
– Что? – она с трудом возвращалась в действительность, в свой дом, в зимний морозный день.
– Стучит кто то! – Рудольф вынул «вальтер», торопливо взвел курок. – Иди, посмотри!
Лара прислушалась. Стук был тихим, просительным. Не матросы. Они стучат резко, грубо, часто прикладами винтовок. Лара облегченно вздохнула. Накинув на плечи пуховой платок, двинулась к двери.
– Знакомый татарин приходил, – сказала она, когда вернулась с узелком в руках. – Он из Оттузы. Деревня татарская, недалеко от Коктебеля. Вот принес в подарок сушеные фрукты.
Лара развязала узелок. В нем были грецкие орехи, миндаль, янтарная курага и темно-синий изюм. Лара с детства любила такой изюм.
– Мой любимый, без косточек!
– Странное появление, – удивленно произнес Рудольф. – Откуда он тебя знает?
– Это наш старый знакомый, Султан Османов! Он всю нашу семью знает! Папа, когда живой был, часто у него в Оттузах останавливался, когда выезжал в горы на этюды.
– Знакомый, говоришь? – Рудольф взял орех, ударом рукоятки расколол. – Когда татарин приходил к вам последний раз?
– Давно, – призналась Лара. – Еще до войны.
– А сейчас появился, когда русские в Феодосии. Странно это! – Рудольф взял второй орех. – Татарин сейчас тебя ни о чем не спрашивал? Не интересовался?
– Ага, интересовался! Говорит, пару недель назад пригонял барашек на продажу, а потом, после базара, решил к нам в гости заглянуть. Но на улице увидел, как к нашему дому подъехали немецкие легковые машины и в наш дом зашел генерал с молодым военным. Султан Османов испугался. Генерал был на папу похож. Османов знает, что мы немцы.
– И все?
– Нет, не все! Он рассказал, что по тайным горным тропам к нему в Оттузы пришли из татарской деревни Сарабуз два почтенных аксакала, дальние родственники. Они рассказали, что германские начальники очень обеспокоены насчет генерала и его племянника. Обещают большую награду тому, кто сообщит о них, живые они или мертвые. Вот он и решился прийти узнать про генерала и его родственника?
– Что ты сказала ему?
– Как услышала, что он интересуется тобой и генералом, страшно испугалась! И сказала татарину, что ничего не знаю, что никогда больше их не видела, что генерал с племянником тогда же в Керчь уехали.
– А он что?
– Да ничего! Успокаивать стал меня, что мы здесь в Крыму люди местные, хорошо знаем друг друга, должны в трудное время помогать друг другу и потому ничего худого позволить не можем. И еще говорил, что я живу в городе, могу от людей что-либо услышать насчет генерала. Обещал, что придет еще. Говорит, что можем просто так, только за одни слова большую награду получить. А сейчас война, время трудное, деньги никому не помешают.
– Очень интересно! – оживился Рудольф. – Из какой деревни пришли его родственнички? Из Сарабуз?