Мы еще вернемся в Крым
Шрифт:
Он поспешил к машине. Включил свой фонарик, направил пучок света в лицо немца и замер. Серебров смотрел и верил и не верил своим глазам. Перед ним был человек, лицо которого он еще совсем недавно старательно изучал и запоминал по фотографиям в штабе разведывательного управления флота. Среднего роста…Лицо полное, но некруглое… Нос прямой, под носом маленькие усики, как у Гитлера. Массивный тяжелый подбородок… Неужели это он? Тот самый, ради захвата которого и высадились на Керченском полуострове? Не может быть!.. Неужели им так
– Вильгельм Гюнтер фон Штайнгарт? – спросил Серебров, придавая голосу твердость и властность.
Генерал, услышав свое имя и фамилию, вскинул голову и оторопело уставился взглядом в русского. Хмель мгновенно улетучился из него. Что это были русские, он не сомневался. Нисколько не сомневался! Предчувствия не обманули его. Случилось то, чего он так опасался. Еще там, под Керчью, в штабе корпуса, когда генерал фон Шпонек получил известие, что русские десантники ворвались в пригород Керчи, генерал-лейтенант Гюнтер фон Штейнгарт почувствовал опасность. И поспешил убраться из опасной зоны, поскорее уехать в тыловую и уютную Феодосию. И на тебе! Избежал опасности! Поторопился себе на горе. Поспешил, чтобы попасться русским прямо в руки.
– Вильгельм Гюнтер фон Штейнгарт? – повторил вопрос Серебров.
На него были направлены дула трех автоматов. Отпираться бессмысленно. Его узнали. Значит, охотились русские разведчики именно за его персоной… И еще одно важное открытие, которое он сделал в эти секунды: в штабе корпуса есть предатель. Тайный агент! Он успел сообщить русским о его отъезде. Иначе откуда они могли знать и поджидать его именно на этой дороге?
– Да, я есть Гюнтер фон Штейнгарт, – выдавил он из себя признание.
Серебров кивнул. Он получил подтверждение из уст самого генерала. Но внешне ни один мускул не дрогнул на его обветренном лице, словно ему часто приходилось брать в плен генералов. А в душе он ликовал! Надо же, как здорово подфартило!
– Громов, сюда! – повелел Серебров.
Алексей и без приказа уже подходил к пленному генералу.
– Переведи генералу, что мы – русские разведчики! Советуем ему вести себя благоразумно! Если генерал будет благоразумен, то мы гарантируем ему, что он останется в живых!
Алексей Громов перевел генералу слова Сереброва.
Гюнтер фон Штейнгарт понимающе закивал:
– Йа, йа! Да, да! Он на все согласен!
Ветер распахивал полы добротной шинели на меху, швырял в лицо мокрый снег и по одеревеневшему от страха лицу генерала скатывались то ли растаявшие снежинки, то ли горькие слезы обиды и глубокой печали.
– Переведи ему, что он может опустить руки, – сказал Серебров.
Алексей Громов перевел, и генерал, одобрительно кивнув, послушно опустил руки.
– Артавкин, обыскать машину! – велел Серебров.
Григорий вскрыл багажник – из него приятно пахнуло копченой рыбой. Моряк извлек из багажника увесистую картонную коробку с копченой рыбой,
Увидев свой портфель, генерал чуть не застонал. Ну зачем он возил с собой секретные документы?! Почему не послушался доброго совета подполковника фон Альфена, разбитного коменданта Феодосии, предлагавшего оставить их, особенно зеленую папку с грифом «Совершенно секретно», надежно заперев в стальном сейфе, а ключи взять с собой?
– Командир, портфелюга с документами! – доложил Артавкин.
– Передай Громову, пусть разберется! – велел Серебров. – Отходим в блиндаж!
И тут внезапно произошло то, чего никто не предполагал и даже не мог себе вообразить. Со стороны блиндажа на фоне темно-серого неба вырос четкий черный силуэт немецкого солдата с автоматом в руках. Раздался громкий властный окрик:
– Руки вверх! Хенде хох!
И воздух резанула автоматная очередь.
Гидрограф Усман Зарипов, который находился ближе других к этому внезапно появившемуся немцу, удивленно вскрикнул и, выпуская из рук оружие, плашмя повалился на землю. Тут же, согнувшись пополам, схватившись руками за грудь, беззвучно упал и Семен Юрченко.
– Ложись! – автоматически выкрикнул команду Серебров.
Алексей Громов одним прыжком очутился рядом с генералом. Алексей цепко ухватился за его шинель, привычно сделал подсечку и повалил плотного немца на мокрую мерзлую землю. А сам навалился сверху, своим телом прикрывая и спасая его.
Генерал забился в крепких руках Громова, пытаясь одолеть, освободиться и отчаянно, с хрипотой в голосе, заорал по-немецки:
– Спасайте меня! Спасайте! Я – немецкий генерал! Получите большую награду!
Заглушая крик немецкого генерала, справа от дороги прозвучала короткой вспышкой автоматная очередь. То подоспел Сагитт Курбанов. Пограничник стрелял без промаха.
Раздался приглушенный вскрик, и тот, кто еще секунду назад грозил смертью, сам повалился навзничь. Но и в лежачего, уже не живого немца, Артавкин и Петров всадили из автоматов длинные очереди.
Больше немцев не было. В наступившей тишине слышался лишь отчаянный крик генерала, который все еще пытался высвободиться из железных объятий Громова, да монотонный грохот волн и свист ветра.
Артавкин, с автоматом наизготовке, пригнувшись, короткими перебежками приблизился к заваленному врагу. Перевернул его, узнал в нем пленного ефрейтора:
– Гад! Наш пленный! Фриц! Как же он выпутался?
Как же он смог выпутаться? Ведь его связали крепко и прочно? Но на эти вопросы уже никто не сможет ответить. Фриц все-таки смог, он каким-то чудом выпутался и сразил двух моряков. Семена Юрченко, который связывал его веревкой, и лейтенанта-гидрографа Усмана Зарипова, футболиста, который разоблачил притаившегося под лежаком ефрейтора…