Мы идем к монстрам
Шрифт:
— Но здесь говорится о Массачусетсе, — сказала Мерси. — Это не Англия.
— Это очень проницательно с твоей стороны, Мерси. Тебе следует играть в викторины, — изобразила Кеззи сарказм. — Но в 1750 году какой стране принадлежали колонии?
— Англия, — сказала я.
— Я знала это! — сказала Ханна.
— Нет, ты не знала, тусклая, тусклая лампочка, — продолжала Кеззи. — Гектар равен примерно двухсот сорока акрам, и в этом деле человек по имени Мика Уэйтли на законных основаниях отдал сто гектаров своей земли своему другу по имени Джозеф Карвен. Теперь, девочки, почему
Ханна подняла палец.
— Потому что… — вздохнула она. — Я не знаю.
— Ну, колледж называется Данвич, — я решила попробовать, — и это же имя указано на документе, так что я предполагаю, что те сто гектаров, которые Уэйтли дал этому человеку Карвену, оказались частью земли, на которой был построен этот колледж.
— Очень хорошо, Энн! Ты не только самая толстая новенькая в этом году, но и, очевидно, самая умная!
Я действительно это оценила.
— Колледж Данвич был основан Джозефом Карвеном вскоре после этого с пожертвованием, которое он накопил специально для этой цели, и его друг дал ему землю, на которой позже был построен кампус, — объяснила Кеззи. — Вы узнаете больше по мере продолжения Недели Испытаний. Теперь, в течение следующих пяти минут, я бы хотела, чтобы вы, девочки, перечитывали этот документ снова и снова, одновременно осознавая его важность. Пока вы делаете это, я займусь сиюминутным личным делом.
Странное дерьмо. Я ожидала, что она выйдет из комнаты, по любому «личному делу», которое ей пришлось бы сделать, но когда я оглянулась через плечо, то увидела, что она стоит в другом конце комнаты и смотрит на ту старую картину хижины.
— Энн? — сказала она, не видя, что я смотрю на неё. — У тебя есть проблемы с пониманием инструкций старшей сестры из женского общества?
— Нет, мисс Кеззи.
— Тогда почему ты смотришь на меня через плечо, когда я только что посоветовала тебе посмотреть документ? Хм-м-м?
Пизда!
— Простите, мисс Кеззи.
Я не отводила взгляд от этого дурацкого документа. Пару раз перечитала про себя, потом просто ждала. Но когда я взглянула вправо, чтобы полюбоваться туалетным столиком, я поймала отражение спины Кеззи, и когда то, что я увидела, было осознано мною, мне почти пришлось зажать рот, чтобы не рассмеяться…
Кеззи играла сама с собой. Я не выдумываю. Она стояла там, расставив ноги, глядя на эту нелепую картину с хижиной, её юбка была задрана, а трусики спущены. Движение её правого локтя не оставляло сомнений. Она продолжала шептать себе:
— Трахни, трахни, о, да… Трахни, вот так… — потом она поднимается на цыпочки, выгибает спину и бормочет: — Чёрт, трахни, о-о-о…
Я только покачала головой. Я могла бы понять, если бы она смотрела на фотографию Брэда Питта. Но… старая хижина?
Сумасшедшая…
— А теперь идите разбирать вещи, — сказала Кеззи, когда повернулась с покрасневшим лицом. — Выберите себе койки и познакомьтесь поближе. Ужин в семь. Одна вещь вам понравится точно — и я имею в виду вас, Энн и Ханна, в частности. Это то, что здесь, в Альфа-Хаус, мы подаём великолепные блюда. Сегодня, например, Зенас будет готовить двухфунтовые хвосты новозеландских омаров.
Хвосты омаров
— Мисс Кеззи? Полагаю, когда вы сказали, что мы с Ханной в частности… вы имели в виду то, что мы толстые?
Её покрасневшее лицо не изменилось.
— Ты предполагаешь совершенно правильно, Энн. Я заметила лёгкий сарказм? Хм-м-м? Толстый и забитый жизнью — это одно, но на самом деле мало что менее похвально, чем толстый и забитый жизнью умник, — её идеальные грёбаные зубы сверкали на меня. — Пожалуйста, имей это в виду. А теперь, девочки? Идите в путь. Что вы должны знать, так это то, что для такого высокого духа, как я, утомительно находиться в присутствии трёх чрезвычайно бесовских аур, таких как у вас, в течение любого времени, — она хлопнула длинными ресницами. — Без обид.
«О! Ничего такого!» — подумала я.
Мы вернулись в нашу комнату и начали раскладывать вещи.
— Как вам эта надутая кукла Барби? — я проворчала, когда дверь закрылась. — Я ненавижу девушек с силиконом. Это превращает их личность в дерьмо.
— Иисус! Ты слышала, что она сказала о нас? — Ханна заскулила.
Мерси выглядела потрясённой.
— Почему обязательно нужно было произносить имя Иисуса?
— Заткнись, Мерси, — сказала я. — Конечно, тяжело терпеть то дерьмо, которое она несёт, но помните — во время Недели Испытаний всё идёт именно так. Если нам это не нравится, мы можем обратно собирать вещи. И я не могу этого допустить. Я должна сделать это.
— Мы все должны, — сказала Мерси.
— По сути, всё это шутки на неделю. Мы можем это вытерпеть, не так ли?
— Пить кофе со спермой — это просто шутка? — пожаловалась Ханна.
— Ну, да, это было немного сверх меры…
— Это было ужасно на вкус! — Мерси сделала лицо, похожее на куклу Гамби в тисках. — Меня чуть не вырвало.
Отлично…
Мы раскладывали вещи, когда я услышала голоса в холле, поэтому я приоткрыла дверь, и мы все выглянули наружу. Зенас в костюме горничной шёл к лестнице с Кеззи, и с этим мягким и очень привлекательным акцентом Новой Англии он сказал:
— Чёрт возьми, Кеззи. У нас нет столько свободных мест в приюте для животных, чтобы загнать в будки этих троих. Не видел более уродливых новеньких, чем эти. Даже хуже, чем в прошлом году.
— Он такой злой! — прошептала Ханна, когда я закрыла дверь.
— Приют для животных? — задалась вопросом Мерси. — Что он имел в виду?
— Это значит, что мы собаки, Мерси, — сообщила я ей. Я не могу вам сказать, как она могла иметь средний балл в старшей школе и при этом оставаться такой тупой. — Это означает, что мы уродливы.
— Да? Ну он и подонок, чёрт возьми!
— Хотя это странно, — сказала я им, складывая свои вещи в комод. — В прошлом году в Альфа-Хаус было три новеньких, и я встретила их всех, поговорила с ними во время ориентации. На самом деле, именно они первые рассказали мне о женском обществе. И знаете что? Никто из них не был уродливой собакой. Все они были красотками, как Кеззи.
— Но разве он не сказал, что мы уродливее прошлогодних? — спросила Ханна.
— Для меня это тоже так прозвучало.