Мы идем к монстрам

Ли Эдвард

Столовая выглядела подходящей для королевского банкета. Двадцатифутовый стол, шёлковые салфетки, золотые ножи, ложки и вилки, обеденные тарелки из стерлингового серебра. Ещё одна хрустальная люстра наверху. Блять. В этом доме были деньги. Мерси и Ханна сели, но прежде чем я успела это сделать, из холла позади нас раздался голос Кеззи.

— Зенас! Пусть Энн зайдёт на минутку, пожалуйста.

Зенас показал большим пальцем в сторону холла.

— Ты слышала её, толстуха? В дамской комнате, рядом с фойе.

«Что это за хрень?» —

подумала я и пошла в фойе.

Я увидела, как дверь приоткрылась на несколько дюймов, рука Кеззи вылетела, и её палец поманил, а затем свернулся внутрь.

— Сюда, Энн.

Я вошла.

«Что за…»

— Привет, Энн, — сказала Кеззи. — Хорошо ли ты и остальные устроились в своей комнате?

Я просто стояла с открытым ртом, когда ответила:

— Да, мисс Кеззи.

Потому что шлюха сидела на унитазе прямо передо мной с задранной юбкой и трусиками, спущенными до щиколоток. Её спина была выгнута, а грудь выпячена вперёд. Она изящно хмыкнула и…

Плюх!

Я видела, как маленькая какашка упала в туалетную воду между её ногами.

— Прости меня, Энн. Я испражняюсь.

— Я это вижу…

— И не чувствуй себя неловко. В конце концов, мы же обе женщины, не так ли?

Я кивнула, онемевшая. Её «киска», кстати, была выбрита наголо. И, как я могла ожидать, это была идеальная «киска»…

— Однако есть причина, по которой я испражняюсь, давая тебе возможность увидеть это, — сказала она, а затем расслабилась и…

— Ах-х-х…

…Начала писать.

— Видишь ли, я проверяю твою наблюдательность, — поток звонко потёк вниз. — Теперь смотри очень сосредоточенно и, пожалуйста, будь внимательна, — она встала, подтянула трусики назад и снова опустила юбку, спустила воду в унитазе, вымыла руки в мраморной раковине, затем сказала:

— Пойдём, — и повела меня обратно в столовую.

Я тут же подумала:

«А в какой школе ты училась? Ты забыла подтереть задницу!»

— Привет, девочки, — поприветствовала она. — Надеюсь, вы все устроились и считаете свою комнату удовлетворительной?

— Да, мисс Кеззи, — сказали Ханна и Мерси.

Я начала идти за стол, но Кеззи остановила меня.

— Не садись пока, Энн.

Потом она повернулась прямо ко мне, расстегнула блузку и вытащила грудь.

В комнате воцарилась мёртвая тишина.

Видите ли, силиконовые сиськи Кеззи были такими, за которые любая девушка продала бы свою душу. Это были идеальные имплантаты, с такими же идеальными средне-розовыми сосками, большими, как серебряные доллары.

Она подошла к концу стола, за которым сидели Ханна и Мерси.

— Девочки? — сказала она. — Я бы хотела, чтобы каждая из вас на минутку пощупала мои груди, — она наклонила их к Ханне.

Глаза Ханны расширились; она заколебалась, а затем, в конце концов, дотронулась до груди Кеззи.

— Не стесняйся, Ханна. Сожми их, — она усмехнулась. — И тебе не о чем беспокоиться. Я не лесбиянка.

Ханна сжала

их несколько раз, всё ещё лишённая дара речи, а затем Кеззи передала их Мерси.

— Продолжай, Мерси. Уверяю тебя, это не сексуальный вопрос, поэтому нет причин беспокоиться о христианском грехе. Я просто начинаю упражнение по наблюдению, причина которого будет открыта через мгновение.

— Я-я-я… — пробормотала Мерси, затем зажмурилась и пощупала грудь Кеззи.

— Хорошо, хорошо, — улыбка Кеззи сияла, когда она подошла ко мне, выпячивая грудь. — Пощупай мою грудь, Энн.

Я сделала то, что она сказала, но меня уже немного подташнивало.

— Отлично, — Кеззи поправила блузку, скрестила руки на груди и начала стучать ногой в той раздражающей манере, в которой она всегда делала. — Наблюдение поддаётся переживанию — тактильное наблюдение в такой же степени, как и визуальное. В то время, когда каждая из вас ощущала мою абсолютно красивую грудь, у кого-нибудь из вас сложилось впечатление, что это имплантаты?

Мерси и Ханна испуганно покачали головами. Затем улыбка Кеззи исчезла и снова превратилась в гримасу наполеоновского бюста.

— Ранее ваша подруга Энн сделала замечание, что она «ненавидит девушек с силиконом». Энн, кого ты имела в виду, поскольку теперь вы вне всякого сомнения знаете, что моя грудь на сто процентов натуральная? Ведь так, да?

Потом я уловила суть, вот так просто, как будто выключатель внезапно щёлкнул у меня в мозгу, и мне тут же захотелось провалиться сквозь землю. Мой голос звучал каменным, когда я сказала:

— У вас в комнате есть «жучок», не так ли?

— Ну, конечно же, глупая, серая, унылая, толстая тварь. У нас есть крошечные микрофоны по всему Альфа-Хаус, и каждый из них включён во время Недели Испытаний, — она спустила трусики и подняла юбку. — Ах, но, как гласит старая пословица: лучший способ научиться чему-то — это усердно работать. Да? — а затем она перегнулась через стол. — Энн? Силиконовая кукла Барби хочет, чтобы ты лизнула её задницу, — она широко раздвинула ягодицы.

Колени у меня дрожали.

— Но, но… вы не… вытирали…

— Очень хорошо! В конце концов, ты наблюдательна! Нет, я сознательно не вытирала себя после испражнения, Энн, потому что в наказание за твоё плохое отношение, твоё упрямство и постыдные оскорбления ты будешь вытирать меня. Своим языком.

Я смотрела на её задницу. Она была такой же хорошей, как её сиськи и «киска», такая задница, за которую я сделала бы всё, чтобы иметь её, но знала, что никогда не буду. Неважно, сколько я потеряю в весе, сколько упражнений буду делать, что угодно. Думаю, здесь плохие гены против хороших генов. У Кеззи было лучшее тело, которое я когда-либо видела у женщин, и точка. Я завидовала этому, и, думаю, это только заставило меня ненавидеть её ещё больше. Отличное тело, конечно, но она была хреновым человеком, так что это должно было что-то значить, верно?