Мы из Бреста. Рейд выживших
Шрифт:
В шесть утра, как обычно, из ворот аэродрома в деревню отправилась повозка с несколькими бидонами под молоко. Зачем нарушать заведенный порядок? Что, почем и как, разведчикам рассказала детвора.
Вскоре у въездных ворот на аэродром собралось несколько молодых и симпатичных женщин, пришедших на работу в столовую и для уборки помещений. Разведчики заранее предупредили об этом. Так что я был готов к встрече с ними. Общение было плодотворным. Я, коверкая слова, предупредил, что в течение нескольких дней мы не будем пользоваться их услугами, в дальнейшем немецкое командование рассмотрит данный вопрос и при необходимости позовет обратно. Дамы сильно расстроились. Особо выделялись несколько полных и крупных женщин, ранее работавших на кухне. Часть развернулась и пошла в сторону деревни, но несколько молодых
Горохов предложил все же взять в столовую нескольких женщин в качестве подавальщиц, а то со стороны странно будет выглядеть. С момента появления на аэродроме немцев тут работали женщины. А тут вдруг появляется новая часть и женщин разгоняют. Все это вызовет пересуды в деревне и может дойти до коменданта города или еще кого посерьезней, а этого хотелось бы избежать. Подумав, я согласился. Несколько наиболее симпатичных женщин были допущены на кухню. Горохов, говоривший по-польски, остался там за старшего. Надо было видеть глаза Елены, когда она увидела Петровича в том «цветнике». Ревность, что тут еще сказать. О том, что они крутят любовь, мне сообщил Акимов, не оставлявший личный состав отряда без своего чуткого внимания. Не то что я, грешный. Вторая дама отряда еще не определилась и металась между двумя егерями.
Появление посторонних женщин на аэродроме внесло сумятицу в наш дружный коллектив. Хоть личный состав и был предупрежден о необходимости ограничить свое общение с местными дамами, но избежать этого не удалось. Пришлось бойцам припоминать наш инструктаж и молчать в их присутствии.
Кроме приготовления из запасов люфтваффе завтрака, старшина ухитрился с самого утра организовать помывку личного состава в аэродромной бане. В лесу, конечно, хорошо. Дышать свежим воздухом полезно, но купаться лучше в бане, чем в реке. С каким удовольствием личный состав отмывался, парился и менял белье на свежее! Приводили себя в порядок и прошедшие проверку военнопленные. Всего в лагере содержалось триста восемьдесят человек, в том числе сорок три раненых бойца и командира наших ВВС и ГВФ. В основном это был летно-подъемный и технический составы, бойцы ОБАТО, ремонтники, мотористы, водители, зенитчики. Какой-то особой системы в формировании «люфтлагеря» я не заметил. Немцы сюда направляли всех, кто носил голубые петлицы и имел хоть какое-то отношение к авиации, в том числе и гражданской.
В первую очередь фильтр прошел летно-подъемный состав. Спасибо немецкому майору за отличное ведение документации! В карточках на военнопленных было указано, когда и при каких обстоятельствах они попали в плен, сотрудничали ли с врагом. Уцелела часть удостоверений личности и наград комсостава. Пилоты и штурманы в большинстве своем были из состава 10-й смешанной и 13-й бомбардировочной авиадивизий. В плен попали, будучи сбитыми над территорией врага или при выходе из окружения. В бараках для рядового состава нашлось два десятка сержантов, выпускников летных училищ, так и не добравшихся до своих авиаполков и принявших свой первый и последний бой на земле в пехотной цепи. Что ж, мы готовы были исправить ошибку истории, тем более что самолетов на всех должно хватить. Нам в качестве трофеев достались три десятка исправных самолетов. Еще несколько «Чаек» и «Ишачков» из числа лежащих на свалке можно было восстановить. Кроме того, имелись самолеты, притащенные немцами с мест аварийных посадок. А это несколько тяжелых немецких истребителей «Ме-110» «Е-2», два бомбардировщика «Хенкель-111H», один «До-17», штурмовик «Ю-87», два бомбардировщика «Ю-88А», пять наших «СБ», две «Пешки» и три «МиГа». Все они были в разной степени исправности, но, по заверению воентехника из числа бывших пленных, все самолеты были ремонтопригодны. На складе, оставленном нашими, оказалось большое количество запчастей для советской авиатехники. Да и немцы для своих типов самолетов навезли. Специалистов по ремонту и обслуживанию авиатехники среди пленных хватало, в том числе и дипломированных инженеров и техников. Так что будет парням на чем летать, чем стрелять и чем бомбить. Еще раз спасибо немцам за то, что все собрали и аккуратно сложили и сохранили для нас.
Порадовало то, что, кроме военных, тут содержалось и несколько летчиков, штурманов, руководителей полетов и техников «Аэрофлота». И теперь мы могли вполне грамотно организовать работу аэродрома. Отрядные летуны вряд ли смогли бы это сделать. Старший лейтенант Паршин был назначен руководителем всей авиационной составляющей отряда. Его штурман лейтенант Серегин возглавил штурманов. Вокруг лейтенанта Соловьева сгруппировались истребители. Лейтенант Савушкин объединил экипажи бомбардировщиков. Вся эта «летная свора» засела за изучение трофейных машин.
Очень кстати среди пленных нашлись зенитчики. А то зенитных орудий и автоматов у нас завелась целая куча, а вот с теми, кто мог бы их квалифицированно применить, была проблема.
Среди прочих забот, стоящих передо мной, было и формирование штаба нашего отряда. Командиру без помощников не обойтись. Сам он все вопросы не решит и в куче разных мест одновременно не объявится. А еще есть необходимость вести и хранить различную документацию, в том числе и списки личного состава, решать огромное количество иных вопросов. Среди бывших пленных нашлось несколько человек, ранее служивших на штабных должностях, они-то и стали основой нашего штаба и освободили меня от кучи забот и проблем.
Общение с «лагерным майором» дало очень много интересного. Он рассказал об организации и работе лагерной администрации, методике ведения документации. Главное, что это он рассказывал под запись. Так что эти сведения пригодятся не только нам, но и спецам в Москве. Оказывается, типовой шталаг – это десять тысяч военнопленных. Администрация лагеря – четырнадцать офицеров, двадцать три унтер-офицера, шестьдесят один рядовой, тридцать три – служащие и нестроевой персонал. Всего – сто тридцать один человек, а также батальон или рота охраны из солдат, не пригодных к строевой службе: выздоравливающие, фолькштурмисты и местная полиция.
Фильтр продолжал свою работу, изучая подноготную бывших пленных. Вскоре места в бараках вместо наших военнопленных заняли согласившиеся с нами сотрудничать немцы. Кое-кого из бывших пленных пришлось вместе с офицерами лагерной администрации отвести к яме. Слишком уж выразительные были отметки на карточках, сообщавших о сотрудничестве с немцами и ставших агентами администрации. Ну а лагерную администрацию расстреляли за то, что из женщин, работавших в санчасти, сделали офицерский бордель.
Затем был завтрак в столовой с белыми скатертями, приборами и фаянсовой посудой. В столовой питался только комсостав и пилоты. Среди них нашлось шестнадцать человек, вполне сносно говорящих по-немецки. Их я и решил представить местному населению. Не обошлось и без ЧП. Одна из официанток, увидев Паршина в мундире эксперта люфтваффе, при немецких наградах, чуть не выронила поднос с тарелками, покраснела и быстро ушла в подсобное помещение. Григорий Иванович сам был в смущении. Все это не укрылось от внимательного взгляда Акимова. Оперативный разбор ситуации показал, что молодая женщина была женой одного из пилотов 74-го штурмового полка, с началом войны не успела эвакуироваться и осталась с детьми здесь. Средств для существования не было, детей кормить было нечем. Когда аэродром заняли немцы и стали искать персонал для столовой, знакомая предложила устроиться туда на работу. Вот и пошла в официантки. До войны она несколько раз встречала старлея на аэродроме. То-то она так сильно удивилась виду его в столовой и в немецкой форме. Пришлось раскрываться, вербовать и решать новую проблему. Из-за быстрого отступления наших войск около пятидесяти семей командиров 45-й и 7-й авиабаз, не успевших эвакуироваться, жили в Пружанах. Оставлять их тут означало обречь на смерть. В известной мне истории в начале 1942 года немцы их отправили в лагерь. Нельзя было этого допустить. Возник вопрос: как их отсюда вывозить? Самолеты-то не резиновые…
К десяти утра два «Мессера» и три транспортных «Юнкерса» были готовы к вылету. Топлива на складе хватало. Немцы не подвели, все честно рассказали и показали. Мои летуны старательно учились и осваивали трофеи. Прокатились по полосе. На истребителях поднялись в небо, нарезали пару кругов в зоне и показали пару фигур высшего пилотажа. Механики, обслуживавшие «Юнкерсы», были предупреждены, что они вылетят в наш тыл на них. После этого они стали работать старательнее. Жить-то хочется! Вскоре в небо в учебный полет поднялись несколько «Шторьхов» с курсантами.