Мы из ЧК
Шрифт:
Семен Григорьевич ответил басисто, с хрипотцой:
— За неосторожное обращение со спиртными напитками…
И надолго замолчал, рассматривая свои грубые пальцы со следами металла. Никто из сидящих в зале не принял всерьез его объяснение: чекисты в Сечереченске не замечали Леонова даже выпившим!
Васильев приподнялся, осторожно поддерживая раненую руку и с места заговорил:
— Послушайте. Вот операция с Совой. Он ее разработал. Главарь шайки по кличке Сова — бывший петлюровский офицер — технически образован. Поезда останавливает аккуратненько. Житья не стало! Леонов послал меня в банду — я маленько умею притворяться. «Просись на квартиру к самогонщице в Амур-Песках», —
— Что ты защищаешь, Васильев? Леонов признался! — Это голос Бижевича. — А за эти стаканчики нужно вас привлечь!
Председатель комиссии переспрашивает Леонова:
— За пьянку, значит, взыскание?
— Та ни. Орлик подвел…
Бижевич вскочил, пробежал за трибуну:
— Брось, Леонов, придуриваться! Мы на чистке партии. Ленин требует очистить партию от мазуриков, от обюрократившихся, от нечестных, от нетвердых коммунистов и от меньшевиков, перекрасивших фасад, но оставшихся в душе меньшевиками. Куда отнести тебя, Леонов? У тебя наклонности к анархии. Кому нужна твоя бравада, когда ты идешь во весь рост на бандитов?.. Вот тут Громов прославлял тебя. У тебя показное геройство. Ты, как анархист!
— Я?! — Леонов вздернул голову, глаза налились кровью. Он широко шагнул к Бижевичу, рука его потянулась к маузеру. Между ними встал Коренев:
— Полундра!
— Так не пойдет, товарищи! — Председатель комиссии сдвинул на переносицу очки и углубился в бумаги. Обратился к Леонову:
— Что же это за спиртные фокусы, уважаемый?
Семен Григорьевич трудно дышал, сдерживая гнев. Грубые пальцы перебирали малиновые «разговоры» на гимнастерке.
Я понимал, что Бижевич завидует Леонову и желает расправы над ним. Повод удобный — чистка! Наверное, и другие понимали это — смотрели на Юзефа Леопольдовича с осуждением.
Леонов заговорил нетвердым баском:
— Был у меня дружок в личном эскадроне Буденного. Вместе в германскую сидели в окопах. Вшей парили. Потом нога в ногу рубались с буржуями. Сперва с поляками, потом — с немцами. А потом с петлюрами да махнами…
— Тут не вечер воспоминаний! — снова вмешался Бижевич. — Отвечай прямо: пил?..
Семен Григорьевич повысил окрепший голос:
— Жениться решил мой товарищ. Красивая такая жинка. В бога верила — возьми ее за рупь с полтиной! Прижала хлопца: в церковь — и никаких! Он повертелся, зажурился и покорился — молодиця на большой с присыпкой! Меня приглашает по старой дружбе. А насчет церкви — молчок. Как отказать боевому другу?.. Никак не можно! Приезжаю из части в село. Они уже в церкви. И злость меня хватила: буденновец — к попу! Ну, с обиды — хлоп стакан горилки натощак. Меня и повело. Сажусь на Орлика и до церкви. Через паперть перемахнул. Люди, понятно, шарахаются. А в зале темно, ладаном воняет, и свечки светят. Мой Орлик заржал с перепугу! Непривычен по церквам ходить. А попик спешит молодых окрутить. Я, понятно, — с коня. Привязал к подсвечнику. И молодоженов поздравил, оттолкнув попика. И снова на Орлика та и гайда на улицу…
— Вот вам анархия в чистом виде! — Бижевич оглядывал всех, приглашал разделить его возмущение. Но в зале добродушно улыбались.
Леонов скосил голову, зло глядя на Бижевича:
— Ну, выдали мне выговоряку. Не за посещение свадьбы. Ни! За лошадь, бо нагадила в церкви.
— Надо было мешок подвязать! — крикнул Морозов.
Леонов ответил вполне серьезно:
— Не догадався — спиртное сбило с панталыку.
В зале громко смеялись.
— Желаю говорить! — Вячеслав
— Наш парень этот Леонов! По-морскому действовал. Чего смотреть на длинногривых?.. Они — дурман для народа! Я был послан колокола сымать. Сверху ба-бах! Бабы орут. А мне что? Потому — дурман! Это не позор, а слава Леонова. И нечего тут долго размазывать — выговор дали ему зря! Побольше бы таких братишек — мировую революцию в два счета зажгли бы!..
— Смотри, кто в товарищи к Леонову шьется! — Никандр Фисюненко даже привстал, чтобы лучше разглядеть Коренева.
А к столу пробирался Зеликман. Пригладив рыжую копну волос, заговорил с горячностью:
— Вы читали, товарищи, насчет ГОЭЛРО? Надеюсь, читали. Тридцать электростанций построить в России. Тридцать! Сегодня ноль, а завтра — тридцать! Черт-те как заманчиво. Мужика посадить на трактор. За это стоит побороться. Наш паровоз, вперед лети! В коммуне — остановка. Нет, не остановка. Мы пойдем дальше…
— Иося, ближе к делу! — остановил его Васильев.
— А то не дело, если коммунист верхом на жеребце въезжает в церковь? Очень большое дело, товарищи! Очень большое. Оно на руку бандитам. Это никуда не годится! Это я говорю вам — Иосиф Зеликман. Вот заменили продразверстку на продналог — вздохнул крестьянин. Доверием к мастеровому проникся. А ты, товарищ Леонов, дал подножку этому самому союзу рабочих и крестьян. Понимаешь, что я говорю?.. В Одессе восемь месяцев жили с керосином, а на пасху большевики дали электричество. Почему? Чувства народа уважают!..
— Понятно! — Рабочий пристукнул по столу тяжелой рукой. — Кому еще слово?..
Бочаров проковылял между рядов, тяжело опираясь на палку.
— Наказывали Леонова, конечно, не за выпивку. Мне это ясно. Его партия осудила за анархистские замашки. И я расцениваю проступок Леонова именно так. И если в коннице как-то можно было простить выходку Леонова, то мы в ЧК не имеем права! Чекист — это как святой!
— Это ты брось — делать с меня святого! — крикнул Коренев.
— Ты, Коренев, вот что: в кильватер к Леонову не пристраивайся! Разные вы люди. — Бочаров навалился на трибуну, трость прислонил к столу президиума. — И тебе, Бижевич, скажу. Бывали мы с тобою в смертельных переделках. Боевой товарищ, ничего не скажешь! Но, извини, дури в твоей башке — хватит на десятерых! Накинулся на Леонова. Да он был уже наказан за проступок! А у нас он показал себя с лучшей стороны.
Бижевич опять вышел к председательскому столу. Горячо перечислял леоновские «грехи», загибая нервные пальцы на руке:
— Мухина не разоблачил вовремя — раз! Налеты бандитов на железную дорогу усиливаются — два! Погиб беспартийный машинист Иван Лебедев — три! Семья бедствует…
Морозов подсказал с усмешкой:
— Сымай сапоги, Юзеф Леопольдович! Пальцев на руках все равно не хватит.
В зале дружно засмеялись, а Бижевич закончил твердо, рубанув воздух кулаком:
— Не оправдал Леонов звания члена большевистской партии!
Добрый смех ребят тотчас погас: подобного заключения не ожидали.
— В одном прав Бижевич — нужно высоко держать звание чекиста, — заговорил Платонов, проходя вперед. Статный, в ловко пригнанной одежде, аккуратно подстриженный, он невольно вызывал уважение. — Можно много говорить и ничего не делать. Будто бы пустой ложкой во рту ворочать. Леонов — боевик! Но времена меняются, товарищи. Настает пора большого ученья. С этим у Семена Григорьевича слабинка. А то, что было раньше — он получил за то сполна…