Мы из ЧК
Шрифт:
Я переживал, наверное, больше всех. Лихой, сообразительный, беззаветно преданный революции Леонов и вдруг заявление — не оправдал!
Недавний эпизод из моей жизни запомнился особо. Как обычно, я пришел в отдел пораньше. Леонов был на месте, просматривал сводку происшествий за ночь. Я поздоровался. Он поднял голову:
— Громов, как же это вы вчера прохлопали бандита?..
— Так он же вдруг вылез через крышу!
— Ты должен все угадать заранее. Пошли к начальнику!
В кабинете Платонов сказал:
— Считаешь, получится опер?
Семен Григорьевич
— Усы бреет. Девятнадцать — стукнуло. А що треба?
— Ну, если усы… — Платонов тоже засмеялся, потирая белые руки. Видимо они уже договорились заранее о моем назначении оперативным уполномоченным ЧК. — Сам-то он как, не возражает?..
Леонов хлопнул меня по плечу:
— Не возражает! В партию вступил в техникуме. Есть хватка и чутье большевистское.
— Аминь! — Платонов подписал приказ о моем повышении.
И еще помню. В комсомольской ячейке ЧК обсуждали в ноябре 1920 года речь Владимира Ильича Ленина, которую он произнес на третьем съезде РКСМ. Горячо спорили: как можно учиться, если столько бандитов гуляет на воле! Юденича, Колчака, Деникина, Врангеля разбили, но врагов затаившихся не меньше пока. Чекисты это хорошо знали. Леонов, присутствовавший обычно на молодежных собраниях от партийной ячейки, задумчиво говорил в тот раз мне:
— Учиться, брат, положено. Ленин мудро и далеко видит. И мне вроде положено. Однако не могу. Учиться — это личное. Слабым грамотеем останусь, но уничтожу десяток бандитов. Это уже не личное. Другие после меня спокойно учиться станут. Может, дети мои, может, вы все… И я доволен буду: не зря жизнь прошла!
И его слова не расходились с делами. А теперь вдруг такой поворот. Неужели вычистят из партии?..
Леонов покраснел, как кумач, не поднимает головы. Усы его обвисли, и черный чуб разлохматился.
А Бижевич твердит свое:
— Селянам послабление делает.
Семен Григорьевич басовито отозвался:
— Не храбрись, Бижевич. Без народа мы, как мухи без еды, передохнем! И с бандитами возимся долго потому, что мало берем в помощники народ…
Поднялся за столом рабочий, пригладил редкие волосы, снял совсем очки. Не торопясь, вынул старенькую щербатую расческу, провел ею по рыжеватым, прокуренным усам.
— Мое слово короткое. Товарищи правильно оценили недочеты Леонова…
— Даже Бижевич? — Васильев вскочил и глянул в зал: «Да что же делается?»
Председатель комиссии хмыкнул, подмигнул Кореневу, сидевшему ближе к столу:
— Якый прыткий! Повторяю, по-большевистски крыли, до поту. Почувствовали, Семен Григорьевич, чи ни?
Леонов только крякнул и еще ниже опустил голову.
— Оставить в партии! — крикнул Морозов.
— Оставить! — громко поддакнул Васильев.
— Выговоряку теж скостим. Чи так я кажу? — Председатель впервые за вечер улыбнулся, открыв белые ровные зубы. Дождавшись пока уляжется шум, вызванный его решением, рабочий обратился к Леонову:
— Скостим-то скостим, но впредь, товарищ дорогой, не ошибайся! Должность у тебя важная. Народ доверил чекистам меч свой. Секите им с разбором. По врагам революции бейте.
— Постараюсь… не ошибаться. — Леонов смущенно теребил длинные черные усы, и увлажненные глаза его светились радостью.
— А тебе, товарищ Бижевич, советую теплоту пустить в свое сердце. Настоящий человек должен иметь теплое сердце!
Слова председателя потонули в дружных хлопках всего зала.
Федор Максимович Платонов вернулся из Харькова, где он участвовал в совещании руководителей Всеукраинской ЧК. Там обсуждался единственный вопрос: как скорее и окончательно ликвидировать бандитизм?..
Петлюра, Махно, Зеленый — позади! Но в лесах и глухих селах Украины засели мелкие группы белогвардейцев, местных националистов, анархистов, уголовников, просто любителей легкой наживы — «голубая» кровь, как определил когда-то в Рязани мой первый учитель Денис Петрович Нифонтов. Они занимались разбоем, уничтожали партийный и советский актив, громили кооперативы…
В Галиции образовалась «Украинская военная организация», которая пыталась объединить всех буржуйских недобитков против нас. В Варшаве окопался Борис Савинков — подбирает террористов и засылает в Россию. В Болгарии генерал Кутепов с белым офицерьем ждет своего часа.
Платонов расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. Он словно рассуждал сам с собою:
— Советская власть крепит смычку города с деревней. А банды — палки в колеса. Потому большевистская партия требует: кончать с бандитизмом! Обеспечить народу мирный труд. Вот что говорит Владимир Ильич: «Надо быть искусным, осторожным, сознательным, надо внимательнейшим образом следить за малейшим беспорядком, за малейшим отступлением от добросовестного исполнения законов Советской власти… Малейшее беззаконие, малейшее нарушение советского порядка есть уже дыра, которую немедленно используют враги трудящихся…» Что это значит, товарищи чекисты?.. Это значит, мы, борясь с врагами, не должны следовать присказке: «Лес рубят — щепки летят!»
Выступление Платонова вызывало обычно споры. Так вышло и в тот раз.
— Опираться на незаможных селян, на молодежь, на жинок — вот путь к быстрому разгрому бандитизма! — говорил о своем, выношенном в раздумьях, Леонов. — Если селяне сами ополчатся на бандюков, то, считай, три четверти дела сделано! И ошибок, о которых беспокоится дорогой Ильич, будет меньше. Население знает бандитов как облупленных!
— Смелее и чаще бить их надо! — подал реплику Бижевич. — Очистить села от подозрительных лиц. В Сибирь, чтобы и духу не было!
Мы понимали настроение Юзефа Леопольдовича: он получил извещение о том, что на кордоне контрабандисты убили его последнего брата. Бижевичу горячо сочувствовали, но почти никто в ЧК не одобрял его ожесточения.
Иосиф Зеликман — в Одессе головорезы Мишки-Япончика задушили его мать и сестренку — говорил, пытаясь убедить Бижевича:
— Понимаешь, Юзеф Леопольдович, в бандах есть обманутые. Атаманы красивыми посулами задурманили кое-кого. А других страхом удерживают. Односельчане лучше знают, кто кат, а кто — не по своей воле…