Мы из ЧК
Шрифт:
В полдень мятежники, используя кавалерию, попытались прорваться к станции, но были отбиты залповым огнем. В наступление пошла пехота. Густые цепи стрелков приблизились так близко к станции, что Дьяконов распорядился положить за валик всех, кто имел оружие. Выручил Вагаев. Сменив убитого пулеметчика, он лег за «максим» и короткими очередями прижал атакующих к земле. Мятежники отступили.
К вечеру пошел снег. Он припорошил вырытую за день, в промежутке между атаками, траншею, ровным слоем накрыл всю пустошь от вокзала до города.
Воспользовавшись временной передышкой, в здании вокзала собралась оперативная пятерка. Подвели итог дня. Несмотря на сложную обстановку, удалось вывезти на станцию некоторые ценности банка, важнейшие партийные и советские документы, оборудование телеграфа, всю документацию ЧК. Коммунисты 255-го полка рассказали, что командир пулеметного батальона Николай Сокольский приказал разобрать пулеметы для чистки. Бандиты, не встретив плотного заградительного огня, захватили богатые трофеи.
Учитывая тяжелое положение обороняющихся, их малочисленность, плохое вооружение, пятерка примяла решение: отправить семьи партийного и советского актива на станцию Токуши. С этим же эшелоном выехали работники уездно-городского аппарата, не принявшие участие в обороне города.
О своем решении члены пятерки попросили Дьяконова сообщить в Омск. Когда Виктор Иванович зашел в маленькую комнатушку районной транспортной ЧК, инструктор Глазков, дежуривший третьи сутки подряд, спал, уронив голову на стол. Его лицо выражало сильную усталость. Но едва Дьяконов закрыл за собой дверь, как инструктор вскочил на ноги.
— Извините, Виктор Иванович. Вздремнул малость.
— Пошли, Николай, в аппаратную. Шифровку в Омск отправим. Что-то долго помощь не прибывает. Ты на ключе работать можешь?
— Курсы телеграфистов в Омске закончил, — не без гордости сказал Глазков.
— Ну, вот и хорошо. Садись к аппарату, я быстро текст зашифрую.
Омск был на линии. Глазков уверенно отбивал точки и тире, которые на другом конце провода выстраивались в тревожные слова:
«Местные власти, партком, начдивизии и др. сегодня… эвакуировались на станцию Токуши. Петропавловск занят (мятежниками). Сдадено (мятежникам) три орудия, семь пулеметов. Есть потери со стороны наших частей, находящихся в городе. Все отступили на станцию Петропавловск»… [7]
7
Госархив Омской области, ф. Р-28, оп. 1, д. 7, л. 126.
Близкий разрыв снаряда потряс здание, заставил Глазкова на мгновение задержаться. И все же он передал весь текст, доложил:
— Все в порядке, Виктор Иванович! Телеграмму приняли. Просят от аппарата не уходить.
— Ладно, скоро вернусь. Надо узнать, что там случилось.
Когда Дьяконов вышел из аппаратной, увидел вблизи здания две свежие воронки. В воздухе медленно оседала поднятая взрывами снежная пыль. Стояла тишина. «В атаку сейчас пойдут. Надо скорей в траншею», — подумал Дьяконов и, пригнувшись, побежал к укрытию. Здесь, в траншее, он отыскал Вагаева, попросил его не отходить от пулемета.
Дьяконов хотел пройти в другой конец траншеи, где расположилась группа работников укома, но в это время кто-то кубарем скатился с бруствера и чуть не сбил с ног Поплевко, который осматривал затвор карабина.
— Осторожнее, черт! — ругнулся чекист.
— Прости, дружище! — ответил, вставая, Порфирьев.
В руках он держал неуклюжий «шош».
— Мастера все-таки наши деповские, Виктор Иванович, — сказал Порфирьев Дьяконову. — Полчаса всего и поковырялись А вот — готово! Теперь-то мы с Вагаевым дадим контре прикурить.
Где-то вдалеке ударили орудия. Перед траншеей вздыбились фонтаны земли. Затем навалилась гнетущая тишина. Вглядевшись в чернеющую даль пустоши, Поплевко тревожно крикнул:
— Идут!
— Кто идет? — думая о чем-то своем, спросил Вагаев. — А-а, эти!
Не спеша, он привстал со дна траншеи, посмотрел на густые цепи мятежников и кинулся к пулемету.
— Без команды не стрелять, — приказал Барлебен.
Поудобнее пристраивая «шош», Порфирьев отчетливо вспомнил, как однажды в феврале 1919 года на Восточном фронте ему пришлось участвовать в отражении атаки каппелевцев. Вместе с командиром полка он лежал в сугробе и ждал, когда первая цепь дойдет до израненной осколками березы. «Ох и посекли тогда белых! — мелькнула мысль, — А ведь многие из них рассчитывали на победу. Шли в атаку уверенно, чуть ли ни строем. Как сейчас».
Жиденькая цепь обороняющихся казалась Дьяконову до предела натянутой тонкой ниткой. «Нажмут бандиты, — подумал он, — не соберем костей». И твердо решил: не давать жать, не давать!
Какой-то красноармеец не выдержал, выстрелил. И началось! Временами захлебываясь, зачастил очередями «максим» Вагаева, гулко и размеренно бил «шош» Порфирьева, пулю за пулей посылали в бандитов коммунисты, красноармейцы, чекисты. Атакующие дрогнули, затем смешались и побежали назад. Первая атака была отбита.
— Виктор Иванович! Виктор Иванович! — прямо в ухо прокричал прибежавший в траншею Глазков. — К аппарату вызывают. Омск ждет!
Из губчека сообщили, что по решению Сиббюро ЦК РКП(б) и Сибревкома Петропавловску срочно оказывается помощь. Назывались номера алтайских полков, фамилии людей, направляемых в город и уезд. Дьяконов был доволен тем, что руководство по разгрому мятежников поручалось опытным и решительным товарищам. Еще в четыре утра из Омска вышел бронепоезд «Красный сибиряк», в котором находится новый начальник 21-й дивизии Корицкий. «Этот не чета Омельяновичу, — рассудил Дьяконов. — Прошлым летом на Алтае банду Шишкина под орех разделал».
— Слушай, Глазков. Простучи-ка по линии, где там бронепоезд застрял. Не пора ли Корицкого встречать?
— Говорят, час назад из Токушей вышел. Где-то на подходе, — прочитав точки и тире, сказал Николай Глазков.
— Пошли встречать! Зови Барлебена и Соколова.
НАЧДИВ КОРИЦКИЙ
Бронепоезд тихо, без свистков, подошел к перрону станции и, лязгнув буферами, остановился. Тотчас открылась бронированная дверь, и молодой военный, не ожидая, пока принесут стремянку, спрыгнул на дощатую платформу. Поправив портупею, он быстрым шагом подошел к стоявшей у дверей вокзала группе людей, представился: