Мы из ЧК
Шрифт:
— Никто не расстреляет. Есть комната, из которой все слышно?
— Есть.
— Ведите меня туда и побыстрее!
— Но как же, — попытался еще раз отказаться Шарипков. — Ведь это нечестно.
— Ну вы, хранитель морали. — Шаповалов достал из кармана браунинг. — Мне терять нечего. Говорите, или…
— Идемте, — зашептал Шарипков. — Только через чердак: там есть лаз в закрытую комнату. Меня не выдавайте…
Пока они пробирались через чердак, Шарипков пояснил, что до революции один из руководителей школы любил подслушивать своих коллег-учителей, и но его приказу специально оборудовали закрытую комнату. Только ход в нее был нормальный. Верхний же люк прорубили позже.
Комнатушка оказалась крохотной, но слышимость была превосходной. Шаповалов узнал голос Кудрявцева.
— Подполковник начал говорить недавно, — прошептал Шарипков.
— А вы откуда знаете?
— Так он только что сказал «во-вторых».
— Ну ладно, — прервал Захар словоохотливого собеседника. — Давайте послушаем.
— Да, господа, — говорил Кудрявцев. — Я настаиваю на перестройке структуры власти. Мне думается, параграф второй приказа необходимо изложить так: «Существующие в настоящее время в селениях штабы приказываю немедленно расформировать, назначить в каждом селении комендантов, в ведение которых должны быть переданы все находящиеся в штабах силы и вооружение. Все инвалиды, освобожденные от мобилизации, должны нести гарнизонную службу».
За перегородкой поднялся шум. Некоторые участники совещания возражали против предложения Кудрявцева. Но их было мало. После утверждения соответствующего обращения и приказа по войскам слово вновь взял Кудрявцев.
— К сожалению, господа, я должен сообщить вам, что мы сейчас оказались перед большим» трудностями. Действие фактора внезапности, благодаря которому мы добились немалых успехов, кончилось. Красные опомнились от неожиданности и перешли в контрнаступление. За прошедшие годы их руководители накопили немалый опыт организаторской работы и, конечно, пустят его в ход. Вы знаете, что пламя антибольшевистского восстания охватило часть трех губерний — Омской, Тюменской и Челябинской. Нам нужно во что бы то ни стало удержать за собой участок дороги Мамлютка — Макушино, расширить здесь имеющийся плацдарм, особенно в сторону Кургана, и одновременно перерезать еще в одном месте дорогу Омск — Тюмень. Вы, конечно, понимаете, что этим мы нанесем чувствительный удар по Москве, ибо без хлеба она долго не протянет. Во-вторых, необходимо руками местных крестьян ликвидировать собранное на ссыпных пунктах зерно. Пусть пока мужики делают с ним что хотят. В-третьих, усилить дезинформацию. Сбитый с толку крестьянин пойдет на что угодно. В-четвертых, нам следует использовать опыт красных по разложению враждебного тыла. С этой целью предлагаю послать в тыл большевиков несколько небольших подвижных отрядов. В-пятых, мы должны соединиться с Кокчетавом. Для этого надо разгромить сводную группу Полуяхтова, которая занимает район Пресногорьковки. Это, господа, самые общие соображения на ближайшее время.
После небольшой паузы по предложению главнокомандующего Родина было решено приступить к проведению в жизнь рекомендаций Кудрявцева. Затем в комнате, где проходило совещание, возник шум. Андрей Кармацкий доложил о побеге пойманного вечером чекиста, и присутствующие стали возмущаться ротозейством охраны. Кудрявцев напомнил о своих требованиях поднятия дисциплины. Его поддержал Родин. Совещание постановило не останавливаться перед самыми жестокими мерами для улучшения порядка в войсках.
— Павел, а вас уже ищут, — зашептал Шарипков.
— Помолчи, Сергей Иванович! Лучше подумай, как добыть коня. Отправишь меня поздно вечером верхом. Нужны пропуск и пароль. Я подожду до темноты. А теперь иди, товарищ Шарипков. Я верю тебе, как брату.
В Петропавловск Шаповалов добрался лишь через два дня. Дьяконов внимательно выслушал его доклад, записал на отдельный лист названные Захаром фамилии руководителей мятежа и, созвонившись со штабом Петропавловской группы войск, сказал:
— Вот что, Шаповалов. Тебе придется повторить свой доклад Николаю Ивановичу Корицкому. Он ждет.
Командующий с интересом выслушал рассказ чекиста и попросил поподробнее описать внешность Кудрявцева. Шаповалов сказал:
— Роста среднего, лет так за пятьдесят, волосы седые, лицо простоватое, глаза серые, даже чуть мутные, болят, наверное, бородка аккуратная, клинышком. Во время разговора трясет немного головой, как будто контуженный. Ну, что еще? Вот нос и губы не запомнил какие.
— Достаточно и этого.
Корицкий встал, положил в пепельницу набитую табаком трубку, поблагодарил Шаповалова за ценные сведения о замыслах врага. После того как Захар ушел, Николай Иванович сказал Дьяконову:
— Знаешь Виктор Иванович, я ведь с этим бандитским теоретиком начинал службу в Красной Армии. В одном отделе над картами корпели. Замкнутым он показался мне тогда, нелюдимым. А головой трясет от испуга: иваново-вознесенцы в середине восемнадцатого чуть было на штыки не подняли. Орал на них, расстрелом грозил. Вот с той поры и стал «контуженный». За Шаповалова еще раз тебе спасибо.
— Зачем благодаришь, Николай Иванович. Обязаны мы это делать. Наш, так сказать, долг. Ну, до свидания.
— Всего доброго.
ПЕРЕМЕНЫ
Прошел месяц. В ходе ожесточенных боев основные силы мятежников были разгромлены. Пришли вести об освобождении станции Петухово, о вступлении частей и подразделений в Кокчетав. Ишимская «Народная армия», «Восточная группа», «Первая Сибкавдивизия» и «Курганская освободительная дивизия», на которые главком бандитов эсер Родин возлагал большие надежды, потерпели сокрушительное поражение от подразделений Красной Армии и коммунистических отрядов особого назначения.
В один из последних дней марта Дьяконов получил из особого отдела Кубанской кавалерийской бригады пакет. К сводкам о ходе уничтожения мелких банд был приклеен небольшой кусочек бумаги, на котором значилось:
«Акт. 26 марта 1921 года. Мы, нижеподписавшиеся, Просекин Иван и Юрусь Евгений, составили настоящий акт в том, что сего числа подняли труп убитого Кудрявцева, среднего ростом, с бородкой, седоватый. Грудь пробита и плечо прострелено».
Это была первая весть о гибели одного из заправил и теоретиков мятежа. А через неделю в город привезли жену и двух сыновей Кудрявцева. Они рассказали, что после поражения мятежников под Ново-Михайловской, доверие бандитов к Кудрявцеву окончательно пошатнулось. Во время одной из перебранок член контрольного совета штаба эсер Винокуров дважды выстрелил в Кудрявцева, затем ударил его штыком в грудь. Так оборвалась карьера подполковника генерального штаба царской армии Алексея Федоровича Кудрявцева.
«Жаль, до этого дня не дожили Порфирьев, Дульский, Соленик», — думал Виктор Иванович, разглядывая составленный кубанцами акт.
— Похоже, мятеж агонизирует, — сказал Дьяконову Барлебен, когда тот сообщил председателю оперативной пятерки о смерти Кудрявцева. — Но умирающий зверь всегда опасен. Он может своими конвульсиями причинить большую беду. Токарев, правая, рука Кудрявцева, уцелел, и, по сводкам нашего штаба, сумел собрать под свое крылышко до трех тысяч отъявленных головорезов, Где он сейчас?