Мы из ЧК
Шрифт:
Было за полдень, когда Джашпар и сопровождающие выехали из Сузака. Через сутки он, пошатываясь от усталости, не сбросив с себя затвердевшую на морозе старенькую шинель, подошел к столу, за которым сидел уполномоченный ОГПУ по Туркестанскому и Сузакскому районам Петр Николаевич Абрамук. Он очень удивился, так как не ждал Тныштыкбаева: Ветров еще утром доложил ему обстановку в Сузаке. Приезд Джашпара, смертельно уставшего, промерзшего до костей, насторожил опытного чекиста. Абрамук тотчас вышел из-за стола, помог Джашпару стащить с себя шинель, усадил его около жарко натопленной печки, предложил чаю и только тогда сказал:
— Ну что там у вас, рассказывай?
— Плохо, Петр Николаевич. Очень плохо.
Тныштыкбаев положил на стол записку. Быстро прочитав ее, Абрамук, как бы про себя, заметил:
— Да-а, дела. А что мы еще имеем по этому… Султанбеку, по организованным им группам?
— Султанбек, — прервал Абрамука Джашпар, — сын известного на всю округу, но давно умершего бая Шанака. От отца он получил не только огромное состояние, но и унаследовал жгучую ненависть к трудовому люду. В штыки, как говорится, встретил Советскую власть, но некоторое время заигрывал с партийными и советскими работниками. Потом показал зубы. Арестованные нами главари бандитских шаек, как показало расследование, были тесно связаны с Султанбеком. Ондыбаев, Каргалиев, братья Ромодановы знают о том, что Султанбек занимается подготовкой крупного антисоветского выступления. Мне также удалось узнать, что большое количество пороха и дроби, завозимых в райпотребсоюз для охотников, под разными предлогами скупили люди из аула, где живет Султанбек. К нему доставляются оружие, боеприпасы, припрятанные в свое время басмачами. Все это делается скрытно: Султанбек и знахарь Асадулла, под угрозой смерти, предупредили приближенных к ним людей, их родственников о сохранении тайны.
— Что нового узнали о Сафе-хане и Асадулле? — спросил Абрамук.
— Сам Сафа-хан больше не появлялся в Сузакском районе. Но в октябре приезжал его сын. Кочевники как раз возвращались к местам зимовки, гнали отары вдоль реки Чу в степи Муюнкумов. Сюда-то и пожаловал сын шпана в сопровождении мюрида ишана Макан-софи. Они побывали у Султанбека, других баев. Как и весной, когда приезжал сам Сафа-хан, в честь его сына и мюрида Макан-софи устраивались торжества.
— Из материалов, — продолжал Джашпар, — собранных мной и Ветровым, можно сделать вывод: ишан Сафа-хан и знахарь Асадулла действуют сообща. Замечено, что ишан, на людях не делающий предпочтения знахарю, на самом деле преклоняется перед ним, прислушивается к каждому его слову.
Афган-табиб Асадулла очень осторожный человек, нам долгое время не удавалось подобрать к нему ключи. Но недавно стало известно, что в действительности он является Ибрагимовым Сафар-Али Асадуллой, уроженцем города Бадахшан, в Афганистане. Выдает себя за афганца, отсюда и кличка — Афган. Имеет духовное образование. Никто в степях Сузака не может похвастаться этим. В Коканде появился незадолго до создания в 1918 году буржуазными националистами Кокандского автономного контрреволюционного националистического «правительства», которое стремилось отторгнуть от Советской России Среднюю Азию и превратить ее в колонию английского империализма. В годы гражданской войны, когда банды басмачей свирепствовали во многих уездах Южного Казахстана, Асадулла, выдавая себя за знахаря, бывал в аулах, временно захваченных басмачами, в местах, где басмачей никогда не было. В Сузакском районе появлялся периодически начиная с девятнадцатого года. Прижился здесь, даже советское гражданство принял.
Абрамук закурил, встал из-за стола, подошел к окну, за которым уже давно стояла темная ночь. Он старался представить себе всю картину событий, наметить пути дальнейших действий. Джашпар Тныштыкбаев продолжал свой рассказ:
— С той поры, с девятнадцатого года, Асадуллу знают у нас как лекаря. Мы не знаем, образованный ли он доктор. Но авторитетом в аулах пользуется. Здесь немаловажную роль играет и то, что Асадулла выдает себя за очень религиозного человека, близкого к духовенству. Семейный, имеет двух жен: обе казашки. По два, а то и три раза в году бывает в Ташкенте, мотивируя это необходимостью приобрести лекарственные травы, медикаменты. Иногда выезжает вместе с больными. По пути гостит у ишана Сафы-хана в Коканде. Его очень часто видят в кругу местной родовой знати, баев. Без него не обходятся религиозные праздники, отправления разных обрядов. Так что крепкий орешек, этот Асадулла. Расколоть его будет нелегко.
Петр Николаевич Абрамук все стоял у окна, мысленно рисуя портрет Афгана. Но вот он резко повернулся и зашагал по комнате. Потом остановился около Тныштыкбаева, положил руку на его плечо.
— Молодец, Джашпар! Рассуждаешь правильно. Но одному змеиный клубок не распутать. Трудное это дело. И очень опасное.
Абрамуку в ту минуту хотелось обнять Джашпара, по-отечески приласкать. Но на службе этого делать не полагалось. И Петр Николаевич молча смотрел на своего помощника. Впервые обратил внимание на слегка припухшие, обветренные губы, над которыми едва угадывалась черная полоска усиков, на короткий прямой нос, впалые щеки. «Эх, Джашпар, Джашпар! — думал Абрамук. — Не в такой бы обстановке молодость тебе проводить. Ни отдыха-то ты не знаешь, ни покоя. Сколько мужества и стойкости требуется для этого».
Петр Николаевич тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли, сказал:
— Ну-ка давай по карте проверим свои действия.
Продолжая беседовать с Джашпаром, уточняя детали, Абрамук делал пометки на карте: у населенных пунктов, на дорогах, горных тропах…
Рассвет они встретили здесь же, за письменным столом. В начале рабочего дня по телефону проинформировали обо всем начальника Сыр-Дарьинского окружного отдела ОГПУ Журавлева. Тот дал указание подготовить группу во главе с Тныштыкбаевым, направить ее в Сузак.
— Мы со своей стороны, — сказал Журавлев, — примем все необходимые меры. Надо действовать. Смело, решительно, инициативно!
Днем Абрамук и Тныштыкбаев зашли в Туркестанский райком партии. А когда вернулись к себе, то от дежурного узнали, что звонил Журавлев и приказал им обоим утром быть в окротделе ОГПУ.
… Мерно постукивая колесами, поезд шел из Чимкента в Туркестан. Не выспавшись в прошлую ночь, Джашпар и сейчас, как ни силился, уснуть не мог. Стоило закрыть глаза, как перед взором вырастал образ Журавлева. Вот он вошел в кабинет — высокий, широкоплечий, с озабоченным лицом. Поздоровался, снял с себя длинную, изрядно поношенную шинель, обвел собравшихся испытывающим взглядом. Потом сказал:
— Только что закончилось заседание окружкома партии и окрисполкома. Обсуждался вопрос о ходе коллективизации в районах округа. Было указано на отдельные недоработки в борьбе с чуждыми элементами, саботирующими политику партии…
Открыв совещание, Журавлев предоставил слово своему заместителю Бурдакову, недавно прибывшему в Чимкент. Молодой чекист, привыкший к оперативной деятельности, а не к речам, лаконично обрисовал общее положение в округе.
— Мы не имеем права, — сказал Семен Николаевич, — проходить мимо провокационных вылазок врагов, мимо тревожных сигналов, поступающих в первую очередь из Сузакского района…
Раздумья Джашпара, по-прежнему сидевшего у вагонного окна, прервал вошедший Абрамук, до этого беседовавший в тамбуре со своим старым другом-однокашником.
— Ну что, хлопче, собираемся? Вон уже и Ходжи-Ахмед Ясави показался…
Поезд подходил к Туркестану. На бледном фоне утренней зари виднелся отливающий синевой древний мавзолей. Когда состав остановился, чекисты быстро вышли из вагона и, негромко беседуя меж собой, направились от вокзала в сторону города.