Мы из ЧК
Шрифт:
Дружный огонь курсантов поддержали залегшие справа, в лощине, чекисты. Они стреляли во фланг наступавшей конницы, нанося ей значительные потери. Прошло еще несколько минут, и налетевшие бандиты смяли курсантов. Чекисты дали залп, и еще три серовца слетели с лошадей. Остальные повернули вспять. Конная атака была отбита. Наступила короткая пауза. Но не успели чекисты дозарядить винтовки, как вражеская пехота, стреляя на ходу, приблизилась к горстке храбрецов, а конники, разбившись на группы, стали обходить их с флангов.
— Экономьте патроны, товарищи! — крикнул Клейменов. — Стреляйте только наверняка!
Еще несколько бандитов уткнулись в снег. Послышались крики, ругательства. Над полем боя прокатился пропитой бас: «Не стрелять! Взять живьем!»
Продолжая отстреливаться, чекисты не заметили, как кончились винтовочные патроны. Пришлось пустить в ход револьверы. Хладнокровно, с равными промежутками вел огонь Переверзенцев. Ни одна пуля, посланная им, не пропала даром.
С каким-то ребячьим озорством стрелял в надвигающихся бандитов Николай Иванов. После каждого удачного выстрела кричал: «Что, гады? Попало!»
Клейменов прицелился в пьяного верзилу, нажал на спусковой крючок. И… не услышал выстрела. «Неужели все?» — мелькнула мысль. Он оттянул затвор: патронов не было. На снегу валялись стреляные гильзы. «В горячке боя не заметил, как расстрелял все патроны?» — подумал Клейменов и в этот миг увидел перед собой разгоряченные бегом лошадиные морды. «Обошли, проклятые! Живым не дамся!» Схватив винтовку, Клейменов бросился на ближайшего всадника, вышиб его прикладом из седла, но тут же от удара по голове упал сам, потеряв сознание.
Израненных, оглушенных прикладами и нагайками, чекистов доставили в аул, завели в дом Кулумбека Уразбекова, где расположился штаб Серова. Начались пытки, истязания. Первым допрашивали Иванова. Когда рослый бандит попытался сорвать одежду, моряк, резко подавшись вперед, нанес ему удар головой в живот. Бандит, ойкнув, упал на пол. Серовцы схватились за оружие. Лицо красного военмора пылало гневом и ненавистью. Он был красив и страшен в эту минуту.
— Подходи, кто следующий? — крикнул Николай Терентьевич.
Но бандиты стояли оторопев. Не выдержал взгляда и Серов. Отвел глаза. Истерически крикнул:
— Расстрелять!
Иванова увели, закрыли в сарае. Бандиты с пристрастием допрашивали Клейменова, но, не добившись от него ни слова, полумертвого уволокли на улицу. Долго пытали Переверзенцева, других чекистов.
…Клейменов открыл глаза. Обвел взглядом потолок, посмотрел на стены. Нестерпимо болело простреленное в бою плечо, от потери крови кружилась голова. Рядом лежал избитый Иванов. Больше в сарае никого не было. «Где они? Что с ними? Где я?» — думал Клейменов. Но мысли путались, улетали куда-то в пустоту. Мутилось сознание.
В это время дверь со скрипом распахнулась, и двое бандитов швырнули в сарай окровавленного человека. Он застонал.
«Никак Переверзенцев», — подумал Клейменов и, с трудом подняв голову, спросил:
— Что с тобой, Иосиф? Ты ли это?
— Я. Проклятые бандиты всего изметелили. А этот подлец хотел склонить к предательству. Но запомнит мой ответ!
Переверзенцев подполз к Клейменову, зашептал на ухо:
— Дмитрий Иванович! Серовцы чем-то всполошены, собираются. Об Илецке разговор ведут.
— Значит, будут снова прорываться в уральские степи. К Волге, — заметил Клейменов, — уйдут!
— Предупредить бы наших. Но как?
— Поручите это мне, — послышался голос Иванова. Он, наконец, пришел в себя.
— А сможешь? — усомнился Клейменов.
— Я ведь целехонький, — попробовал улыбнуться моряк. — Башка вот только трещит. Здорово ударили, гады!
Иванов встал, осмотрелся. Затем присел, стал осторожно разбирать стену. Полуистлевшие бревна осели. Образовалась дыра. Стена была тыльная, глухая. За ней простиралась ровная, как стол, необозримая степь.
— Ну, с богом, — сказал Клейменов. — Любой ценой доберись до наших. Передай, что Серов собирается прорваться через Илецк…
Иванов на прощание обнял товарищей, полез в дыру. Клейменов и Переверзенцев помогли ему выбраться на волю и тотчас завалили лаз сухим кизяком.
Еще не осела поднятая пыль, как дверь в сарай снова распахнулась и на пороге появился серовец. Щуря ослепленные искристым снегом глаза, он крикнул в темноту:
— Эй, клейменый, или как там тебя? Выходи!
Дмитрий Иванович поднялся, но острая боль чуть не сбила его с ног. Переверзенцев подхватил друга, и они вдвоем, обнявшись, подошли к светлому проему двери.
— Ты оставайся!
Бандит пнул ногой чекиста. Но Иосиф Ефимович устоял. Сдерживая гнев, сказал:
— Человек на ногах стоять не может. Помогу ему выйти, доведу до штаба. Назад опять же надо будет поддержать.
Бандит посмотрел на окровавленного Клейменова, на свои руки, презрительно сплюнул:
— Валяй, веди! Только назад вам не придется идти. Батька дюже злой…
Серовец закрыл дверь сарая на засов, пинком подтолкнул Переверзенцева.
— Поехали!
В сенцах дома, где чинили расправу, сидели старый казах, две-три женщины, несколько бритоголовых малышей.
— Стой! — сказал Переверзенцеву бандит. — А ты иди!
И, схватив Клейменова за ворот шинели, поволок его в открытую дверь.
Переверзенцев, мешая казахские слова с русскими; вполголоса заговорил с аксакалом. Тот в знак согласия кивал головой, прикладывая ладони рук к впалой груди. Чекист хотел еще что-то сказать, но в этот миг в доме раздались выстрелы. На пороге появился пьяный Долматов.