Мы из ЧК
Шрифт:
…На другой день рано утром, оберлейтенаит Фюрст выстроил на плацу у старой казармы своих подчиненных, приказал немедленно получить оружие, боеприпасы. Когда приказ был выполнен, Фюрст сказал:
— Нам отведена большая территория. Будем ее прочесывать. Партизан расстреливать на месте. Поможем подразделениям «Бранденбурга» навести должный порядок…
…Игольников, получивший в Красной Армии хорошую физическую закалку, не отставал от оберлейтенанта, ехавшего впереди команды на мотоцикле. Это устраивало обоих. Фюрст нуждался в хорошем переводчике и верном телохранителе.
Еще издали Игольников увидел косматые клубы дыма, тянувшиеся к небу. Это горело село Дединьское, в котором успели побывать бранденбургцы. Огонь пожирал дома, надворные постройки. Людей, пытавшихся спастись на огородах, возле пруда, расстреливали из автоматов.
Через некоторое время темные грозовые тучи закрыли солнце. Хлынул проливной дождь. Горящее село превратилось в дымящиеся руины.
Во второй половине дня команда оберлейтенанта Фюрста ворвалась в соседнюю деревушку. Игольников, другие каратели поджигали хаты, расстреливали сельчан, угоняли скот.
Точно в угаре носился по селу Игольников. В крайней избе очередью из автомата он прикончил старика и мальчонку. Ошалело кричал:
— Поджигай деревню! Смерть партизанам!
Когда над домами заклубился дым, какая-то женщина, стоявшая в толпе, окруженной карателями, крикнула: «Что вы, изверги, делаете? Господь не простит вам этого». Игольников бросился на крик, схватил женщину за волосы, вытащил ее из толпы и на глазах у всех расстрелял.
Всего с марта по июнь в двух волостях — Дединьской и Ляховской — каратели сожгли пятьдесят деревень, расстреляли около ста человек. Много детей и женщин угнали в Германию.
Во время уборки хлеба, каратели из команды Фюрста отбирали у крестьян намолоченное зерно, отправляли его в Германию.
Как-то оберлейтенаит Фюрст приказал взводу карателей брать у крестьян масло, яйца, другие продукты. Когда подошли к деревне, взвод разделился на две группы. В одной из них был Игольников. Позднее он докладывал оберлейтенанту:
— Мы им говорим «давай», а они отвечают: «Нет ничего, сами с голоду подыхаем». Одна старуха, увидев, что я вынес из кладовой корзину с десятком яиц, бросилась отнимать ее у меня. Я оттолкнул ее, пригрозил автоматом. Но старуха не унималась. Она сказала: «И как тебе не стыдно, стервец! Ведь ты же русский. Что ты делаешь». Пришлось успокоить ее.
— Молодец!
На обратном пути каратели напоролись на засаду партизан и в перестрелке потеряли несколько человек. А вскоре из команды «Ягдцуг» ушла к партизанам группа военнопленных. Команду расформировали. Игольникова, по рекомендации оберлейтенанта Фюрста, перевели в карательный отряд, действовавший на территории Польши, Здесь он принял участие в операциях против польских партизан, и весной тысяча девятьсот сорок четвертого года, когда каратели были разбиты, попал в зондерлагерь, что находился в Торуне.
У Игольникова в лагере появились новые друзья, ставшие впоследствии его спутниками по службе у гитлеровцев до окончания войны. Один из них — Мылов, приехавший в Торунь вскоре после Игольникова.
Игольников без утайки рассказал Мылову, что в Красной Армии был младшим командиром и в начале войны исполнял обязанности начальника полевой радиостанции. В одном из жарких боев, улучив момент, перешел на сторону гитлеровцев.
— Почему ты и твои друзья, уже служившие в немецкой армии, оказались в Торунском зондерлагере? — спросил Мылов.
— Карательная команда, в которой я служил, — сказал Игольников, — была в жарких переплетах, и в Торунь прибыли ее жалкие остатки. Здесь я узнал, что нас, оставшихся в живых, намереваются перебросить на оккупированные территории Советского Союза. Мне стало не по себе. И если говорить начистоту, я боюсь погибнуть от партизанской пули. Вот и пристроился в зондерлагере. Как видишь, пока живой.
В то время Мылов за себя не боялся, так как кроме физического труда он ничем не способствовал гитлеровцам в их войне против Советской России. Чего же боится Игольников? Когда разговор коснулся этой темы, каратель из команды «Ягдцуг» сказал:
— Мне в Советском Союзе делать нечего. Хлебнули мы там с матерью горя. Когда раскулачили и посадили отца, вся семья распалась. Два брата уехали на север, в Мурманск, сестра — в Казахстан. Я и мать несколько лет жили у себя, в Вологодской области. Потом переехали в Мурманск к брату Федору. Человек он крутой, эгоистичный. Над матерью измывался…
Игольников помолчал, припоминая что-то, потом выдохнул:
— Так что хватит! Кусок хлеба я и у немцев заработаю. Хоть сидеть не буду. А там — верная тюрьма… Выследят чекисты и посадят.
— Так-то оно так, — согласился Мылов. — Да ведь это Родина наша. Ну, накажут за провинность, потом простят.
— Черта с два, — огрызнулся Игольников. — Тебя пожалели, когда с мясокомбината уволок несколько банок консервов?
Мылов удивился этой осведомленности, ответил:
— Дали пять лет. Война помогла, а то бы еще сидел.
— Вот, вот! — криво усмехнулся Игольников. — Ну нет, я все сделаю, но в Россию больше не вернусь. Даже если немцы выиграют эту войну.
Прошло еще некоторое время, и Мылов в составе команды из 15 человек убыл на работу в Данциг, а Игольников уехал в Бромберг, затем снова вернулся в Торунь.
Как контрразведчик, Жалекен знал о народном сопротивлении фашизму в минувшую войну. По приказу Гитлера и рейхсфюрера войск СС Гиммлера создавались многочисленные спецотряды палачей. Это были эйнзатцгруппы СД, зондеркоманды, истребительные соединения войск СС, другие формирования. О них Жалекен Тлеумагамбетов слышал не раз. А вот о команде «Ягдцуг» у него не было никаких сведений. Следовало разобраться.