Мы из ЧК
Шрифт:
Сомнений не оставалось, Северинов — это разыскиваемый Игольников. Но такое заключение требовало дополнительной проверки, новых показаний свидетелей.
Мылов, Дударь, Ванович и Жигайлов в человеке на фотографии из временного удостоверения опознали Игольникова. Того самого, что был с ними в плену, служил гитлеровцам, и на чьей совести была кровь многих советских граждан, замученных в неволе.
Получив эти сведения, капитан Тлеумагамбетов, так и не успев побеседовать с Севериновым-Игольниковым, направился к секретарю райкома
— Как здоровье, Жалекен? — спросил Михаил Павлович.
— Да ничего, спасибо. Пока не жалуюсь.
— А по работе?
— Неплохо. Держусь золотой середины.
— Ну, ну. Только чего это вы за посредственность цепляетесь. Или устали?
— Да нет, Михаил Павлович. Это на сегодня серединка. Завтра все может измениться к лучшему.
Михаил Павлович достал портсигар, продул мундштук папиросы. Спросил.
— Ну что там у вас? Выкладывайте.
— Нашли еще одного изменника и предателя Родины. Разрешите доложить материалы, Михаил Павлович?
— Зачем докладывать. Я и сам почитаю.
Секретарь райкома просмотрел несколько листов, поднял голову.
— Не тот ли это прохожий, которого упустил Рэм?
— Он самый, Михаил Павлович. Ваш сын напал на верный след.
— Не очень его хвали, — улыбнулся Карташов. — Упустил ведь было врага. Очень переживал…
Михаил Павлович ознакомился со всеми материалами дела, с показаниями свидетелей, внимательно выслушал информацию Жалекена о проделанной работе по розыску Игольникова. Долго молчал, разминая пальцами очередную папиросу. Потом закурил. Наконец высказал свое мнение:
— Расчеты гитлеровцев на так называемую пятую колонну в нашей стране потерпели крах. Они встретили единство народа, его несгибаемую волю к победе. Советский народ, его армия навсегда похоронили идею фашизма об установлении мирового господства.
— На игольниковых да мыловых далеко не уедешь, — вставил Тлеумагамбетов.
— Хотя, — продолжал секретарь райкома, — гитлеровцы пытались использовать и это отребье. Но и здесь не повезло: мусора набралось всего-то на две дивизии. И те от ударов советских воинов разбежались.
Михаил Павлович аккуратно сложил документы в папку, закрыл ее и подал Жалекену.
— Ну что же. Все правильно. Намеченная вами беседа с Севериновым, безусловно, нужна. Она полезна для дела. Так что действуйте!
На другой день поутру Рэм Михайлович ушел в поселок Пятилетка, чтобы пригласить Северинова в отделение МГБ. Теперь, когда настало время встретиться с этим человеком, Жалекен Тлеумагамбетов загорелся желанием поскорее увидеть его. И когда Северинов вошел в кабинет, капитан пристально посмотрел на него, подумал: «Как точно описали его внешность Рэм Михайлович и Семенов».
Перед Жалекеном стоял среднего роста, крепко скроенный мужчина. Его белое, чисто выбритое лицо не скрывало настороженность.
— Садитесь, — приказал капитан.
В кабинет с бланком протокола допроса в руках вошел Рэм Михайлович. Увидев его, Северинов побледнел еще больше. Тлеумагамбетов задал первый вопрос:
— Как вас зовут по имени и отчеству?
— Сергей Павлович.
— Назовите свою настоящую фамилию?
Последовала длительная пауза. Северинов зачем-то встал со стула, скомкал в руках фуражку, стал переминаться с ноги на ногу.
— Мы ждем.
— Игольников я. Но живу под чужой фамилией… Хотел скрыть, что был в плену у немцев.
— За нахождение в плену не наказывают, — пояснил капитан. — Очевидно, был другой повод. Но об этом после. Сейчас скажите, когда, где и при каких обстоятельствах вы сменили свою фамилию?
— Это произошло в Теректах, вскоре после демобилизации из армии.
— Каким путем?
— В сельсовете я назвался Севериновым и сказал, что в дороге вместе с деньгами выкрали документы.
— И вам поверили?
— Не сразу. Вместо паспорта выдали временное удостоверение. Я тут же уехал, рассчитывая сменить удостоверение на паспорт по новому месту жительства.
— Из Праги вы убежали к союзникам?
— Да. Хотел к ним податься. Не вышло. Под Пльзеном, почти у самой цели, меня, еще некоторых власовцев, задержали чешские партизаны и передали советскому командованию.
— И что же дальше?
— Советская военная комендатура Праги направила меня в сборный лагерь бывших советских военнопленных, который находился в местечке Карлупы. Через месяц был зачислен в запасной полк, затем попал в 983-й полк 283-й стрелковой дивизии. Потом служил еще в одной части, а демобилизовавшись, выехал в Советский Союз.
— А в Торуне говорили, что не вернетесь в СССР?
— И это вы знаете? — удивился Игольников. — Став военнослужащим Советской Армии, я обрел надежду на то, что как-то удастся скрыть свою преступную деятельность, замести следы.
— На сегодня хватит, — сказал Тлеумагамбетов. — Подпишите свои показания…
Они не заметили, как прошел этот напряженный день. И только вечером, вернувшись от прокурора, который давал Санкцию на арест Игольникова, Жалекен спросил:
— Ты обедал, Рэм Михайлович?
— Нет. Когда же?!
— Ну, тогда идем вместе. Заодно немного передохнем. Можно ведь?
Карташов устало кивнул головой.
Н. Милованов
А ПОЕЗД ШЕЛ…
Московский скорый прогромыхал по мосту через реку Каскелен, и этот грохот далеко разнесся в морозном декабрьском воздухе. Он летел над зарослями камыша вдоль широкой поймы, уносился к горам Заилийского Алатау.