Мы из Тайной канцелярии
Шрифт:
— Да вы не стесняйтесь. Наследите, так наследите. Грязнее, чем сейчас, всё равно не станет. Давайте-ка в кабинет мой пройдём, там и поговорим.
— Как скажете.
— Да, — обернулся он на полпути, — а не попить ли нам чая или кофейку? Погодка мерзкая, вы только что с улицы… Поддерживаете?
— Благодарю. От кофе я бы не отказался.
Последнюю банку с растворимым кофе я прикончил ещё на прошлой неделе. Не то чтобы был фанатом этого напитка, но утро без кофе — не утро. И насчёт погоды хозяин не ошибся. Действительно мерзкая.
Арсений Петрович по-прежнему играл роль добродушного
— Чёрный или со сливками?
— Без сливок, пожалуйста.
— Прекрасный выбор. Подождите меня буквально пару минут. Я скоро.
Пока Арсений Петрович хлопотал на кухне, я плюхнулся на мягкий (мечта сибарита) кожаный диван и с удовольствием откинулся на спинку и вытянул ноги. Господи, благодать какая! После всей этой сырости и промозглости наконец-то попал в уютное тёплое помещение. А сейчас ещё и кофе угостят. Разве не лепота?
Кабинет Арсения Петровича словно сошёл со старинных фотографий, живописующих быт писателей-классиков советской поры. Во-первых, огромные, от пола до потолка, книжные полки, буквально прогибающиеся под тяжестью массивных фолиантов. Некоторые томики вообще явно антикварного происхождения, во всяком случае, напечатаны до революции. Во-вторых, письменный стол — массивный, дубовый, точно не новодел, скорее всего — ровесник старинных книг. На столешнице явным диссонансом смотрелся ультрасовременный ноутбук. Насколько я разбираюсь — весьма крутой и навороченный. Ещё на столе лежали какие-то папки. Мне показалось, что в них вырезки из газет и журналов. Солидная готовальня, пепельница (пустая — заметьте), настольная лампа, книга с закладкой. Похоже, мой визит отвлёк хозяина кабинета от чтения. На стене фотографии в рамочках, преимущественно чёрно-белые. Некоторые потрескавшиеся и пожелтевшие от старости.
Арсений Петрович вернулся с подносом, на котором были две чашки с дымящимся кофе (ах, какой аромат! Беллиссимо!) и сахарница с маленькой ложкой. В качестве угощения — конфеты, преимущественно шоколадные трюфели. Бабаевские, мои любимые.
Я с удовольствием зашуршал обёрткой и отправил конфету в рот.
— Ну, что, давайте поговорим, — предложил собеседник, когда с напитками и едой было покончено. Лишь пара конфеток осталась сиротливо лежать на подносе.
— Давайте.
— Иван Егорович, у меня к вам маленькая просьба. Пожалуйста, настройтесь на то, что вещи, о которых я буду вам рассказывать — это не бред сумасшедшего.
— Занятное вступление.
— То ли ещё будет. Вы, главное, поймите: никто не собирается пудрить вам мозги. Всё, что вы услышите, правда.
— Честное слово, я в высшей степени заинтригован. Постараюсь выполнить вашу просьбу.
— Значит, договорились, — кивнул собеседник. — Вы своим генеалогическим деревом интересовались?
— Куда там, — усмехнулся я. — Как-то меня это модное веяние обошло. Отец с матерью на заводе работали, он — гидравлик на прокатном стане, она — контролёр ОТК. Бабушки-дедушки тоже из простых, деревенские… Ну, воевали, конечно. Дед по маминой линии почти всю Великую Отечественную прошёл, пока под Кенигсбергом не ранило.
— Деревенские, говорите, — хмыкнул Арсений Петрович. — Ну-ну. Хорошо же замаскировались ваши родственники.
— Простите, не понимаю.
— Я
— Да я с ходу могу показать пару-тройку Елисеевых, чьи предки всю жизнь волам хвосты крутили. А вы говорите «дворяне»!
Арсений Петрович засмеялся. Вот уж не ожидал, что моя реплика вызовет в нём столь бурные эмоции.
— Нет уж, в вашем случае мы имеем дело с отпрыском дворянского гнезда, — сообщил он, когда закончил смеяться. — Сведения достоверные на все сто процентов. Мы специально проверяли.
— Дворяне так дворяне, — пожал я плечами. — По большому счёту мне всё равно. Лишь бы люди были хорошие.
— Рад, что относитесь к этому спокойно.
— А как ещё можно относиться? — изумился я.
— По-разному. Есть такие, что с ходу кичатся: как же! «Голубая кровь», «белая кость», «элита»! Как говорится в одном известном историческом анекдоте — на самом деле всё лучшее у них в земле.
— Тогда к чему вы вообще подняли тему моего происхождения? Только не говорите, что Елисеевы — родня каким-нибудь «рюриковичам», и пришло время посадить кого-то из нас на престол. Тем более, вы просили принимать всё всерьёз…
— Что вы?! — всплеснул руками Арсений Петрович. — Столь далеко идущих планов у нас нет. Да и к Рюриковичам и тем более Романовым, вы никакого отношения не имеете.
— Слава богу! — с деланной радостью воскликнул я.
— Предлагаю вернуться к нашим баранам… Простите покорно, это я не ваших предков имел в виду, — сконфузился он.
— Я догадался.
— Вы действительно происходите из старинного русского дворянского рода. Небогатого и незнатного.
— Другими словами, наследство от внезапно умершего дядюшки-креза мне не светит? Жаль, я бы не отказался.
— Кто же от такого откажется?! Но это и впрямь не ваш случай. Поместий, заводов, газет, пароходов за Елисеевыми отродясь не водилось. Только прошу не путать с другими Елисеевыми. Те были купцами, происходили из крепостных крестьян Ярославской губернии.
— Родни в Ярославле у меня точно нет, — заверил я.
Арсений Петрович поморщился.
— Мне это известно, — сказал он.
— Ого! Я оказывается под колпаком? Кхм… Чего же такого я успел натворить?
— Не судимы, не привлекались, в базе данных из грехов на вас только парочка штрафов за переход в неположенном месте или на красный свет.
— На работу спешил, — почему-то смутился я.
— Всё нормально! С моей точки зрения — и правоохранительные органы придерживаются такого же мнения — вы абсолютно чисты.
— Наверное, это их недоработка, — вспомнил я бородатый анекдот.
Визави деликатно улыбнулся.
— Да уж… Докопаться у нас в стране можно и до столба. Собственно, не только у нас. Однако мы опять ушли куда-то в сторону.
— Вот это меня и напрягает. Извините за неделикатный вопрос, но почему вы проявили интерес к моей персоне? Даже если предки были хоть трижды дворянами, в жилах у меня всё равно течёт самая обычная кровь. И она красного цвета, не голубого. Да и сам я ничего выдающегося собой не представляю. Высот не достиг. Точнее, наоборот: грохнулся чуть ли не на самое дно, — с горечью констатировал я.