Мы, Мигель Мартинес. Испания
Шрифт:
Захожу в комнату, в которой накурено так, что сквозь клубы дыма лица людей рассмотреть можно далеко не всегда. И в этом довольно большом помещении открыта малёхонькая форточка, и всё! Нет, я не противник курения, сам дымлю потихоньку. Правда, как попал в Кольцова, стал курить намного меньше, чем курил сам, да и меньше, чем курил Миша. Почему? Сам не знаю. Не тянет. Только иногда, когда хороший коньяк достану. Ну, кто понял, это шутка речи такая. Мне навстречу сразу же выходит Хосе Диас. Он сейчас один из самых влиятельных людей в компартии. Протягивает руку.
— Мы ждали вас, Мигель.
Пожимаю протянутую руку. В голове мелькают кое-какие данные. Тут у меня прорыв небольшой случился. Началось с того, что я понимал, что Куни и Орнальдо уехали, и мне никто не поможет вспомнить информацию про Орлова. А то всё были у меня какие-то сомнения по поводу товарища Фельдбина. Во и
Вслед за Диасом ко мне подошла и Долорес. Мы поздоровались. Это она организовала моё краткое выступление перед руководством компартии незадолго до начала конференции. Ну а вот и мои главные оппоненты, друзья и идейные соратники раненого при покушении Нани: Хоакин Маурин-и-Хулиа, деятель профсоюзного движения, крайне левый экстремист, близок к крестьянским кругам и постоянно настаивает на решении аграрного вопроса по методу Октябрьской революции: отдать всю землю крестьянам и переделить. Так называемый «чёрный передел»[2]. Второй — Хулиан Гомес Гарсиа, похожий на еврейского учителя испанец, взявший в честь Максима Горького псевдоним Горкин. Он известен, как один из организаторов компартии, работал и в Коминтерне, но как троцкист, был изгнан из организации. Публицист, журналист, писатель. Убежденный противник Сталина. В МОЕЙ реальности они уже откололись от компартии, но тут пока что удалось раскола избежать. Не время сейчас, совсем не время.
Правда, вот и группа поддержки Диаса: Фернандо Клаудин, известный теоретик коммунистического движения, Педро Чека — один из самых молодых членов ЦК КПИ, подающий надежды лидер коммунистов, Хосе Ларраньяга Чарукка — коммунист из басков, вынашивает идею создания компартии страны Басков. А еще вижу Антонио Михе Гарсиа — из Севильи. Не только коммунист, член ЦК, но и влиятельный профсоюзный деятель, возглавляет Всеобщую унитарную конфедерацию Труда — не самый маленькое объединение профсоюзов. Еще один колоритный персонаж Винсенто Урибе Гальдеано, полубаск-полукастилец. Много внимания уделил созданию Народного фронта, имеет в нём авторитет. Ну что же, вижу, что симпатиков линии Сталина тут больше, впрочем, это не самое главное.
— Товарищи, вы знаете, кого я представляю! — начинаю свою небольшую, но очень важную речь. Зал тут же затихает.
— Нами выявлена провокация, которая имела своей целью подрыв всего коммунистического движения в Испании, внесения раскола в его ряды. Для этого были использованы предатели рабочего движения. Нам стали известны организаторы покушения на товарища Нина.
Зал затих, затем поднялся шум, который тут же смолк, как только я продолжил.
— Более того, организатор покушения тут, в Испании, находится в наших руках и дал признательные показания. Этот человек был завербован год назад в Париже белогвардейской разведкой генерала Миллера. Он польстился на большие деньги, которые ему обещали. Но с ним работали через белогвардейцев специалисты совсем другой разведки, намного более богатой и влиятельной. И его гонорары выплачивались исключительно в британских фунтах…
[1] Пассионария — Страстная или цветок страстоцвет, партийная кличка, под которой Долорес стала широко известна в Испании, правда, утвердилась она в сознании народной во время Гражданской войны.
[2] Чёрный не потому что неправедный. А потому что земля чёрного цвета. вот такая двойная символика получилась.
Глава девятнадцатая
Победа в единстве
Глава девятнадцатая
Победа в единстве
Мадрид
февраль 1936 года
Начало февраля получилось у меня более чем насыщенным. Во-первых, занимался коррекцией пиар-компании Народного фронта, победа которого в МОЕЙ реальности не была безоговорочной. Тут на стороне левых сыграла сложность и запутанность избирательной системы, по подсчетам получалось, что за Народный фронт проголосовало чуть больше, чем за Национальный (объединение крайне правых), при том, что еще было определенное число голосов за центристов, которые вообще оказались не при делах. Моя же цель была в том, чтобы левые победили настолько убедительно… вот, даже не могу подобрать точный эпитет насколько. В любом случае, их политический успех должен показаться всем всесокрушающим. И тут мной был вброшен клич: «Победа в единстве!». Красивый лозунг, за которым ничего, фактически, не значилось. Но под этот лозунг удалось добиться не только поддержки со стороны анархистов, но и привлечь активистов анархо-синдикалистских профсоюзов и всех их организаций для работы с населением. При этом особое внимание товарищи, для которых анархия была мамой порядка, сосредоточили на кораблях военно-морского флота. Традиционно (практически в любой стране) именно матросы становились ударной силой анархистов самых разных мастей и направлений. Чем-то им идеи существования вне государственной системы оказались близки по духу. Может быть потому, что в каждом моряке затаился пират. У кого лучше, у кого хуже?
Первого февраля этого года на меня неожиданно вышел «дон Диего», он же Марко Локкерини, человек, возглавляющий аналитическую службу корпорации Ротшильдов. Я рассчитывал, что наша встреча состоится несколько. Сейчас она была, как бы вам сказать, немного не в струю. Но раз мистер Локкерини нашёл всё же возможность перекинуться несколькими словами, то надо ему уделить чуток внимания. Опять не высплюсь! Впрочем, во время всей испанской командировки времени на выспаться у меня не было и дня. Даже, когда очутился под арестом, так и там, суки, спать не давали. И это я при встрече господину Марко обязательно напомню! Я не злопамятный, просто память у меня слишком хорошая.
И в тот же самый день на меня вышел человек от генерала Миллера. И ему надо было уделить внимание. Ливийский проект нельзя оставлять без присмотра. И как впихнуть в этот день невпихуемое? Ответ: никак! Перенёс встречу с эмиссаром белогвардейцев на завтра, пусть не обижается. А мне пора в ресторан Сабрино де Ботин. Как я, наверное, уже упоминал, один из старейших ресторанов Европы. Правда, не так давно хозяева сделали ему небольшой ремонт и чуть подновили интерьер, но дух старины заведение не только не утратило, а напротив, чрезмерно бросалось в глаза. Но опять же, я в ресторанном бизнесе не эксперт, и не самый большой ценитель утонченной роскоши. В мое время была модной песенка французской певицы ЗАЗ (неужели ее творческий псевдоним расшифровывался как Запорожский Авто Завод?) «Je veux» (Я хочу)[1]. Вот где-то такой взгляд и у меня на все эти «роскошные штучки-дрючки». Помню, как выглядел самый первый ее клип на эту песню: девочка в каком-то необъятном вязаном свитере прямо на мостовой вместе с музыкантами, одетыми в обычную одежду поет эту замечательную песню, при этом весь ее вид — я своя, я из самых простых парижан, вот такой эффект имел этот клип. Влюбился с первой ноты, а ведь там еще и весьма оригинальный голос, с легкой хрипотцой, придающий ее песням особый шарм. Извините, отвлекся. На ZAZ позволительно.
В ресторане меня, естественно, страховали. Но Марко приехал один, чем меня и удивил, и обрадовал. И первые слова его были извинением за непродуманную схему общения, которую он выбрал в первый раз.
— Марко, а давайте сыграем в открытую?
— В смысле? — удивился Локкерини.
— Поговорим честно — максимально честно. Это поможет нам найти точки соприкосновения. Я ведь уверен, что вам что-то от меня нужно.
— Вы правы, Мигель. Я, конечно, не удивлён, что вам удалось выяснить кто я и чем занимаюсь. Это верно, у меня есть о чём с вами переговорить.