Мы, Мигель Мартинес. Война
Шрифт:
Москва. Новодевичье кладбище — Кремль.
18 января 1934 года
Восемнадцатого с утра природа решила показать свой свирепый характер. Ударил крепкий мороз, градусник показал минус двадцать два, что даже в эти суровые зимы было чуть перебором. А еще с утра поднялся ветер, пронизывающий насквозь. Сталин накануне отстоял свое в почетном карауле у гроба с телом своего товарища. Сегодня он приехал на кладбище. Его преследовала неотступно мысль, что убийца Лакобы находится тут, на его похоронах. Это был кто-то из ближнего круга. Привычку доверять людям Иосиф Виссарионович потерял давно. Каждое общение, каждое задание, каждый диалог даже с самыми проверенными товарищами был очередным испытанием. Постоянно проверять и не доверять до конца, судить только по делам и поступкам. Конечно, принципы правильные. Но вождь
Похороны получились двойными. Сначала он хотел похоронить Нестора у кремлевской стены, но Сарию… нет, ее нельзя. А он точно знал, что Глухой хотел бы, чтобы их положили рядом. Поэтому Новодевичье. Речь на кладбище он не говорил. Было кому распинаться и без него. Сталин выслушал речи, которые из-за мороза и ветра были скомканными. Даже в эту скорбную церемонию природа вносила свои коррективы. Вот гробы опустили в перемерзшую землю. Суровым ты был человеком, Нестор, в суровое время уходишь. Бросил комок земли. Которая звонко стукнулась о крышку гроба. Почему-то вспомнилось, как они хоронили первых героев революции в ноябре-декабре семнадцатого. Большие митинги, такая же суровая погода, разве что мороз был чуточку меньше или переносился легче. У них тогда была эйфория от того, что получилось взять власть в свои руки. У всех была эйфория. Это потом стало ясно, что всё держится на честном слове, на волоске. Вот и сейчас — накануне большой войны всё держится на честном слове и постоянно преследует чувство, что мы опаздываем. Быстро уехал в Кремль. Он знал, что Кирова на церемонии прощания не будет. Они что-то там нащупали. И Киров координировал работу ведомства — намечалась серьезная операция с прочесыванием нескольких кварталов многоэтажных домов.
Поэтому в Кремль вернулся с надеждой, что что-то сегодня получится узнать. Подумал о том, что судьба очень сложная штука. По данным того же Пятницына получалось, что в его реальности Лакоба был убит, точнее, отравлен. И одна из версий — отравление Берией, накануне они поссорились, а в день смерти Лакоба приходил в гости к матери Берия, которая хотела их помирить. Правда, были и другие версии отравления Нестора, эта стала основной тогда, когда было принято на Лаврентия вешать всех собак — одной больше, одной меньше, какая разница?[2]
Сталин слушал доклад Шапошникова, посвященный Польше и ее вооруженным силам. Получалось, что Варшава очень быстрыми темпами готовится к войне. И ее подогревают, в большей степени из-за океана, но тут и британцы с французами нашли, наконец-то сердечное согласие[3] в польском вопросе. Труднее всего было в том, что надежной разведывательной информации из бывшего княжетва не было. Были люди, которые соглашались работать на разведку СССР, в том числе по идейным соображениям, но их катастрофически не хватало. Приходилось даже сотрудничать с украинскими националистами, которые готовы работать на любого, кто только деньги платит. И тем не менее, расклад стал более-менее понятным. Как только выздоровел Рыдз-Смиглы, все эти планы похода на Берлин остались только в роли отвлекающего манёвра. Полякам разрешили прихватить «только» Восточную Пруссию и Силезию. В любом случае, намерения поляков однозначные: устроить блокаду красной Германии и добиться ее полной капитуляции. А вот этого уже нам допустить было невозможно. Но… поступили сведения из Англии, что там вот-вот додавят французов и те перекроют линии поставок оружия и боеприпасов через Францию. А поляки, захватив Силезию, могут перекрыть ту небольшую логистическую цепочку через Чехословакию,
После Шапошникова в кабинет зашел Молотов — принёс проект Договора о мире и взаимопомощи с Литвой. Сталин его вычитал. Договор был для буржуазного лимитрофа ничем не обязывающим, это СССР гарантировало Каунасу[4] независимость и защиту от вторжения агрессора. Этот вариант договора, в принципе, получил предварительное согласование с нашими соседями и теперь уже готовилась к отправке делегация НКИДа для его подписания. Единственно, что Литва оговорила, так то, что количество дивизий, выделяемых для защиты со стороны СССР не должно превышать трёх. Ну, так можно ввести дивизии двойного или даже тройного состава. Кто нам помешает? Поживём — увидим.
Потом, наконец-то, зашёл Киров. Сталин как раз перестал чаёвничать и пересматривал газеты, в том числе макет нового номера «Правды», где должны были напечатать его письмо к редакции. Но, как только Сергей Миронович вошёл, газеты отложил в сторону.
— Докладывай!
— Как мы и предполагали, враг очень аккуратно стал зачищать следы. Вчера утром в морг были доставлены неопознанные тела трех мужчин, но один из них по описанию был похож на того, кого мы разыскивали, правда, лица разбиты, постарались сделать их не опознаваемыми. На одном из тел была татуировка, которую грубо прижгли, чтобы не разобрать было, что там. Огнем были обработаны руки — чтобы пальчики нельзя было снять. Только сделали это не совсем аккуратно. Наш эксперт зацепил один.
— Что за примета была такая, что смогли заподозрить искомые объекты? — поинтересовался Сталин.
— Очень высокий рост и прихрамывал. Вот, у одного высокого мужчина одна нога длиннее второй оказалась на пять сантиметров. Это натолкнуло эксперта на мысль… А вот личность еще одного удалось установить… и это нас насторожило. Это некто Борис Вениаминович Родос. Дело в том, что он числился внештатным сотрудником НКВД, числился на неплохом счету. А пальчики его у нас потому, что в тридцатом он был обвинен в изнасиловании подчиненной, работал тогда в дирекции заповедника. Его тогда исключили из комсомола и приговорили к шести месяцам заключения. Вот тогда у нас и его отпечатки пальцев и появились. Сегодня установили его личность и теперь отрабатываем связи.
— Значит, подвижки есть?
— Верно, Коба, уверен, продвинемся. И да, в своих людях уверен — никто не проболтается. Предупреждены строго-настрого.
— А что за операцию провели?
— Это задержали всех сотрудников отдела, с которым сотрудничал Родос. Там всё очень плохо. Мы центральный аппарат почистили, а вот с районными пока что беда. Там осталось много сотрудников, которые поставлены при Ягоде и работают старыми методами. Официально — чистка отделения после массовых жалоб трудящихся на злоупотребления.
— И много там злоупотреблений?
— Выше крыши! Будем в отдельное дело выводить.
— Правильно! И массовое освещение в газетах. Назовите их оборотнями. И нещадно судить. Нам необходимо восстановить социалистическую законность. И в первую очередь в тех органах, которые закон охраняют. Что по Берии?
— Проверку закончили. Вот материалы. У него стопроцентное алиби. Никаким боком к этому делу не причастен.
«Ну вот, — подумал вождь, — нашелся человек на место Лакобы».
[1] Костриков — настоящая фамилия Кирова. Одна из версий его убийства — ревность мужчины. С женой которого Киров поддерживал интимные отношения.
[2] В РИ Нестор Апполонович Лакоба умер в 1936 году, одна из версий — отравление Берия, вторая — были заинтересованы силы, которые не хотели отделения Абхазии от Грузии, и включения Абхазии в состав РСФСР, на чем настаивал Лакоба
[3] Антанта в переводе и означает «сердечное согласие».
[4] В это время столицей Литвы был Каунас. Вильнюс стал только в тридцать девятом, когда Польшу дерибанили.
Глава одиннадцатая
На фронте и в тылу