Мы, Мигель Мартинес. Война
Шрифт:
Вместе с Эрнстом я застал Вилли Леова. Друг и ближайший помощник лидера коммунистов обсуждали чисто армейские проблемы, распределяя полученное оружие. Вместе с ними был молодой энергичный статный военный, в котором я узнал Рокоссовского. Оказывается, вместе с караваном в Росток приехала и группа краскомов, среди которых был и Константин Константинович, командовавший до этого кавалерийской дивизией. Именно он должен был возглавить этот передовой отряд интернационалистов, которые будут на практике руководить войсками — среди приехавших ранее военспецов через Чехословакию было больше штабистов и специалистов по логистике, боевой подготовке.
(Константин
— Полковник Макс Качински. — коротко представился будущий маршал. Ну что же псевдоним ему выбрали правильный — с польскими корнями. В Германии было немало выходцев из Польши, многие из которых онемечились и стали вполне немецкими родами. И легкий акцент, да это как раз надо постараться поправить, так вот, этот чуть неправильный говор тут пока в тему.
— Мигель Мартинес. — представился я, впрочем, все участники встречи знали, кто я на самом деле, но конспирация диктует свои правила игры. А мы в стане воюющей страны, точнее, не воюющей, а раздираемой гражданским противостоянием, что еще хуже. Ведь самая отвратительная война именно гражданская, самая жестокая и беспринципная.
— Чем могу помочь? — Тельман постарался сделать вид, что я его не сильно отвлекаю, но я понимал, что в действительности отвлекаю и от именно военных проблем.
— У меня полномочия проконтролировать отправку в СССР оборудования, которое скопилось на складах Ростока. Но, ситуация осложнилась, как я понимаю, наши эсминцы сопроводить корабли не смогут. Испанцев надо срочно отпускать.
— Эти корабли были разгружены в первую очередь. Но тут у нас возникла одна проблема… — подал голос Леов.
— А каковы ваши полномочия? — поинтересовался Рокоссовский.
Предъявляю мандат от товарища Сталина. Фактически — я сейчас руководитель всех советских специалистов в Германии. Рокоссовский читает с интересом.
— Вот как? Хорошо. Мы с камрадами обсуждали проблемы фронта. Сейчас решали, как и чем усилить Любек, туда перебросим практически всё тяжёлое вооружение и артиллерию. Время у нас есть, хотя и не слишком много. Но главная проблема — это ситуация в Ольденбурге.
Я понимающе кивнул головой. Вообще до сих пор не мог понять, каким образом во главе ополченцев Ольденбурга оказался Эрнст Юнгер. Да, писатель, да. военный, причем профессионал, но невысокого ранга. Были у него и теоретические работы в области военного дела, впрочем, не мне давать оценку его творческому пути. При этом всём, Юнгер восхищался Гитлером, с интересом относился к идеям национал-социализма, но нещадно критиковал окружение Адольфа, того же Геббельса. И как он оказался в стане левых, если был правым по своим убеждениям, для меня это оставалось загадкой. Скорее всего, сыграли его связи с Никишем и Хильшером, первый вообще был в правительстве, так что так карта легла.
— Юнгер сразу заявил о своей преданности Веймарской республики и выступил против переворота Гинденбурга. Организовал отряды красной гвардии (то есть ополчение), сумел захватить арсеналы полиции и даже совершил налет на Бремен, правда, закончившийся поражением. Сейчас отряды Южной армии давят по всем направлениям. И надо решить вопрос с их эвакуацией. У него было тринадцать тысяч штыков, плохо вооруженных, но всё-таки сила. Сейчас отступает меньше половины, и нам необходимо найти какой-либо выход, камрад Мигель.
— Как я понимаю, вариантов не так много? — спрашиваю, глядя на Рокоссовского.
— Верно, камрад, я считаю, что необходима эвакуация. Даже если мы перебросим подкрепления, шансов нет. Да и не перебросить тяжелое вооружение — противник патрулирует побережье в этом районе.
— Я так понимаю, что и эвакуация из-за этого под вопросом?
В ответ Рокоссовский пожал плечами.
— Я так понимаю, что вы думаете, как использовать для этого имеющиеся у нас транспорты? И это учитывая риски того, что рейхсмарине может их просто топить… Задачка непростая. А где остановился камрад Кузнецофф? — спрашиваю, понимая, что без Николая Герасимовича эту проблему не решить.
* * *
Аурих
26 декабря 1933 года
Эрнст
Всё-таки удар на Бремен это была неподготовленная авантюра в надежде на группу матросов-анархистов, которые должны были понять восстание в городе, они были отправлены из главной военно-морской базы мятежников в составе отряда морской пехоты, имеющей своим заданием прикрыть город и помочь подавить там республиканские силы. Правда, в термине «мятежники» была некоторая двоякость — Гинденбург как раз объявил мятежниками своих оппонентов. Более того, поговаривали, что вот-вот должна произойти коронация и в стране будет восстановлена монархия. В том, что королем (императором) Германии объявят того же старика президента никто не сомневался. Возвращение Гогенцоллеров никто себе и вообразить не мог, во всяком случае, в этой обстановке. Но эта авантюра дорого обошлась Западной армии, которой и командовал Эрнст. Матросов-анархистов вовремя изолировали, самых активных, не слишком долго размышляя, поставили к стенке, а остальных разбросали в штрафные роты, которые должны были доказать свою верность, идя в штыковые атаки на передовой, под прицелами пулеметов расстрельных команд в тылу. К сожалению, арсеналы флота имели достаточное количество тех же пулеметов, да и пушки были — пусть не в таком большом количестве, но кое-что сняли со старых кораблей, что-то смогли привести в порядок, а еще было припрятано какое-то количество стрелковки. И всем этим снабдили оперативную группу «Ольденбург», которой командовал Ханс Крох — служивший в полиции Бремена он организовал там переворот в пользу Гинденбурга, оказался весьма деятельным командиром и временно стал командующим городским гарнизоном.
Так что колонны красногвардейцев встретила хорошо организованная и предельно мотивированная оборона. Плюс подавляющее преимущество в вооружении. Так что бой был решен за считанные минуты. Отступила в порядке малая часть атакующих. Сводными частями в районе Бремена командовал полковник Фриц Шлиппер. Он организовал наступление, после чего сумел захватить Ольденбург. После этого ситуация на какое-то время стабилизировалась — у Шлиппера просто не хватало войск, чтобы организовать наступление, в боях за город были выбиты все штрафники, а ветеранам катастрофически не хватало вооружения. И только в середине декабря в Ольденбург пришла партия оружия, которая позволила вооружить дополнительные маршевые и ударные роты. Красные удерживали линию Лер-Вестерштеде-Фарель, но, фактически, сосредоточив свои силы именно в этих трёх населённых пунктах. Правда. создать там усиленные узлы обороны так и не смогли — разве что линии окопов отрыли. Сам Юнгер перенес штаб в Аурих, где занимался сколачиванием и экспресс-обучением подкреплений. Опять-таки сказывался жуткий дефицит оружия. Арсеналы полиции — главный его источник уже были опустошены.
— Карл, что у тебя?
Вошедший лейтенант Карл Меерстофель, адъютант Юнгера, ветеран Великой войны вытянулся, стал по стойке «смирно» и доложил:
— Последние новости, камрад командующий.
— И что там? — хороших новостей Эрнст не ожидал. И не-ожидания его подтвердились.
— Романски передает, что его отряды выбили из Вестерштеде. У него большие потери. Отступает. Хотя всё же сумел сохранить относительную боеспособность, на него ударили примерно две тысячи мятежников, и у них были броневики. Удалось в городе эти машины сжечь. Правда, отступить все равно пришлось — силы неравны оказались.
— Карл, бери две роты, которые более-менее готовы и вооружены, на грузовиках двигайтесь вот сюда: этот перекресток к Леру и Ауриху надо удержать.
— Патронов бы побольше.
— Выгребай всё, что есть. И возьмите пару пулеметов, они отремонтированы, в рабочем состоянии. Я сообщу Лейбрихту, чтобы пришёл тебе на помощь. От Лера там недалеко. Действуй!
Карл козырнул и отправился восвояси. К сожалению, это было всё, что имелось у командующего армией (какое ироничное название для его рыхлого соединения!). То, что Карл свой долг исполнит, Эрнст не сомневался, но что делать — не знал. У него и надежных командиров был дефицит, и с оружием было ох как плохо. И то, что пощады им не будет — не сомневался. В гражданской войне милосердием не страдают.