Мы над собой не властны

Томас Мэтью

— Запомни: Рождество надо праздновать как следует, — сказала мама в поезде, когда они возвращались домой. — Всегда. Будь ты хоть при смерти — не имеет значения.

Перед сном мама подоткнула ей одеяло — впервые со времени больницы. Проснувшись посреди ночи и увидев рядом пустую кровать, Эйлин выглянула за дверь. Мама полусидела на диване — голова запрокинута, рот раскрыт. В руке зажат пустой стакан. Эйлин в первую минуту испугалась, что мать умерла. Подойдя поближе, увидела, что грудь поднимается и опускается в такт дыханию. Эйлин постояла, посмотрела на нее, затем осторожно, чтобы не разбудить, забрала пепельницу и стакан, положила в раковину. Взяла

с маминой кровати одеяло и укрыла спящую. Сама спала с открытой дверью, чтобы видеть маму.

По почте пришла посылка на имя Эйлин. В посылке оказался учебник игры на кларнете, а под ним — сам кларнет мистера Кьоу. Текст на официальном бланке сообщал, что мистер Кьоу скончался от рака легких и завещал Эйлин свой инструмент. Несколько дней она брала кларнет на ночь с собой в кровать, потом мама заметила и запретила — сказала, что это вурдалачество какое-то. Эйлин пробовала даже на нем играть, но бросила — инструмент издавал только придушенные хрипы. Она очень хорошо помнила негромкую, берущую за душу мелодию, которая доносилась из-за стенки, когда играл мистер Кьоу. Стоило закрыть глаза и чуть-чуть сосредоточиться — музыка звучала вновь, словно только и ждала, когда ее разбудит умелый музыкант. А Эйлин и пару нот связно сыграть не могла. Она просто вынимала разобранный кларнет и разглядывала, а потом снова убирала в футляр с мягкой розовой подкладкой. Ей довольно было любоваться на кларнет мистера Кьоу — изящно выточенные деревянные части, поблескивающие медные выступы. Приятно было взвесить их в руке или нажимать на клапаны: они легко подавались, а потом упруго возвращались в прежнее положение. Она любила водить по губам мундштуком, иногда крепко прикусывая узкий кончик, которого касались губы мистера Кьоу.

Никто никогда не дарил ей таких чудесных вещей. Во всем доме не было подобной вещи.

Кларнету не место в этой квартире, думала Эйлин. Когда она вырастет — переедет в другой дом, такой красивый, что там и не заметишь кларнета. Мистер Кьоу этого бы хотел. Нужно выйти замуж за такого человека, который сможет ей это дать.

В тринадцать Эйлин начала подрабатывать в прачечной самообслуживания. Получив свою первую зарплату, она долго щупала купюры, зажав между большим и указательным пальцем, а потом разложила перед собой на столе и погрузилась в расчеты. Если откладывать каждый доллар, то к окончанию школы — может быть, даже раньше — она уже не будет зависеть от родителей. Сперва Эйлин обрадовалась, а потом ей стало грустно. Нельзя думать, что родители ей не нужны. Лучше она будет откладывать деньги для них.

Мама пила, как отец никогда в жизни не пил. Словно наверстывала упущенное. Эйлин заранее варила для нее кофе, всегда держала в запасе аспирин и укрывала маму одеялом, когда та засыпала, сидя на диване.

Однажды вечером, войдя в гостиную, Эйлин увидела, что мама клюет носом, борясь со сном, словно стараясь еще на несколько мгновений продлить осознанное удовольствие от выпивки. В такие минуты с ней было легко. Она реагировала на присутствие Эйлин чуть заметным движением век, и в то же время ей уже не хватало сил говорить резкости.

Эйлин присела рядом с ней на диван и почувствовала рукой мокрое. Сперва она подумала, что мама пролила виски из стакана.

Очень долго Эйлин не решалась ее переодеть — вдруг проснется. Но не оставлять же ее сидеть в луже до утра! Кое-как Эйлин стащила с нее мокрую одежду, закутала маму в халат и усадила на сухое место. Дотащить

ее до кровати — задачка потруднее.

Эйлин присела на корточки возле дивана, ухватила мать за плечи и осторожно переместила ее голову к себе на колени, а потом на пол. Затем стащила на пол целиком и подхватила под мышки. Мама что-то пробормотала сквозь сон. До кровати Эйлин ее доволокла, а втащить наверх сил не хватило. Мама сонно ворочалась, устраиваясь на полу.

— Мам, дай я тебя подниму, — говорила Эйлин.

— Я тут посплю.

— На полу нельзя спать!

— А я буду, — промямлила мама.

Когда она сердилась или была пьяна, возвращался ирландский акцент.

— Холодно на полу. Дай я тебя уложу в постель.

— Отстань...

— Не отстану!

В конце концов Эйлин сдалась и прилегла на мамину кровать отдохнуть, а проснулась, когда хлопнула дверь — отец вернулся. Он сегодня работал в баре. Эйлин выглянула на кухню. Отец сидел за столом и пил воду из стакана.

— Уложишь маму? Она на полу заснула.

Отец молча встал. Эйлин вдруг сообразила, что он при ней ни разу не входил в эту комнату, если не считать той ссоры с мистером Кьоу.

В падающем из кухни свете мама была похожа на кучу грязного белья. Отец поднял ее так легко, словно запросто мог сделать это и одной рукой. Стройные ноги и руки бессильно повисли; мама крепко спала. Отец уложил ее в постель и долго стоял над ней. Эйлин слышала, как он прошептал: «Бриджи» — не столько ей, сколько себе самому. Потом укрыл маму одеялом до самого подбородка.

— Ты тоже ложись, — сказал отец, закрывая за собой дверь.

— Представьте себе весь наш район, Вудсайд, поросший лесом, — говорила сестра Мэри-Элис на уроке в восьмом классе. — Давным-давно, мальчики и девочки, здесь было огромное имение — больше сотни акров. Когда-то весь этот район до последнего дюйма принадлежал одной-единственной семье, чья история восходит к первым дням освоения Америки.

Тут сестре пришлось немного помолчать — под окнами школы зафырчал мусоровоз. Свернутая в трубку карта над классной доской слегка покачивалась. Эйлин представила себе, как карта разворачивается и стукает учительницу по голове.

— Внук одного из пуритан — основателей города Кембридж в штате Массачусетс купил большой участок земли и построил ферму неподалеку отсюда.

Сестра прошлась по классу, показывая ученикам книгу, раскрытую на странице с изображением фермы.

— Его наследники перестроили ферму, сделав из нее усадьбу. — Сестра буквально выплюнула это слово. — Из просторного холла усадьбы можно было попасть в парадную гостиную. Имелась и еще одна гостиная, с огромным камином. Большая кухня, медный дверной молоток, снаружи — фруктовый сад.

Сестра перечисляла достоинства дома таким тоном, словно зачитывала обвинения в суде.

— Сменилось несколько поколений, и дом был продан торговцу из Южной Каролины — он вел дела на Манхэттене, а в поместье приезжал на выходные. Во второй половине прошлого века, с развитием железных дорог, некий предприниматель увидел здесь возможность поживы. Он вырубил в поместье лес, осушил болота, наметил улицы, по которым вы ходите сегодня, и разбил всю землю на участки — их получилось около тысячи. Эти участки он распределил по жребию покупателям из среднего класса, продавая в рассрочку — по десять долларов в месяц. Постепенно на участках появились дома. В тысяча восемьсот девяносто пятом году здание усадьбы снесли и на этом месте построили церковь, а позднее — школу, где мы с вами сейчас находимся.