Мы не мафия, мы хуже
Шрифт:
– Да нужна она мне, – отмахнулся сын. – Она же твоя любовь, – рассмеялся он в лицо отцу. – Вообще-то хотел я повидать и ее, и братца ее, но не получилось. С одной стороны, и хорошо, что не встретил. А то после слез маман я бы эту шалаву прибил, наверное.
– Но ты говорил, что Гога ей не брат, а…
– Так оно и есть, – кивнул Антон. – Короче, папаша, ну их на хрен. Были и сплыли. Ты себе еще какую-нибудь шалаву отыщешь. Их сейчас пруд пруди. Хочешь, я тебе поставлять буду? – Он усмехнулся. – Молоденьких и чистеньких. А то ведь сейчас всякой заразы нахвататься можно. Начиная от
– Не верю я про Зою, – пробормотал отец. – Не такая она, как ты говоришь. Она у меня ни разу даже не спросила ничего. Я ее и в ресторан приглашал. Не пошла. А ты говоришь, что она якобы…
– Все, папаша, – кивнул Антон, – забыто. И давай закончим на этом. Но если ты вдруг по новой в какую-нибудь молодуху втрескаешься, о матери не забывай. Если уж приспичит, то не афишируй свою вспыхнувшую любовь. А теперь, – он встал, – мне пора.
Проводив его взглядом, Василий Григорьевич вздохнул. Услышал шум подъехавшей машины и подошел к окну. Увидел, как сын садится в белую «вольво».
– Ну, – Антон взглянул на сидевшего на заднем сиденье Стилиста, – узнал про эту парочку что-нибудь?
– Нет. Их в городе и не знает никто. Хозяйка, у которой они хату снимали, говорит, что платили аккуратно. Она иногда заходила на квартиру. Все было чисто. Соседи не жаловались. Жалеет, что уехали так внезапно.
– А про тебя или Бугра, – немного помолчав, спросил Антон, – никто не спрашивал?
– Не слышал, – усмехнулся Стилист. – По крайней мере меня точно никто не спрашивал.
– Ты не блатуй, – осадил его Антон. – Я уверен, что у них кто-то знакомый в городе есть. И он наверняка начнет про тебя или про Бугра выяснять. Потому что Гога с Зойкой сейчас напуганы и наверняка начнут узнавать, насколько серьезны те, кто присылал парней. Ну и ребятишки у тебя, – усмехнулся он. – Их баба сделала, они и заложили тебя с Бугром. Смехота.
– Бугор с этим козлом разобрался.
– Ты постарайся найти эту парочку, нужны они мне. А о старикашках, которых за квартиры кинули, не выяснял? – В Коврове одного дедка в дом престарелых определили. И в Суздале одну бабулю обули. Правда, все на законном основании. Они сами передали им квартиры. То есть не им самим, а каким-то алкашам, которые потом хаты под офисы продали. Чисто сработано, – усмехнулся Стилиста – Значит, парочка при барышах.
– Слышь, Мустанг, ты мне попонятней разжуй, чем они тебя зацепили? Неужели из-за каких-то бабок, что они себе наварили, ты…
– Счет у меня к ним имеется. Дело не в бабках. Эта сучка чуть маман до инфаркта не довела. Вот я и хочу ей возвышенную любовь устроить. Чтоб папаша въехал, кто она такая на самом деле.
– Понятно.
– В общем, Костя, постарайся их найти. Или хотя бы ее. К тому же она не зря о тебе узнавала. Зойка – еще та сучка, и Гога крученый фрукт. У него в колоде всегда пять тузов. Врага надо знать в лицо. Неужели тебе самому не хочется встретиться с ними?
– Мне все равно, кто и что обо мне узнает. Да и что они мне могут сделать? – Стилист презрительно улыбнулся. – А вот твою просьбу я не пойму, ведь ты, Мустанг, сам можешь эту парочку вычислить и хапнуть. А ты…
– Им обо мне известно.
– Другой разговор. – Стилист улыбнулся. – Теперь и у меня интерес к ним появился.
– Так. – Лубков посмотрел на вошедшего в кабинет парня. – Чем порадуешь?
– Да пока особенно нечем. Но одно знаю точно. – Он, сделав паузу, улыбнулся.
– Слава те Господи, – усмехнулся Григорий Антонович, – хоть что-то знаешь. Ну? Что ты сказать хотел?
– Если ты не перестанешь совать нос в дела Семенова, Пряхина, Васина и Лобова, тебе кое-что отпилят по самое основание. – Парень подошел к столу и, взяв графин, налил воды в стакан. С жадностью выпил.
Пораженный услышанным, Лубков сидел с открытым ртом.
– Надеюсь, я ясно выразился?
– Да ты… – вскакивая, заорал Лубков. – Что ты…
– Осади, – негромко прервал его парень. – Мне велели передать тебе то, что я сказал. Еще раз проявишь интерес к делам тех, кого я перечислил, сдохнешь. Пока. – Он махнул рукой и, поставив стакан, неторопливо вышел.
Лубков упал в кресло. В кабинет, оглядываясь на уходящего, вошла Клавдия.
– Что с тобой? – испуганно спросила она.
– Дай что-нибудь от сердца, – промычал Григорий. Женщина бросилась в приемную. Вернулась быстро, протянула Лубкову таблетку валидола.
– Под язык положи.
Григорий взял таблетку. Закрыл глаза, приложил руку к груди и тяжело вздохнул.
– Предупреждала я тебя, – сказала Клавдия. – Так нет, все по-своему хочешь.
– Хватит тебе, – промычал Лубков. – И так плохо, а тут еще ты стоишь над душой как зубная боль.
– Всегда ты вот так, – обиделась Клавдия. – Я тебе только хорошего желаю.
– Ну с чего бы, – скривился он, – тебе плохого мне желать. Ведь если бы не я, что бы ты сейчас делала? Время пошло такое, что…
– Видать, не так уж тебе и плохо, – поддела она, – коли заново упрекать начал.
– Клавка! – гаркнул Лубков. – Хватит! Принеси мне чего-нибудь покрепче. А это, – он выплюнул таблетку, – себе в рот положи. Может, хоть помолчишь малость.
– Ты сдурел! – всплеснула она руками. – Кто же после валидола…
– Неси, – махнул он рукой. – И вот еще что. Позвони Стилисту. Скажи, что он…
– Костя сейчас с Валеркой Рутиным, – не дала договорить ему она. – А тот, сам знаешь, давно с Семеновым в дружбе. Так что успокойся лучше и не лезь в их дела. А то ведь и убить могут. Видишь, что вышло. Ты платил милиционерам, а они тебя и предупредили. Мол, смотри, Лубков, доинтересуешься.
Григорий выругался.
– Да неси коньяк, твою мать, – треснул он кулаком по столу. – И закусить что-нибудь. И себе рюмку прихвати. Ты баба умная, будем думать, что делать. Надо как-то по-умному им ножку подставить. Не знаю, как и где, но они делают кирпичи, блоки и стены. Единственное, что еще не у них, это раствор. Но и то кто его знает… Так что неси коньяк. Выпимши оно и думается легче, потому как успокаивает. А когда человек нервничает, то ошибается. По горячке можно такого…