Мы оба очень разные
Шрифт:
– А... Знакомая личность. Вы так молоды, а я этого даже не предполагал Ваши фотографии, расклеенные там под Архангельском, все с бородой. Так о чем речь? Почему ты мне, дочка, ничего не рассказала о женихе?
– Он мне не жених. Действительно, сделал мне предложение в поезде, но я ему отказала.
– Я сделал деловое предложение вашей дочери и подсчитал всю его выгоду. Суть такова. Я сдаю компании Баера прииск уникальных изумрудов, а взамен получаю руку вашей дочери. Это обоюдно выгодная сделка, но
Старик изучает мое лицо и молчит. Маша вцепилась в его локтю и с ужасом смотрит на профиль отца.
– Папа, не слушай его. Неужели...
– Маша, почему ты мне ничего не рассказала о своей встрече с молодым человеком.
– Папа, но я ему отказала и думала, что на этом все кончено.
– Нельзя делать, дочка, опрометчивые решения. Надо было все рассказать мне.
– Папа, неужели ты считаешь, что меня можно обменять на месторождение изумрудов? Я была уверена, что ты никогда не согласишься это сделать. Кроме того институт то теперь наш и мы найдем этот место.
– Когда? Через десять лет..., двадцать? Вчера вечером Баеру один тип предложил изумруды на миллион долларов, всего тридцать килограмм. До коле мы будем терять по миллиону долларов в год.
– А вдруг их откроют через год..., в следующем году?
– А вдруг не откроют вообще и Игорь Степанович будет опять получит свою незаконную долю. Нет, дорогая, так дела не решаются. Игорь Степанович, не обижайтесь на мою глупую дочь. Если вы не против, компания обсудит ваше предложение и вскоре даст ответ.
– Но, папа, - чуть не плачет Маша, - о чем ты говоришь. Я же твоя дочь.
– Вот потому, что ты моя дочь, я не хочу допустить позора на свою голову и семью. Игорь Степанович разумный человек и если помимо нас доведет до руководства компании свое предложение, то никто не даст гарантии, что мы вообще будем существовать на этом свете. Пойдем, доченька, ты должна все рассказать господину Баеру. Вы извините, Игорь Степанович, но мы отойдем.
Старик уверенно повел дочь в сторону и они вскоре затерялись в толпе. Заиграла музыка, часть гостей пошли танцевать, а меня кто то ударил по плечу.
– Виктор...
– Игорь, тебя тоже пригласили?
– Как видишь. Я очень рад, что ты здесь. Значит тебе не надо уходить в училище?
– Я посмотрю, где будет лучше предложение. С кем это ты сейчас говорил?
– С директором изумрудного прииска в Полянах и его дочерью.
– Красивая деваха, ноги от шеи, бюст - во, а глазищи... слов нет... синющие фары...
– Вот ей я тогда и предложил руку и сердце.
– Да что ты говоришь? А она?
– Пока дала отрицательный ответа.
– Пойдем в буфет, тяпнем по сто грамм, за наше хорошее будущее.
Вечер продолжается. Мне стало скучно, девицы не очень интересовали, да и как можно было с ними флиртовать, если в институте молодежи почти нет, одно старье. Новая реформа вытолкнула всех молодых людей в другие области выживания. Я вышел из буфета и решил убраться домой. Проходя по почти пустому коридору, у одного окна, завешенного тяжелыми портьерами, увидел знакомую женскую фигуру.
– Мария Кирилловна...
– А... это вы.
– Чего вы здесь делаете?
– Хочу побыть одна, да никак не удается, - я не удаляюсь и мы молчим, вдруг она повернула ко мне свою головку и спросила.
– Зачем вы сказали все моему папе?
– А как по другому я мог поступить?
– Как я вас ненавижу. И зачем только меня подсадили к вам в поезд, не могла, дура, остановиться, вот и попалась в капкан.
– Вы не дура. Умеете поставить человека на место, умеете гибко рассуждать. мне понравились этим сразу же.
– Все умею, а в ловушку все равно попалась.
– Слушайте, чего вы себя здесь накачиваете, давайте я вас отвезу домой, вы там выплачетесь по уши, а утром со свежей головой примете трезвое решение.
– Вы чудовище...
– Так едем или нет?
– Убирайтесь от меня куда хотите. Глаза бы мои вас не видели.
– Хорошо, оставляю вас здесь со своим одиночеством. До свидания, миледи.
В гардеробе одеваю свой плащ и вдруг слышу торопливый стук каблучков сзади.
– Игорь Степанович, я передумала, еду с вами.
– Но ваши глаза не хотят меня видеть.
– Не хотят, но вы со мной поступаете вне всяких правил и это меня начинает бесить.
– Такой вы мне больше нравитесь. Я уже прочувствовал ваш характер в поезде и очень рад, что вы ожили и все повторяется.
Я вижу как сжимаются ее кулачки.
– В поезде я вас треснула один раз по физиономии, как мне это хочется сделать сейчас...
– Вы сделали тогда большую ошибку, просто укрепили мою решимость в отношении вас, ударите еще, я сделаю еще один проступок.
– Это какой?
– Ну, например, поцелую вас. Так, возьму в охапку и поцелую.
– Мерзавец, монстр...
Она в ярости, но ударить меня не решается.
– Так мы будем ругаться или едем.
– Возьмите мой плащ. Номер семнадцать, скажите там..., что номерок потом принесет папа.
К моему удивлению, гардеробщица без претензий, сразу же выдала плащ. Я помог одеть его на Машу.
– Я не хочу домой, - вдруг говорит она, - отвезите меня куда-нибудь.
– Ладно.
На улице темно, многочисленные фонари неровно освещают заваленный листьями асфальт. Молча дошли до Большого проспекта и здесь подвернулось такси. Мы с Машей сели на заднее сидение.