Мы – русские! Суворов
Шрифт:
Во время своего пребывания в Финляндии в 1791 году для укрепления пограничной линии со Швецией граф Суворов беспрестанно занимал войска маневрами. Он приучал солдат к переходам, к нападению и обороне, а офицеров к искусному расположению войск, к военным хитростям и осторожности. Такие учения имели всегда великие последствия. Однажды на маневре случилось следующее: одна колонна была неверно подведена под скрытную батарею и поставлена между двух огней. Между тем резервная колонна стояла спокойно и не шла к ней на помощь. Граф, видя такую оплошность, прискакал к командовавшему подполковнику и закричал: «Чего вы, сударь, ждете? Колонна наша пропадает, а вы не сикурсируете».
Во время славного Рымникского сражения (происходившего 11 сентября 1789 года) принц Кобургский, командовавший союзными нам австрийскими войсками, сказал Суворову: «Видите ли, какое множество турок против нас?» «То и хорошо, – отвечал Суворов. – Чем больше турок, тем больше и замешательства между ними и тем удобнее можно их перебить. Но все же их не столько, чтобы они нам солнце заслонили». Действительно, искусство восторжествовало над числом, и Суворов увенчался славою бессмертною.
Отменное уважение Суворова к достоинствам, военному искусству и храбрости генерала Голенищева-Кутузова известно во всей российской армии. Отряжая его куда-либо с частью войска, граф оставался спокоен: он был уверен, что все будет сделано, что только можно будет сделать. Некогда в приватной беседе зашел разговор о подначальных графу генералах: кто из них умнее и искуснее. Все отдавали это преимущество господину Кутузову. Суворов, вступив в этот разговор, подхватил: «Так, он умен! Очень умен!» Вполголоса: «Его сам Рибас не обманет». Покойный Рибас был также искусный и храбрый генерал, но муж тонкий и весьма хитрый.
Суворов был однажды на балу во дворце. Императрица по обыкновению изволила говорить с ним очень милостиво. Наконец он попросил водки. Императрица рассмеялась и в шутку спросила: не стыдно ли ему, что при прекрасных дамах от него будет пахнуть водкой? «Государыня! – отвечал Суворов. – Тогда они догадаются, что я солдат».
После взятия Милана граф Суворов въезжал в город следующим образом: он приказал своему письмоводителю и другу действительному статскому советнику Фуксу с другим генералом ехать впереди, а сам поехал за ними верхом в одной рубашке, по обыкновению положа шинель свою на шею лошади. «Я у вас буду ординарцем!» – сказал им Суворов. Народ наполнил все улицы и кричал: «Виват, Суворов!»
Но, не думая, что странно одетый старик мог быть великим полководцем, обращал свои восклицания к едущим впереди. Фукс вынужден был снять шляпу и кланяться на обе стороны. На другой день граф Суворов выразил в приказе похвалу Фуксу за то, что тот хорошо умеет раскланиваться.
После взятия Милана Суворову устроили триумф. Он был очень тронут и, взволнованный радостным чувством, умиленно воскликнул: «Бог помог! Слава Богу! Рад… Рад. Молитесь Богу больше».
Когда
Прибыв в Италию, граф сам объезжал рундом. Как-то он наехал на французский объезд. В происшедшей стычке объезд был весь изрублен, кроме двух французов, оставленных живыми. Граф приказал их отпустить и выпроводить, сказав им на французском языке: «Поезжайте, скажите своим, что Суворов прибыл. Вот он! Вот он! Не забудьте же, скажите».
В ту же войну найдена была у австрийского майора Тура переписка с французами, и когда он был приведен к графу, то Суворов, взглянув на него, сказал: «Я не виноват, не виноват! Сам пропал!» – и, не отсылая в Вену для суда, приказал расстрелять предателя из двенадцати ружей.
Как-то взят был в плен молодой, красивый, щеголевато одетый человек, который назывался свойственником нынешнему французскому императору. Граф Суворов, взглянув на него, сказал: «Хорош! Прекрасный молодец, однако… Поди к себе домой и не ходи сюда, не то русские зарежут. С Богом! Да не ворочайся, зарежут. Помни же: ступай, не оглядывайся».
Однажды, в весьма холодную ночь, граф Суворов с Фуксом ехали верхом. Фукс зашел в крестьянскую избу обогреться. Граф поехал дальше. Отъехав несколько, увидел он солдата, стоявшего на часах, и спросил: «Знаешь ли ты, сколько на небе звезд?» «Знаю, – отвечал солдат, – сейчас доложу вашему сиятельству». Потом начал очень тихо считать, глядя на звезды: раз… два… три… и т. д. Когда Суворов был в движении, то холод был ему не так чувствителен, но он очень озяб, стоя на одном месте. Наконец, не вытерпев, спросил про звание солдата, пустился в избу и, едва успев войти, закричал Фуксу: «Скорее такого-то в унтер-офицеры – он богатырь!»
Когда государь император Павел I благоволил надеть на графа большой крест св. Иоанна Иерусалимского, то Суворов сказал: «Господи! Спаси царя!» На это государь возразил: «Тебе спасать царей». «С тобой, государь, возможно», – произнес Суворов.
Когда Суворов перед отъездом в Италию появился в первый раз при дворе, то называл всех окружавших государя красавцами и заметил, что они все похорошели. Один из этих людей спросил у Суворова: для чего он всем одно говорит? Суворов ответил: «Вы красавцы, а я кокетка, смеюсь и не боюсь».
Перед отъездом в Вену граф Александр Васильевич во дворце на балу разговаривал с князем Ауерспергом, бывшим при эрцгерцоге Иосифе, и говорил ему следующее: «Оборонительная война не хороша, наступательная лучше. Французы на ногах, а вы на боку. Они бьют, а вы заряжаете. Взведи курок, прикладывайся, пали, а они rinfreski (по-итальянски: прохладительное. Так Суворов в шутку назвал штыки). Пропорция три против одного. Идите за мной, я вам докажу». После чего повел он князя Ауерсперга самыми скорыми шагами по комнатам, оставил его одного, а сам возвратился в зал.