Мы с тобой. Дневник любви
Шрифт:
Это один из мотивов её бытия.
Л. говорила, что счастливого в любви своей она сделала меня одного.
— А я счастлив, — ответил я, — тем особенно, что ты со мной отдохнёшь.
Вечером ходил с Л. в кино смотреть молодёжную пьесу «Закон жизни», и я понял, что Л. по юношеской чистоте своего понимания любви есть «комсомолка», то есть базис её остаётся таким и на этом основании надстроилось сложнейшее и гениальное здание любви. Отчасти и я тоже такой, мы с ней в этом сошлись.
— Вот увидишь, — сказала она, — нас когда-нибудь поймут и оценят.
Разнос «Моего дома»
Выправляя «Лесную капель», вздумал перечеркнуть один кусочек двумя чёрточками накрест и двумя параллельными. При этом мне чем-то пахнуло знакомым и бесконечно милым. Так часто бывает, но догадаться — чем пахнуло — так и не успеешь: пахнет чем-то милым из детства — и тут же забудется. Но в этот раз из чёрточек накрест и двух параллельных сложился мне змей, как я клеил его, бывало, сам из деревянных планочек и листа белой бумаги. Так вот, милый запах сейчас это был мне запах клейстера из пшеничной муки, каким я обыкновенно тогда клеил змея. И было это тому назад больше полстолетия.
Вот как помнится, вот как влияет на жизнь нашу то, что с нами в детстве бывает! И сама «Лесная капель» — разве не есть это всё пережитое с детства?
Твёрдо решено писать «Школу радости» (Канал) всю зиму до весны с лета 1941 года[45].
Люди не умирают, а присоединяются к действующему прошлому, составляют основание, благодаря которому и заметно движение мира... С 16 января (семь месяцев) я прошёл большой путь, мне было и мучительно, и сладко. Теперь оглядываюсь: далеко-далеко назади осталось прошлое (от слова «прошёл»). Смотрю сейчас на себя и вижу в себе язычника и только теперь понимаю, что это чувство цельного мира и радость от этого есть чисто языческое чувство.
Евгения Ник. Карасёва рассказала нам, что муж её Вас. Серг.[46] догадывался о том, что я несчастлив, но что я умею виду не показывать, и за то он меня уважал (кажется, это был единственный понимавший меня человек). Сила же моя была в том, что я своё горе скрывал сам от себя.
Сколько было друзей, сколько времени было у них всмотреться в мою жизнь, и вот до чего невнимательны люди! За 35 лет один Василий Сергеевич Карасёв понял, что я играю только в счастливого человека. Последняя игра моя была «Домик в Загорске»[47]. Ревность помешала даже и Ляле понять мою горькую игру...
И вот самообман: конечно, временами я и сам верил, что у меня хорошо, и, во всяком случае, не хуже, чем у людей. Это лишало меня зрения на человеческое счастье и отводило глаза на природу, где я находил соответствие тому, чего был лишён. Но тогда почему бы и это отношение к природе — не самообман?
И сама поэзия?
И что же есть не самообман? Л. — не самообман.
Новые лица. С нами Марья Васильевна[48], заместительница Аксюши.
От неопределённого страха молятся Михаилу Архангелу; чтобы вещь нашлась потерянная или человек пришёл из разлучения — Ивану Воину; от избавления от уныния — Пресвятую Богородицу просят. Это всё знает Марья Васильевна и ничего не боится на свете.
Узнав о пропаже фотоаппарата, она помолилась Ивану
...Не ошибиться бы Л., бедной, как ошиблась она в Аксюше!
...Там, где всякий человек ограничивается и является как бы замурованным в иную матерьяльную среду, от которой нельзя спрашивать ничего человеческого, у Л. вовсе нет никакого ограничения. Без всякого эгоистического налёта в человеческой сущности она как бы разреживается и расходится постепенно «на нет»...
Как человека обычного я её знаю только в её ревности, да ещё во второй половине ночи, когда разоспится. Ещё она бывает человеком, когда ссорится с матерью. Но даже и эти мелочи надо принять с оговоркой, что всё это происходит где-то на поверхности.
Единственная женщина, с которой я могу сравнить Л., это Маша (Марья Моревна моего детства).
Больную Л. привёл в лес, расстелил зипун, усадил её и рассказал наконец содержание «Падуна»[49]. Так я, создав из материалов «Падуна» «Неодетую весну», завоевав Л., вернулся к своей теме. Буду Л. посвящать ежедневно в свою работу, и вот увидим, возможно ли при наличии любви её соавторство. Верю, очень верю, что так будет.
Так, беседуя о «Падуне», мы уговорились о том, что искусство есть форма любви и в любви человеку можно и нужно трудиться, что любви человеческой не бывает без труда и страдания. Но форма любви — искусство зависит исключительно от таланта (Дух веет, где хочет). Вот отчего истинное творчество сопровождается чувством свободы и радости.
Л. внезапно выздоровела, и тем открылось, что болезнь её от переутомления в городе: то зарывается в работе, то ленится. Это я знаю: такая работа с перекатами происходит от лени. Но, как бы там ни было, Л. работать может во всех отношениях, и я напрасно боялся.
В этот приезд Л. показала, как она может обойтись без прислуги. Я понял происхождение её комически приказательного тона в отношении нас: это происходит из того, что она больше всех делает и как-то чисто по-матерински печётся о своих. Понял ещё я, что Л. богата душой, что полюбить её и уйти от неё никому невозможно.
Глава 19 Личное и общее
Всякий закон вплоть до законов природы есть сила зла, потому что в существе мира никаких законов нет. Всякий закон при свете родственного внимания исчезает, и на место его появляются скрытые им личности, творящие незаконно-священную жизнь.
Итак, друзья мои, есть жизнь вне законов, и о ней мы будем говорить.
Бог есть Существо лицеродящее и противузаконное.
Вспоминаю весь героический путь Л. при достижении своей любви — всё теперь кажется как путь восхождения на гору. Однако любовь к матери и к А. В. — тоже любовь, но только издали: жизнь вместе с «любимыми» — томление, унижение, скука. Так что повседневная близость — вот корректив любви Напротив, в любви по влечению язвы исчезают незаметно для любящего: когда любишь, то всё хорошо в любимом. Когда же любишь только издали, то язвы вблизи преодолеваются особым самовоспитанием.