Мы – силы
Шрифт:
Ринат вдруг понял, что у него действительно рука непроизвольно к пистолету тянется. Больше того, она уже лежит на рукояти. И вдруг Ринату стало так спокойно и так хорошо от осознания оружия под рукой… Он даже не думал больше ни о Кондрате, ни о холоде, ни о том, что вообще-то пора трогаться скоро. Он достал пистолет и, изучая его красивую форму, мягко большим пальцем снял оружие с предохранителя.
– Дурака не валяй, – продолжая улыбаться, сказал Кондрат. – Я тебе не враг, ты мне не враг. Мы друг друга
Но Ринат не злился. Он поднял голову, оторвал взгляд от оружия и посмотрел с улыбкой на Кондрата. Кондрат, уже старый и матерый, верно истолковал эту улыбку. Но сделать или исправить что-либо было поздно. Три раза в упор выстрелил Ринат в него, разорвав тому живот. И на выстрелы, и на последующий вой Кондрата обернулись все без исключения. А Ринат стоял, не замечая этих взглядов, и наслаждался неудержимым криком боли Кондрата. Дав тому помучиться с минуты три, Ринат выстрелил ему в лицо. Пуля, выбив кровавый всплеск из глаза, вошла в мозг.
Убрав оружие, Ринат повернулся и, не оборачиваясь, направился к пленникам. Оборачиваясь к бойцу из взвода Кондрата, он сказал:
– Из обоза достать одежду. Пуховики и прочее. Выдать женщинам. Да и мужикам выдавайте. Они нам живые нужны. Ясно? Выполнять! А то сейчас, как твой командир, за невыполнение приказа пулю схватишь. Вы у меня научитесь дисциплине! Костры сильнее разжечь. Бегом, вашу мать!
Только через неделю, когда Ринат со своим отрядом пришел на место сбора после «похорон» Романа, Улем спросил у него:
– Ты совсем озверел уже? Мне сказали, что ты там Кондрата расстрелял за невыполнение какой-то ерунды?
– Какого Кондрата? – деланно изумился Ринат.
– Ну того, который вам помогал. Который в городе устраивал диверсии, пока вы под стенами топтались.
– Что, действительно, это он был? А я смотрю, какое-то чмо передо мной пальцы гнет при бойцах простых и меня пытается жизни учить. Я ему раз сказал. Два сказал. Ну не понял, его проблемы. – Ринат пожал плечами, нисколько не смущаясь подозрительного взгляда Улема.
– А чего он выделывался? – спросил Улем. – Что ты такое ему приказал?
– Улем… веришь, нет… не помню уже… – с кристально честным взглядом ответил Ринат. – Кажется, одеть и обуть пленников на переход.
Улем покачал головой и сказал:
– Ну это мне и так сказали. Я думал, ты что добавишь. Ладно, мне уже передали, что вы Ромку похоронили. Чего уж теперь этот Кондрат… Сильно разбился?
– Еле узнали, – кивнул Ринат.
Улем покивал и сказал:
– Вот ведь. Мне удачу приносил, а себе нет…
– Такое всегда… Точнее, так всегда, – непонятно почему сказанул Ринат.
Хозяин посмотрел на него и сказал задумчиво:
– Да уж. По-другому я не видел. Ладно, иди. Отдыхайте. И вечером приходи ко мне. Помянем его.
Ринат, когда вышел от Улема, думал о том, что ведь и у Улема есть армия, но нет никого близкого… Наверное, так и должно быть. Наверное, это НОРМА быть одному. Быть одиноким в этом мире Нового порядка.
Эпилог
1
Майор морской пехоты склонился к доске и прочитал:
– Ханин, Рухлов… Да, точно, это они. Данила, смотри, что тут еще намалевано. Прочитай.
Молодой лейтенант ускоренного выпуска того года тоже склонился к доске и прочитал:
– «Расстреляны. За мужество и храбрость мы отдаем честь салютом. Если бы они были с нами, мы бы завоевали мир».
– Нет, ну вот козлы, – сказал майор. – Бандиты бандитам честь отдают и салюты палят.
Данила ничего не сказал, а майор продолжил, обращаясь к третьему присутствующему:
– Ну что, мичманенок?! Видишь, тебе еще повезло, что ты жив… – Майор посмотрел на заплаканное лицо пленника и отвернулся. – Баба!
Серов плакал навзрыд. Скованными наручниками руками он размазывал по лицу грязь и слезы. Он, может быть, и завыл, но при этих отморозках, морских пехотинцах, он боялся, что его опять изобьют. Лейтенант посмотрел на него и промолчал. Только он отошел от могил, двумя рядами тянущихся вдоль дороги, как мичман подполз на коленях и просто лег всем телом на поваленную майором доску.
На себя ему было плевать. Его обещали расстрелять, но оставили в живых, содрав погоны и отобрав кортик. Пока еще только условно. Но приговор суда будет жесток, и он это знал. «За бандитизм». Никто не хотел разбираться. Все хотели только одного – прийти и покарать разошедшихся бандитов, обнаглевших настолько, что у власти еще и помощи для борьбы с другими бандитами просят.
К могилам подвели несколько грязных жителей, что до этого ожидали в стороне.
– Ну, кто такие? – спросил майор у старшего.
– Я врач, – почти плаксиво сообщил тот. – Я хирург! А это мой сын и его невеста…
– Вы забыли сказать, что вы еще и еврей, – глухо сказал майор, смотря на стоящую перед ним на коленях троицу.
Врач с тоской глядел на начищенные ботинки майора и молчал.
– Я юдофоб, знаете ли… – проговорил майор и добавил: – Вам надо многое мне рассказать, прежде чем я решу, что с вами делать.
Врач кивнул и сказал:
– Я готов…
– Вы были здесь, когда все это произошло? – спросил майор, указывая на развалины города.