My Ultimate Winter Playlist or Let's Do It
Шрифт:
– Сейчас вернусь.
Я, обрадовавшись избавлению от одного блюстителя моды, побежала примерять то, что принес мне магазин насущный. Логика вещей была следующая: пока Камбербэтч болтает по телефону, я трачу в два раза меньше времени на проходы по подиуму с разворотами, ведь остается только Хиддлс, перемеряю половину шмоток, говорю, что ничего не подходит, и бегу в Mango покупать пальтишко, влюбившее меня в себя.
«Но в нем же не видно твоей фигуры», - было главным аргументом против. А то, что оно мне нравится, или то, что оно в меру теплое и не должно облегать
Все же вернемся в настоящее. Времени выиграть не удалось, потому что Хиддлс решил вызвать меня на разговор по душам. Я, все еще стоя в выбранном мною пальто, которое, к слову, мне безумно понравилось, но ровно до того момента, как я увидела его стоимость и поняла, что это не мои командировочные плюс зарплата за месяц. Хоть пока разговариваю с Томом, понежусь в этом совершенстве.
– Ты на меня не обижаешься?
– Что? – я недоуменно уставилась на Тома. – На тебя невозможно дуться дольше трех секунд, чем ты пользуешься с завидным постоянством.
– А чупакабра?
Друг мой, я уже и забыла о том, что просила. Я могу требовать даже мамонта с биозавивкой, но это же не значит, что я поступаю, как злая мачеха из «Двенадцати месяцев», и непременно нужно do or die.
– Не вижу никакой зависимости между мифическими животными и обидчивостью, Хиддлс.
– Значит, это не мстя? А что тогда?
– Эффект бешеной белки, - выдала я до сих пор неслыханный им диагноз. Он посмотрел на меня, как на инопланетянку. – Передоз кофе, - упростила для лучшего мозгосварения я.
– А вы с Бенедиктом до свадьбы будете в разных комнатах спать, блюсти целомудрие или как? – выпалил он.
– Что? – почти крикнула я, но тут же опомнилась и решила вести себя прилично в магазине, где даже дышать для меня сулит кризис бюджета.
– Ну, вы же вместе, - уверенней некуда сказал Том, – а спите отдельно. Я же видел, как вы сегодня обнимались, он так мило дышал в твои волосы, все эти перебранки. Я не дурак и вижу, все признаки на лицо.
– Полегче, доктор Хаус, а то еще какой извращенный диагноз поставишь, - ответила я. – У нас все, как в „Stille Nacht“, то есть «спит в небесной тиши».
– Этот идиот все не знает, как к тебе подступить, *Ну да, ну да особенно не знал, когда сопел мне в спину* - проворчал Том. – Да и ты вся такая независимая и самостоятельная. Хочешь совет *Хочешь, не хочешь, а получишь*, позволь ему купить тебе это пальто. Он почувствует себя уверенней *Ага, купи девушке пальто, почувствуй себя мужиком* и перестанет тупить.
Несмотря на то, что я, еле сдерживая сарказм, выслушивала советы от психотерапевта
– Покрутись-ка, Хеллс, - вернулся мой строгий судья.
Я перевела дыхание, посчитала до десяти и молча прошлась вдоль ряда примерочных.
– Хороша, – восхитился Бенедикт.
– Тебе оно нравится?
– Да, - выпалила я, но вспомнила о главном его недостатке и приутихла.
– В последний раз предлагаю, - начал битву за мою душу Бенедикт, - давай я сделаю тебе подарок.
Борись со своей эмансипацией, подруга, послушай мудрый совет дяди Хиддлстона, сделай приятное Бенедикту и поубавь денег на его счету, раз он так с чувством просит.
– Хорошо, Бенедикт, - сказала я тихо, надеясь, что он мог бы и не расслышать.
– Серьезно?
– спросил приободрившийся мужчина и обнял меня. Впервые вижу, чтобы так весело расставались с деньгами. Я быстро сообразила, что вообще-то обнимать и рассыпаться в благодарностях должна я, поэтому повисла на Бенедикте и расцеловала его. Хиддлс умиленно смотрел на нас, я не упустила возможность в красноречивом жесте, проведя большим пальцем по горлу, объяснить ему, чем обычно заканчиваются плохие шуточки, пока Бенедикт, ошеломленный моим спонтанным проявлением чувств, не размыкал объятий.
***
На следующее утро (а оно опять ненадолго вернулось на круги своя и началось в одиннадцать), когда я спустилась вниз, обнаружила картину «Умирающий лебедь» без музыкального сопровождения Чайковского Петра Ильича. Бенедикт сидел над чашкой кофе и елозил платком по красному уже носу.
– И что ты себе думаешь, затирая до дыр свой несчастный нос?
Ко мне повернулась полная боли и страданий физия. Такое впечатление, что его скосила не простуда, а, как минимум, бремя монаршей короны. Он посмотрел на меня еще более драматично, чем тогда, когда играл Ричарда II и разговаривал с Болингброком.
– Я простыл, мне так плохо, кажется, я умираю. А мне ведь завтра лететь в Штаты, - произнес он предсмертную речь.
– Брось, от насморка еще никто не умирал, - уверила его я. – И, как говорила моя бабушка, он сам пройдет через семь дней, даже если его не лечить.
Бенедикт опять воззрился на меня взглядом великомученика. Да, с утешениями у меня туго, и уж кому, как не ему, об этом знать. *Хеллс, сделай доброе дело, побудь человеком хоть раз в жизни, - уже в который раз за несколько дней взмолился мой внутренний голос* Тебя глючит, друг мой, чужой сигнал словил что ли?
– Но нам-то нужно побыстрее прийти в себя, - продолжила я, - поэтому мы применим экспресс-курс лечения. Завтра будешь огурцом, - пообещала я и пошла на кухню варить суп.
Он так и остался сидеть на диване. «В правой руке тлен, в левой руке боль, мой пиар-менеджер Сартр Жан-Поль», - вспомнила я интернет-мем. *Будь хорошей девочкой, - напомнило мне прописную истину дня мое заботливое подсознание* Я поплелась в комнату, поставила чашку на стол, уложила это несчастье на диван и укутала пледом.