Мы вернемся
Шрифт:
– Ты любишь Оксану?
– Очень! Если со мной что случится, скажешь ей это. А пока ни слова. Никому не проговорись.
Алеша погрозил пальцем.
– Не скажу, не бойся, – заверил Мишутка. – Чесслово!
Солнце выглянуло из-за туч, скользнуло по верхушкам деревьев и снова спряталось.
Ребята дошли до балки и стали спускаться к реке. Нужно было перейти на ту сторону реки, где стеной стоял сосновый бор. Ребята, как завороженные, смотрели на высокие сосны, покрытые снегом, будто пуховой шубой. У реки дорога резко сворачивала вправо и белой лентой вдоль насыпи выходила на широкий мост.
Веселые, бросая друг в друга снежки, они шагали по наезженной дороге. Так вести себя посоветовал Алексей, чтобы не вызывать подозрений. Только спустились к мосту, из-под него выскочили автоматчики, а за ними полицай.
– Куда идете? – спросил полицай.
– В лес, – бойко ответил Мишутка.
– Зачем?
Алеша растерялся, не понимая, что дернуло Мишутку сказать: "В лес", – когда нужно было ответить: "Были у дяди, сейчас домой идем". Он замешкался, обдумывая, как бы выйти из положения, и тут опять его опередил Мишутка.
– За дровами, – сказал он, чем еще больше осложнил задачу Алеши, разрушив по существу легенду. Такую железную легенду!
– На чем же вы их везти будете? – ехидно спросил полицай.
– На себе, – снова первым ответил Мишутка.
– Ври, да знай меру. Без санок, без веревок. Кто вам поверит?
Молчать Алеше было уже нельзя.
– Мы насобираем хвороста, сложим в кучу, а к вечеру приедет дядя на санях и заберет.
– Какого хворосту, когда все замело? Где он, хворост ваш?..
Немцы обыскали Алешу и Мишутку. Нашли только марки.
– Зер гут! – довольно сказал немец, пряча деньги в карман.
– К партизанам идете? – пытал полицай. – Признавайтесь.
– Мы уже сказали, куда и зачем идем, – ответил Алеша.
Тот, кто отобрал у него деньги, видимо, старший, что-то сказал солдатам. Два автоматчика схватили Алешу под руки.
– Буль-буль! – пояснил немец полицаю, показав на Алешу, а затем в сторону реки и изобразив, будто он что-то бросает.
– Понял, – побледнел полицай. – В прорубь, да? В речку, да? Буль-буль-буль?..
Повернул Мишутку в сторону леса, толкнул в спину.
– Беги что есть мочи! – И к немцам: – Совсем киндер, дитя то есть. Пусть дрова собирает. Лес нехоженый, замерзнет.
Солдаты закивали и заржали громко, дружно.
– Шнелль! Шнелль! – закричали они вслед Мишутке.
Алешу поволокли вниз, к реке.
Мишутка бежал изо всех сил. Миновал пригорок. Снежная тропа покатилась вниз, к спасительному лесу. Будто рядом он, а никак не добежишь!..
Тут Мишутку и заметил матрос Потешин, высланный мичманом Вакуленчуком в дозор с другим матросом, – лес тут был редкий, основная группа краснофлотцев залегла подальше от опушки.
– Доложи мичману: Мишутка один! Пусть срочно подтягиваются!
А сам ползком наперерез Мишутке, потерявшему тропу и утопавшему по колени в снегу.
Сделав еще несколько шагов, Мишутка упал. Когда Потешин подполз к нему и прижал к груди, он тяжело дышал, пытался что-то сказать и не мог – занялось дыхание.
– Алешка где? – тревожно спрашивал Потешин.
– Н-немцы… П-поволокли топить… С-спасите! – еле выговорил Мишутка, заикаясь. – Т-там… – показал он в сторону речки, невидную отсюда.
Потешин взял на руки Мишутку, зашагал, пригнувшись, навстречу Вакуленчуку, показавшемуся с матросами из молодого ельника. Мичман заметил их, подбежал, вопросительно взглянул на Потешина.
– Как я понял Мишутку, товарищ мичман, Алешу схватили немцы, повели к речке утопить в проруби. – И пояснил виновато: – От леса-то речка не просматривается.
– За мной! – скомандовал Вакуленчук матросам.
С пригорка увидели, как один из немцев ударил Алешу по голове, сбил с ног. Услышали, как немец кричал, пиная Алешу: "Вохин партизан?!.."
Каждым ударом ноги он все ближе, ближе подталкивал Алешу к проруби.
Увлеченные избиением подростка, немцы не заметили, что на пригорке появились красноармейцы.
– Огонь! – с отчаянием закричал Вакуленчук, но в этот же момент избивавший Алешу немец столкнул его в прорубь, дал по нему очередь из автомата.
Никто не ушел: ни гитлеровцы, ни полицай.
Вакуленчук лег на край проруби, опустил торопливо руку до плеча в ледяную воду, пошарил вокруг подо льдом.
Встал на колени, снял шапку.
Сняли шапки, опустившись на колени, краснофлотцы.
Прозрачная вода затягивалась тонкой ледяной коркой. Чистой, как слеза. Чуть-чуть красной от Алешиной крови…
Мишутку несли все по очереди. Попав к Вакуленчуку, Мишутка спохватился.
– Д-дяденька, м-мичман, а з-задание мы в-в-выполнили. Вот тут все с-спрятано. – И Мишутка похлопал себя по правому плечу.
– Так, значит, не зря погиб Алеша? И ты не зря… – Мичман не договорил. – А ну слезь на минутку.
Вытащил из глубокого кармана матросских брюк что-то, завернутое в тряпицу. Держа на ладони, развернул ее. Сверкнул значок в виде красного знамени. Посредине – Ленин.
– Возьми, Мишутка. Уходя на задание, комсомолец Алеша Горецвит отдал мне на хранение свой комсомольский значок. Храни его. Станешь комсомольцем, носи, береги.
Поцеловал Мишутку.
– Расти настоящим человеком, сынок. Таким, каким был наш Алеша. Доброволец-красноармеец. Разведчик…