Мы все худели понемногу
Шрифт:
Я ничего не ответила, а лишь молча таращилась на восхитительный светильник, выполненный в виде созвездия Большой Медведицы, — ну, того, которое смахивает на гигантский ковш.
— Вы знаете, — продолжала Галя, — я поняла, что материальная обеспеченность совершенно не гарантирует душевного спокойствия.
Конечно, не гарантирует. Однако когда у тебя много денег, как-то не очень ощущается, что не в них счастье.
— Я вижу, вы мне не верите, — заметила мою улыбку Галина. — А ведь я говорю правду.
* * *
Галочка Колыванова была поздним и единственным ребенком в семье физика,
— Ты — моя дочь и должна идти по моим стопам! — кричал отец. — У тебя способности к точным наукам! Я не позволю разменять нашу фамилию на какую-то легкомысленную болтовню!
Но Гале совсем не хотелось заниматься кондовой инженерной физикой. Она начала торговаться с родителями, и астрономия стала своеобразным компромиссом. С одной стороны, это физический факультет, и в учебную программу входят физика с математикой, а с другой — это красиво и романтично. Легко поступив в МГУ, Галя так же без проблем училась там и вышла из стен alma mater с дипломом по специальности «астрономия» в кармане.
Что делать дальше? Где работать астроному? Однокурсники мигом разбежались по разным фирмам: кто программистом, кто системным администратором, кто обычным менеджером. А Галя уже успела втянуться в науку. Ей очень хотелось заниматься внегалактической астрономией: изучать центральные области других галактик. Был у нее и любимый объект исследования — туманность Андромеды. В результате, не поступив в аспирантуру Института астрономии РАН, она устроилась туда лаборанткой, на смешные деньги. Зато вот она, наука: хочешь — читай научные журналы, хочешь — ходи на конференции или просто разговаривай с умными людьми.
Однако долго такой жизни Колыванова не выдержала. Астрономия — это прекрасно, но ведь надо еще что-то кушать. К тому времени Галя вышла замуж за инженера, который тоже получал кот наплакал, зарплата папы-профессора едва достигала двухсот долларов в месяц, мама была на пенсии. В общем, к двадцати пяти годам Колыванова задумалась о презренном металле.
Галина вспомнила, что неплохо владеет английским языком, и решила сделать хобби своей профессией. Сначала Галина письменно переводила различные технические тексты, потом стала работать на «синхроне». В частности, ее стали приглашать для синхронного перевода научных конференций по физике, математике и астрономии. Колыванова была счастлива: и к науке близко, и небольшие денежки капают.
Однажды знакомая попросила Галю составить ей гороскоп.
Галя улыбнулась:
— Ты путаешь две вещи: астрономия — это серьезная наука, а астрология — так, пустая забава вроде гадания на картах или на кофейной гуще. Я училась на астронома.
— Значит, ты не сможешь разобраться в планетах и созвездиях? — разочарованно протянула знакомая.
— Конечно смогу! — взыграла в Колывановой профессиональная гордость. — У меня же университет за плечами!
Галина накупила литературы по астрологии и взялась за ее изучение. Через неделю она составила натальную карту своей приятельницы: гороскоп, построенный на момент ее рождения. Знакомая пришла в такой восторг от точности карты, что принялась рекламировать астролога Колыванову направо и налево. К Галине потянулись клиенты. Сначала это были экзальтированные домохозяйки, потом появились деловые женщины, интересующиеся судьбой своего бизнеса, а за ними стали приходить и мужчины.
Неожиданно для самой Галины астрология ее увлекла. Колыванова придумала себе псевдоним для занятия этой деятельностью: Злата Лунная. Поначалу она отказывалась брать деньги с клиентов, но вскоре, уже не стесняясь, называла таксу. А учитывая, что гороскопы Златы Лунной отличались потрясающей точностью, цена была немаленькая.
Так Галя впервые в своей жизни ощутила, что значит выражение «Денег — куры не клюют». Она даже не могла точно сказать, сколько у нее сбережений. Шкатулка, в которую она складывала плату за гороскопы, постоянно переполнялась. Во всех ее карманах были небрежно рассованы крупные купюры, за каждую из которых Галя раньше работала в институте целый месяц. Галина с мужем купили себе отдельную квартиру, сделали в ней роскошный ремонт, а денежный поток по-прежнему не иссякал.
Колыванова забросила синхронные переводы на конференциях. Да и вообще про свою основную специальность она теперь вспоминала все реже и реже. Зачем нужна наука, если она не приносит доход? Молодая женщина была уверена: деньги — главное в жизни, они дают опору и уверенность в завтрашнем дне.
Но богатство не сделало ее счастливой. Наоборот, всегда сдержанная и корректная, Галя стала раздражительной, по любому пустяку кричала на мужа и устраивала ему истерики. Она чувствовала себя разбитой, у нее появились частые головные боли, бессонница, развилась астма. Галина потеряла звездное небо над головой, а вместе с ним из ее жизни ушло, как оказалось, самое ценное.
Одумавшись, Колыванова стала потихоньку возвращаться в науку. Она ходила на все астрономические «междусобойчики», предлагала свои услуги в качестве бесплатного переводчика и вскоре опять вошла в узкий научный круг. Правда, ни под каким видом Галя не призналась бы коллегам, что занимается составлением гороскопов: те немедленно предали бы ее анафеме...
* * *
— Значит, на том симпозиуме вы тоже переводили? — сделала я вывод.
Мы сидели в удобных креслах с подлокотниками, я пила кофе, а Галина курила тонкую пахучую сигарету. Она раздавила окурок в пепельнице и кивнула:
— Да, очень напряженная была работа. Я потеряла целых четыре килограмма, хотя обычно худею на два.
— Потеряли килограммы? — живо отреагировала я. — Вообще-то эта тема меня тоже интересует, да еще как!
— Ну да, все синхронисты худеют на работе, — охотно объяснила Галя. — Я столкнулась с этим необычным эффектом еще лет пять назад, когда только начинала синхронить. После нескольких дней конференции с меня буквально спадали юбки и брюки. То есть худели не щеки или грудь, как это обычно бывает, когда сходит первый жирок, а именно уходили сантиметры в талии. Потрясающе, как при массаже!
— Вы там что, двигаетесь много? — не могла понять я причину похудения.
Колыванова улыбнулась:
— Да нет, совсем не двигаюсь, только языком работаю. Дело в том, что, как бы легко ни давалась мне моя работа, она все равно ужасно нервная и напряженная. В день синхрона я не ем, потому что после еды ухудшается голос. Да и есть совершенно не хочется: то ли от волнения, то ли от напряжения у меня начисто пропадает аппетит. Ведь постоянно чего-то боишься: неправильно перевести, не расслышать, закашляться... Ну вот, а еще я во время работы пью очень много воды — не меньше трех литров каждый день. И, неловко говорить, — ужасно потею. Это вообще удел всех синхронистов. В конце дня мое белье просто мокрое от пота, я сразу же переодеваюсь в сухое.