Мы все исправим

Annotation

Данная книга посвящена народной борьбе за справедливость против интриг и произвола властей, когда властьимущие закопались в собственных пороках, и не в силах остановить надвигающуюся пропасть. И тогда положение приходится спасать людям из простого народа, не растерявшим совесть и честь. Рабочее название- "Мы все исправим". Пока не дописана и будет правиться и дорабатываться по ходу дела. Если у кого есть вопросы, предложения, советы или что- то иное- прошу в комментарии.

Горохов Владимир Владимирович

Горохов Владимир Владимирович

Мы все исправим

Владимир Горохов

МЫ ВСЕ ИСПРАВИМ

повесть в жанре фентези

...И снова он летел над миром. Над лесами, лугами, облаками. Все осталось внизу, скрыто легким туманом. Он вознесся на высоту, где никто еще не бывал- ни легкая стрекотка, ни могучая птица перун, ни даже огнехвостый снаряд, пущенный рукой великого мастера. Жгучий, беззвучный холод грозил заморозить душу, но отчего-то не мог это сделать. За отвесной гранью громадного, округлого мира, еще укрытого тьмой дальнозвездных просторов, пробились первые лучи далекого нового солнца, и схваченный сумраком мир залился мягким голубым свечением. С укрытого безжизненными ледяными просторами юга, где свет сейчас гостил лишь мгновения дней, Он, как крошечный

камень-обломок погибшей звезды, не снижаясь и не воспаряя выше, пошел на север. Не покидало ощущение, будто Он завис на месте, а это мир прокручивается под ним, но, так лишь казалось непривычному к полету сознанию человека. Под ним проносилось бескрайнее море, цепи незнакомых островов, когда-то извергнутых из-под сизой водной ряби огнедышащими горами. За ним последовали земли более внушительных очертаний, где едва ли кто всерьез плавал, но уж точно жили люди. И скоро показалась легко узнаваемая по не раз виданным многочисленным картам великая Среда, бескрайняя суша, полная гор, рек, озер, облепленная причудливыми хвостами полуостровов и островных цепочек. На крайнем юге лежат сухие, жаркие земли Хороса, где люди вынужденны отдыхать днем и лишь вечером приниматься за дело. Выше- великие луга, называемые каждым народом по-своему, а еще выше- неоглядные земли Тривии, уходящие на север до такого же как на юге, холодного, льдистого моря. Ниже, по левую руку, отделенные грядами Закатных гор, по обоим берегам Разломного залива раскинулись осколки Дейны, тянущейся до самого Закатного Моря- когда-то величайшей страны всей Среды, ныне пребывающей в раздоре и межсобойных войнах. Еще ниже, но ближе к великим лугам и Тривии пребывает в относительном спокойствии признанный путешественниками "земным раем", цветущий Арманн, вдающийся в море одноименным полуостровом. Далеко на востоке, отделенные непроходимыми северными чащами и водами бурных, теплых проливов с юга, таились малоизвестные Восходные земли.

Его снова пронесло над просторами родной Тривии к самой кромке ледового моря, где людей жило мало и почти не было постоянных селений. Он помимо своей воли стал спускаться все ближе к земле. Уже различались холмы, отдельные кривые деревья посреди открытой всем ветрам северной равниной. И снова эти руины. Стоящие на возвышенном скальном месте, они незаносимы снегами и неуязвимы к нередким здесь болотам. Скопление строений великанских размеров, из неровных, будто когда-то потекших и застывших серых камней, таких больших и тяжелых, что о том, какая сила поставила их на свои места, было странно подумать. Как стражи охраняют дворец, эти странные строения без крыш и стен окружают похожий на зрелищный круг или вершину огненной горы невероятных размеров колодец. Вокруг моросил мелкий дождь, но его ровное каменное дно, выложенное, как мостовая великого города, разноцветными камнями, совсем непохожими на кривые валуны оплавленных стен, совершенно чисто и сухо. Такое чувство, что из глубин, залегающих под колодцем, на волю неумолимо рвалась могучая сила, разметывающая по окрестностям все капли и снежинки в многих длинах над землей, и от того вся каменная громада, наверное, с момента строительства не знала упавшего на свои своды дождя или снега. Цветные камни круглой площади сходятся к середине спирально, как в водовороте, а по краям, с пяти концов, где спиральные витки выходят на стены, стоит по большой многоугольной скале, чей камень, в отличии от умостивших площадь, полупрозрачен, но точно такого же цвета. Красный, как застывшее гаснущее пламя, синий, будто кусочек неба, зеленый, и полностью прозрачный, как лучшее стекло. И внутри этих камней, словно насекомые в каменной смоле, застыли странные, неописуемые языком простого смертного устройства из металла и камня, напоминающие одновременно печи, мельничные механизмы и поисковые столы магов. Из этих установок, пробиваясь сквозь кристаллы, выглядывали по одной закрученной игле, смотрящей точно в середину площади, на которой лежал большой, абсолютно черный, но очень блестящий даже в тусклом свете северной равнины кристальный шар величиной в рост человека.

Глава первая. Город мастеров

.

Вставай, Аз,- послышался из дверного проема небольшой комнаты хмурый голос старого мастера Молчана.
– Солнце давно встало, а ты все спишь. Приходил посыльный визора, поручил нам еще один посудный набор, хе-хе... Наверное, старый опять побили...

Он удалился. Видение о полете к загадочной северной громаде как рукой смахнули. Никогда еще не удавалось его досмотреть. Аз, а именно так звали юношу, парящего во сне над родным миром, тряхнул головой, прогоняя сон, и встал. Аз жил во второй верхней комнате двухэтажной мастерской, где нижний ярус был рабочим, выложенным из тесаного камня, а верхний- жилым, бревенчатым. Аз снял с тумбы, стоявшей рядом с кроватью, свою обычную одежду, - светло-серую носку и темно-коричневый прикид, за секунды заученными движениями оделся, обулся в шлепки из плетеной соломы. Эту нехитрую обувь он с детства предпочитал городским сапожкам, которые надевал только для походов к важным людям... Жители Тривии, и мужчины и женщины носили почти одинаковую одежду, которая различалась лишь отделкой да утепленностью в разных землях. Носка- что-то вроде рубахи из тонкой ткани длинной до кончиков опущенных рук, со шнурками на вороте и концах рукавов, а прикид- это перебрасываемая через плечи с равной длинной по оба конца накидка из тонкой шерсти, которая на плечах закрепляется застежками (эти штуки у Аза получались отлично) и подпоясывается каким-нибудь поясом, (Аз предпочитал простейшую веревочку). В итоге получается подпоясанное двуплечное платье длинной до колен. Женские прикиды обычно на ладонь-две длиннее и ярче цветом. В непогоду и зимой одевают длинный рукавный плащ из толстой шерсти с головной нахлобучкой, и круглую узкополую шляпу из соломы, ткани или кожи. Все это может быть отторочено шитым орнаментом, или щедро расписано, или вовсе без причуд. В северных краях шерсти предпочитают мех серой кусаки или рогатого прыгача. Такая штука, как портки, тривийцам известна, но признается предметом недостойным и презираемым, ведь их придумали и носят конеброды с Великих Заярских лугов, которые столетия назад постоянно совершали на Тривию раззорительные набеги в стиле "бей-грабь-беги", пока триста лет назад, знаменитый и почитаемый в народе триумвир Ловидар Первый не изобрел против войск конебродов новый бой с применением подвижных полков тяжелых самострельщиков, и навсегда выгнал их за южные пределы Тривии в Белоярских Увалах, а потом отгородил страну с юга мощным, длинным валом со рвом. Кстати, Азгород построили именно тогда, как город мастеров для снабжения южных войск и поселенцев сложными ремесленными изделиями, чтобы не тащить их из далеких Орма или Милана. Конеброды, которые кроме как разводить скот и грабить больше ничего хорошо делать не умели, быстро отстали от Тривии и принялись заедать Хорос и Арманн, но эти страны, долго не мучаясь, последовали примеру тривийцев... А вот портки с тех пор у этих трех народов в опале... К тому же, в Тривии даже в одиночку предпочитали ездить не верхом, а в легких двухколесных возках, это и удобнее и грузоподъемнее.

Аз встал перед висящим на деревянной стене прямоугольным стеклянным зеркалом, крытым серебрянной пленкой- тоже его изделие, (впрочем, как почти все, чем он пользовался и что не делал его учитель), взял гребень из кости сохача и причесал свои прямые светло-каштановые волосы длинной до плеч с ровной челкой, доходящей почти до глаз. Волосы он носил несколько длиннее, чем было положенно в обществе- он терпеть не мог оставлять шею открытой, а мнение по этому поводу знакомых, уличных зевак, да и вообще, кого угодно, волновали ученика Молчана не больше, чем то, что порой приходится соскребать с обувной подошвы... Внешность у Аза была одновременно интересной и простой. Если у большинства тривийцев- потомков северных светлоцветных племен, пришедших в эти земли около тысячи лет назад и смешавшихся с местными темноокрашенными народами, цвет волос и глаз старался более-менее четко определиться в ту или иную сторону, то Аз имел глаза древесного цвета- обесцвеченные карие. И волосы под стать глазам. Кожа не слишком темная, но и не совсем светлая, он был не высоким- многие женщины были повыше его, уж не говоря о мужчинах, но все ж и не маленьким, не массивным, но и не рохлей, его нельзя было назвать точеным красавчиком, но и ничего уродского в нем тоже не было. как он сам говорил, если было нужно: "если б было соревнование на самого среднего человека, я бы выиграл..."

Что за непонятное имя, спросите? Ну так, нелегко быть единственным сыном деревенского целителя Чудика Странного, который хоть и отлично знает свое дело, но с лихвой оправдывает свое имя. В Тривии детям дают имена не при рождении, а на десятый год, когда становятся понятно, что за человек получится. До этого, если ребенку надо себя назвать, он просто называет своих родителей да число в семье. И когда еще безымянный, но везде сующий свой нос с предсказуемым исходом шкет смешал отцовские зелья так, что едва не спалил дом, восторженный батя воскликнул: "весь в меня! Ну прям как я, только я тогда случайно лишил волос половину людей в селе, в том числе

и себя..." И юный "мастер огня", которого отец без затей хотел назло чресчур "правильным" соседям назвать "Я", получил имя "Аз", что на старом тривийском наречии означает... ага, "я". Дамирья, жена Чудика и мать Аза, женщина веселая и не занудная (иные от Чудика с детства шарахались), сказала что-то вроде "ну, я ничего другого и не ждала", чем окончательно закрепила положение. А через некоторое время, отчасти чтобы занять сына хорошим, серьезным делом, но, скорее всего, чтобы он действительно что-нибудь не спалил, целитель, который, по обычаю, должен сам учить детей продолжать родовое дело, вместо этого направил сына на обучение в ближайший великий город Азгород, к своему знакомому, Молчану. У него еще отец Чудика всегда заказывал склянки для лекарств и разную мелочь из особого оборудования. Так Аз в десять лет стал учеником одного из лучших и самых старых мастеров города, который за свои долгие года научился делать очень много хороших, полезных вещей. И, надо сказать, с учеником мастеру сильно повезло. Аз постепенно возобладал несколькими интересными талантами. За что бы он ни брался, даже если это довольно сложное и опасное дело, как, например, приготовление красок из ядовитых трав или вычурное стеклодуйство, у него все получалось. Не с первого, так с хотя бы с третьего раза. Сельское происхождение, "дурацкое" имя и, гм... врожденные личные особенности не способствовали успешному общению с ровесниками. На одного приятеля всегда находилось десяток тех, кто воротил нос и поливал грязью как за спиной, так и в присутствии. В то же время, это его закалило, сделало невосприимчивым к оскорблениям и колкостям, замкнутым и не стремящимся к общению, спокойным и отрешенным, как он говорил: "я никому не делаю зла, со всеми вежлив, а этого достаточно. Всем подряд мил не будешь. Остальное касается лишь меня, и стелиться под вас, чтобы получить ваше одобрение, я не стану." Такое поведение заставило с презрительным равнодушием относится и к верующим в богов, чьи заповеди никогда ими не выполнялись по доброй воле и взамен выработать свой свод правил, который опирался не на скрижали священных текстов, а на здравый смысл и итоги долгих рассуждений. Аз не боялся послать к чертям правила, когда они претили его сердцу. Он смотрел в корень и не забивал глаза иллюзиями. Отказ от веры, или, как он говорил, "к злыдням веру, меня устроит только знание" только больше оттолкнул от него окружающих. Тихие залы городского книжного дома, где он мог узнать о древних сказаниях, других странах, проделках ловких искателей приключений и научных изысканиях таинственных чародеев были для Аза куда привлекательней городских зрелищ вроде игры в мяч или танцев со знакомыми девицами под творения заезжающих в город музыкантов. Да и делать разные полезные вещи вместе с мудрым мастером Молчаном ему нравилось больше, чем пить пиво, которое он на дух не выносил, или бессмысленно трепаться о проходящем. И, наконец, у него было отличное предчувствие. Он умел душой войти в синхронность с любым действием, будь то наплавка цветным стеклом, где один неправильный штрих испортит весь рисунок, или любительский бой на обычных палках, где пропустишь удар- получишь в нос. Все это послужило толчком к тому, что он все больше отказывался от мирских, привычных для обычного человека вещей, и сосредотачивался лишь на тех делах, что считал важными. Что до мастера, о нем можно было сказать лишь хорошее. Не орал, не бил, придирался только по делу, предпочитал учить не словом, а просто личным примером, Азу оставалось лишь повторять да спрашивать совета при затруднении. Он был уже стар, и на многие вещи, к которым другой бы придрался, смотрел сквозь пальцы. Молчан оправдывал свое имя, никогда не открывая рот по пустякам. Наверное, поэтому ему удавалось хранить дома немало запрещенных книг, многие из которых прямо подрывали значимость светской и духовной власти, и, которые повлияли на Аза соответствующим образом. Ну, а главное, он легко признавал свои ошибки и стремился их исправить, если совершал- качество, которым мог похвастаться не каждый правитель, что там простой смертный.

Закончив утренние сборы, Аз вышел вниз, в мастерскую. Просторный зал, представляющий собой место для самой разнообразной работы. В углу кузнечная печь и наковальня, на другой стороне гончарные круги, дальше- ткацкий стол, стол красок, и еще несколько отделов, везде где можно стоят сундуки и бочонки с сырьем, на стенах висят инструменты. Окна в мастерской небольшие, высокие, такие, чтобы с улицы ничего не было видно, но внутри был хороший свет. Вечером зажигали глиняные масляные светильники, от копоти которых часто приходилось протирать деревянный потолок. Мастер Молчан уже над чем-то работал. Это высокий, гораздо выше "усредненного" Аза, худой старик, носивший белую носку с длинными рукавами и прикид из темно-коричневой шерсти, окаймленный шитым красным орнаментом. Полы прикида доходили до ступней. На ногах- те же шлепки, что и у Аза. Он тоже любил носить их дома, когда никто не видел. Молчан обладал длинной, по низ груди белой бородой и столь же белыми волосами такой же длинны. На голове небольшая шапочка из валяной шерсти. На то, как одеваются старики, в Тривии привыкли не обращать внимания, на этот счет даже была тихая поговорка: "велик пятнистый длинношей, куда идти- ему видней".

Молчан уже работал на гончарном круге, сминая со вчера заготовленный песочно-глиняный раствор.

Помочь?- спросил Аз.

Готовь лучшие краски, рисовать будешь ты. У тебя это выходит лучше. Пусть мои линии точней, но твои живее... Точного рисунка визор Людан не заказывал, сам придумаешь. Но все должно быть не хуже, чем в прошлый раз.

Молчан сказал это без всякого напряжения, а ведь скрутить и обжечь даже изящный посудный набор куда проще, чем хорошо да нескучно его расписать. Но, он знал, кому доверить дело.

Аз достал из ящика стола набор из множества небольших склянок очерненного стекла и ворох маленьких кистей разного размера. Мастер готовил на круге, как понял Аз, набор из тарелок, чашек на шесть человек и большого подноса. И у него уже созрела мысль. Он решил изобразить на каждой тарелке небольшую картинку природы со всех известных земель Среды, и окаймить по краям символическим узором из животных и растений, что обитают в каждой местности. Краски были дорогие, из плавленной смеси руд и растертых камней разного сорта, сочные, яркие, как зеркало отражающие свет, и, вместе с тем, полупрозрачные, создающие перламутровый перелив. Но и писать ими нужно со скоростью ветра, не ошибаясь,- один слой виден под другим, а высыхали они мгнговенно. Аз позволил себе выкинуть из головы все мысли, кроме круглых глинянных холстов пред собою, войти в особое состояние, когда все ярче и яснее, чем всегда, и отправил кисть в ненавязчиво управляемый, свободный полет. За десять лет он дошел до того, что не замечал уже хитроумных движений, что как сама собой выводила рука, казалось, он видет перед глазами, что хочет написать на поверхности, и словно сильнейший из чародеев переводил мысленный образ в явь. Скоро на первой тарелке красовалась заснеженная южная ледяная пустыня, в которой еще никто никогда не бывал, но Аз видел ее с своих снах, а в связи с отсутсвием там живых существ, орнаментом послужили фигурные снежинки, несущиеся в сонме колючих ветров. Молчан, и сам знавший, что такое сложнейшая живопись, ни словом ни жестом старался не отвлечь ученика, и очередную заготовку прибора подавал на стол медленно, плавно и осторожно. Вторую тарелку украсила холодная, промозглая северная равнина, в окаймлении грациозных рогатых прыгачей, белых лисиц и сов, преследующих друг друга среди редких, подернутых инеем кустиков. Третья стала зеркалом величественного северо-тривийского леса с огромными, столетними соснами и елями, кою населяли уже десятки разнообразных зверей, дальше нашла свое отражение полоса, где расположился Азгород и окрестности- редкие дубравы и буки, царствующие на невысоких, вездесущих кряжах этой холмистой местности. Хорьки и ласки соперничали в охоте за полевыми бегунками с совами и орлами. На следующей тарелке раскинулись (если так моджно сказать про небольшой глиняный круг) великие Заярские Луга. Потом последовали выжигаемые солнцем пустыни Хороса, цветущие сады приморского Арманна, высокие горы, преграждающие путь в Восходные Земли, у вершин которых отваживалась виться лишь могучая черная птица-перун, вестник грозы и хаоса. С величайших вершин небо всегда подобно закатному, а редкие звезды видны даже днем. Последними оказались далекие, таинственные Южные Земли, лежащие уже за Средой, отделенные морем. Тут Азу пришлось напрячь все свое воображение и додумать то, чего он еще не видел. Но пестрые, ярко-зеленые леса с забавными прыгурушками и разноцветными птицами получились вполне убедительно.

Уличный шум становился все тише, потихоньку подкрадывался вечер, но Аз этого не замечал. В часы вдохновения он забывал о еде, и к кувшину с водой на столе тянул незанятую руку даже не глядя. Когда оставался один поднос, и стало заметно темнее, он просто захватил с собой все что нужно, и вышел во двор, где нашел пару удобных пней от незапертого дровника, и продолжил. Он сначала хотел изобразить Азгород видом с горки Лихой, что была неподалеку от города, но вспомнил, как во сне пролетал над миром где-то в невообразимой вышине... И через несколько часов, уже при свете нескольких масляных светильников, в окружавшей его тьме, почти такой же, как там, наверху, красовалась подробная, яркая и выразительная карта известного, и местами неизвестного мира, с мелко подписаными значительными городами, обозначенными тысячами условных значков горами, лесами, пустынями... Карта была как живая, словно он пролетал над миром в бесконной летящей повозке и видел все это из небольшого круглого оконца...