Мы жили среди бауле
Шрифт:
— А детский организм значительно более восприимчив к подобным инфекциям, чем взрослый, — объяснил он.
Вот, значит, как. Так что, возможно, вся эта история с трясцой у детей не так уж абсурдна, как кажется?
Глава восьмая
У человекообразных обезьян в заповедной стране
В Северной Америке, там, где всего сто лет назад Виннету и Монтигомо Ястребиный Коготь охотились среди неисчислимых стад бизонов, с появлением белых фермеров заколыхались необозримые пшеничные поля, а сегодня эти пространства во многих местах уже превратились в безжизненные пыльные пустыни: земля лишилась своего спасительного травянистого покрова, и ветер непрестанно выдувает её, унося плодородный слой…
Не исключено, что и Африке тоже предстоит пройти этот путь. Причём скорее, чем мы думаем. Чтобы собрать одну-единственную тонну риса, в тропиках уничтожают от трёх до четырёх гектаров тысячелетнего девственного леса, который никогда не восстановится! Деревья сжигают дотла, землю вспахивают и используют пашню в течение нескольких лет. Но поскольку эту землю никогда ничем не удобряют, она очень скоро вымывается до предела, пашню бросают и принимаются за следующую часть леса…
В некоторых молодых государствах Африки стали задумываться над этой проблемой. Выделяют особые участки земли под национальные парки, чтобы в них сохранить свою уникальную фауну: жирафов, львов, носорогов, зебр. Ведь находится много желающих полюбоваться на это чудо природы.
А в отдельных местах делают даже попытки сохранить весь природный комплекс в его первозданном виде. Там не только запрещён какой бы то ни было отстрел животных, туда вообще закрыт доступ как белым, так и чёрным людям. Так, в 1944 году специальным постановлением был учреждён «Природный резерват гор Нимба» («Reserve naturelle integrate des Monts Nimba»). Расположен он непосредственно вдоль границы первого самостоятельного африканского государства Либерии и охватывает горный кряж, часть которого находится на территории Берега Слоновой Кости, а часть — на территории Гвинеи. Общая площадь резервата составляет 17 тысяч гектаров [22] . Правительство Либерии объявило заповедной и ту часть равнинной территории, которая примыкает к горам со стороны этого государства, — совершенно дикую, ещё никем не исследованную местность. Никому не разрешается посещать этот район. Даже служащим французской администрации доступ в горы Нимба закрыт. Внутри же резервата нет ни поселений, ни даже дорог. В виде особого исключения в эти места иногда допускаются только учёные, естествоиспытатели. Но для этого им необходимо получить специальный пропуск от Института Чёрной Африки (IFAN) в Дакаре.
22
В пределах Берега Слоновой Кости — пять тысяч гектаров.
Будем надеяться, что ЮНЕСКО возьмёт на себя содержание уникального памятника природы, потому что у молодых, недавно ставших самостоятельными, африканских государств, разумеется же, нет необходимых на это средств. Этой международной организации безусловно следует позаботиться о подобном общечеловеческом достоянии так же, как оно заботится об античных памятниках культуры в других странах. Тогда и будущие поколения чёрных и белых людей ещё смогут увидеть сказочную красоту гор Нимба во всём их первозданном великолепии. Правда, только в том случае, если там за это время не найдут золото, алмазы или уран…
В прибрежном городе Абиджане, столице Берега Слоновой Кости, я повстречал месье Ж. Л. Турнье, возглавляющего там филиал Института Чёрной Африки. Он пригласил меня к себе домой поужинать и при мерцающем свете зажжённых свечей восторгался, как вы думаете, чем? Немецким городом Висбаденом. На серванте у него гордо красовалась немецкая пивная кружка и две немецкие курительные трубки, воспоминания многолетней давности об «Allemagne» (Германии). Месье Турнье (который уже. успел за это время прожить около двадцати лет в Индокитае) делал трогательные попытки извлечь из своей памяти полузабытые немецкие фразы, чтобы порадовать меня беседой на моём родном языке. Я понял из его слов, что он провёл свои юные годы (после первой мировой войны) в Германии и с этим временем связаны лучшие воспоминания его жизни.
Между прочим, я заметил, что почти каждый второй француз когда-то уже побывал в Германии: либо в качестве военнопленного или иностранного рабочего во время первой или второй мировой войны, либо с оккупационными войсками после первой или второй мировой войны. Как правило, они хорошо отзывались о стране, хотя, возможно, это объяснялось общеизвестной вежливостью и галантностью французов по отношению к гостям.
От Турнье я и услышал подробнее о недавно основанном резервате в горах Нимба.
— Но это более чем в восьмистах километрах отсюда, а вы ведь направляетесь в Бваке, совсем в другую сторону, — сокрушался он. — Если вы захотите попасть туда через Бваке, то это составит добрых 1200 километров, представляете себе?
Тем не менее я попросил его дать мне на всякий случай разрешение на посещение резервата, и он выписал мне пропуск, который я должен был предъявить там охране. Мне ужасно не терпелось пробраться в эту «запретную страну»!
И действительно, уже несколько недель спустя мы направлялись в сторону заветных горных кряжей, покрывая сотни и сотни километров дорог на чужих грузовиках, среди чёрных попутных пассажиров, преодолевая на своём пути реки и холмы. Справа и слева от нас проплывали назад леса, степи, остроконечные скалы, ландшафты, напоминающие Тюрингию. И каждый раз на наши вопросы мы получали от своих попутчиков примерно такие ответы:
— Нет, тут никто не живёт; тут вообще нет людей; здесь никто ещё никогда не бывал; вряд ли вам удастся у кого-нибудь узнать, что там такое…
Так мы ехали и ехали. Но в один прекрасный день, когда наш грузовик со скоростью курьерского поезда помчался вниз по крутому склону, с тем чтобы с разгону одолеть подъём на противоположной стороне, и когда в самом низу котловины тяжёлый «ситроен» прогромыхал по шатким доскам деревянного мостика, неожиданно раздались аплодисменты. Это хлопали в ладоши чёрные пассажиры, сидящие вместе с нами в кузове. Оказывается, мы только что пересекли границу между Берегом Слоновой Кости и Французской Гвинеей. По-видимому, эти весьма приблизительные границы, установленные при дележе колоний, с течением времени возымели всё же для африканцев определённое значение. Они переезжали (а многие из них, наверное, впервые в своей жизни) в «другую страну», и ощущение у них было наверняка такое же, как бывает у нас, в Европе, когда мы переходим через голландскую или итальянскую границу. Для меня же кругом были всё те же долины и взгорья, те же леса и те же африканцы.
В следующей деревне всех попросили выйти, и чёрные санитары осмотрели каждого пассажира на предмет сонной болезни и проказы.
Вскоре наш грузовик остановился прямо посреди гористой степи, откуда вдалеке виднелся стометровый водопад, падавший с крутого обрыва, но отсюда, издалека, выглядевший словно тоненькая серебряная нить на тёмном фоне гор. Дорога в этом месте разветвлялась на две, и возле развилки одиноко и затерянно стоял щит с неумело нарисованным на нём масляной краской планом местности. Французская надпись гласила:
«Въезд категорически запрещён. Закрытая зона гор Нимба»,
Мы сгрузили свою поклажу, а грузовик поехал дальше. Из всего багажа мы выбрали только свои дорогостоящие фото- и кинопринадлежности и вместе с боем Джо потащились по выжженной солнцем степи, пока наконец не добрались до высокого кирпичного строения, крытого огромной соломенной крышей.
Африканский управляющий, говоривший по-французски, послал нескольких рабочих за нашим багажом, оставшимся прямо возле дороги. Прочтя наш «допуск», он сходил за ключом и отпер двери дома.