Мы живём в замке
Шрифт:
— Спасибо, моя хорошая.
Я вышла из гостиной и отправилась на кухню. Еще утром там было солнечно и радостно, а теперь — мрачно и уныло. Констанция избегала людей столько лет и вдруг ведет себя так, словно и вправду собирается к ним выйти. И речь об этом заходит сегодня уже в третий раз; целых три раза — значит, всерьез! Я не могла дышать, тело будто стянуто проволокой, а голова — огромный шар и вот-вот лопнет; я подскочила к задней двери и высунулась на улицу — глотнуть свежего воздуха. Хотелось побежать: вот добегу до ограды и обратно — и станет легче; но нет — Констанция
— …делать с Мари Клариссой, — говорила Констанция, она улыбнулась, когда я вошла. — Спасибо, дорогая, — она бросила взгляд на молочник и снова на меня. — Спасибо, — повторила она, и я поставила молочник на поднос.
— Понемножку для начала, — сказала Хелен Кларк. — Конечно, все удивятся, будьте уверены, но раз-другой навестить старых друзей можно, да и в город за покупками съездить — уж в городе тебя никто не узнает.
— И ко мне на скромный обед, — с надеждой подсказала миссис Райт.
— Я подумаю, — Констанция засмеялась, точно сама себе удивлялась, а Хелен Кларк довольно кивнула.
— И надо обновить гардероб, — сказала она.
Я вышла из своего угла, взяла у Констанции чашку и отнесла миссис Райт; та приняла чашку дрожащей рукой.
— Благодарю, дорогая. — Чай подрагивал в чашке: немудрено, миссис Райт у нас всего-то второй раз.
— Сахару? — предложила я. Просто не смогла удержаться, да и положено спросить — из вежливости.
— Ах нет, — сказала она. — Нет, спасибо. Не надо сахару.
Ни я, ни Констанция черного не носили, а миссис Райт, очевидно, решила, что к нам подобает ездить в черном: на ней было скромное черное платье и нитка жемчуга. Прошлый раз она, помнится, тоже была в черном — одета всегда со вкусом, но здесь, в маминой гостиной, вкусы иные. Вернувшись к Констанции, я взяла блюдо с ромовыми пирожными и отнесла его миссис Райт; с моей стороны это тоже было дурно — сперва надо предлагать бутерброды, — но мне хотелось досадить ей: нечего приходить в трауре в мамину гостиную.
— Сестра испекла пирожные сегодня утром, — сказала я.
— Благодарю. — Робкой рукой она потянулась к блюду, взяла пирожное и аккуратно положила на край блюдца. Ну хоть плачь, до чего вежлива! И я сказала:
— Возьмите два. Моя сестра изумительно готовит.
— Ах нет, — сказала миссис Райт. — Нет-нет, большое спасибо.
Хелен Кларк один за другим уплетала бутерброды, причем тянулась за ними через чашку Констанции. Нигде больше она не позволит себе такого нахальства — только у нас. Ей наплевать, что думаем мы с Констанцией о ее манерах, она считает, что мы безумно счастливы ее видеть. «Уходи, — мысленно приказала я. — Уходи, уходи». У нее, наверно, для визитов к нам есть особые наряды. Представляю, как она перебирает свои вещи и говорит: «Не стану выбрасывать это платье, в нем можно ездить к дорогой Констанции». Я мысленно принялась облачать Хелен Кларк:
— Да и к себе можешь гостей пригласить, — говорила Констанции Хелен Кларк. — Лишь старых друзей для начала, хотя многие желали бы общаться с тобой; ну, дорогая, — несколько старых друзей, как-нибудь вечерком. Или к обеду? Нет, пожалуй, к обеду для начала не надо. Рановато пока.
— Я и сама… — начала было опять миссис Райт; чашка с чаем и блюдце с пирожным аккуратно стояли на столике подле нее.
— Впрочем, почему бы и не к обеду? — задумалась Хелен Кларк. — В конце концов, надо решиться.
Вот сейчас я тоже скажу. Констанция на меня не смотрит — только на Хелен Кларк.
— Почему бы не пригласить наших добрых селян? — спросила я громко.
— Боже милостивый, Мари Кларисса, — сказала Хелен Кларк. — Ты меня напугала. — Она засмеялась. — Не припомню, чтобы Блеквуды знались с жителями поселка.
— Они нас ненавидят, — сказала я.
— Я их сплетен не слушаю, и ты, надеюсь, тоже. И ты, Мари Кларисса, знаешь не хуже меня, что эту ненависть ты просто придумала; будь сама приветливей — никто и слова дурного про тебя не скажет. Разумеется, когда-то давно, может, и недолюбливали, но ты сделала из мухи слона.
— Люди всегда сплетничают, это в крови, — примиряюще сказала миссис Райт.
— Я всем всегда говорю, что дружу с Блеквудами и ни капельки этого не стыжусь. А тебе, Констанция, надо общаться с людьми своего круга. Они друг о друге не сплетничают.
До чего же они занудные — Констанция, по-моему, изрядно устала. Пускай уходят, а я сяду расчесывать Констанции волосы, и она заснет.
— Дядя Джулиан! — Я услышала тихий шорох кресла-каталки и вскочила открыть дверь.
Хелен Кларк сказала:
— Неужели ты думаешь, что люди побоятся сюда прийти?
Дядя Джулиан остановился на пороге. Ради общества он надел свой самый модный галстук и долго умывался — до румянца на щеках.
— Побоятся? — переспросил он. — Сюда прийти?
Он поклонился: сперва миссис Райт, потом Хелен Кларк.
— Приветствую вас, мадам, — произнес он. — Приветствую вас, мадам. — Он, я знала, не помнил ни единого имени, не помнил даже, видел ли эти лица прежде.
— Вы хорошо выглядите, Джулиан, — сказала Хелен Кларк.
— Побоятся прийти сюда? Прошу прощения, что повторяю ваши слова, мадам, но я потрясен. Обвинение в убийстве с моей племянницы снято. Теперь сюда можно приходить совершенно безбоязненно.
Миссис Райт дернулась было к своей чашке, но потом сложила руки на коленях.
— А угроза, скажу я вам, существует везде, — продолжал дядя Джулиан. — Я имею в виду угрозу отравления. Моя племянница может поведать вам о самых неожиданных опасностях: о садовых цветах, которые страшнее ядовитых змей, о простейших травах, которые полосуют ваши внутренности, словно нож. О, мадам, моя племянница может…